Так было суждено - Неизв.

Месть и злость порой могут приобретать такие масштабы, что при их виде невольно отвисает челюсть, и человек начинает задумываться о том, насколько сильно нужно кого-то ненавидеть, чтобы иметь желание и силы провернуть такое дело. Так было и в случае Киры. Найдя необходимых ей людей и получив кое-какую информацию, девушка недобро усмехнулась и на ее лице заиграла торжествующая улыбка. Пировать, конечно, было еще рано, но нарастающее возбуждение просто поглощало — настолько сильно девушке не терпелось воплотить в жизнь еще один ядовитый план.

Хмуря лоб, Виталик проверял контрольные работы. Когда очередь дошла до тетради Марины, мужчина хотел позлорадствовать и поставить какую-нибудь низкую оценку, но потом понял, что это было бы слишком глупо и по-детски. Скрепя сердце он поставил девушке отлично — правильно решенная контрольная была написана идеальным почерком, придраться к чему-то было попросту невозможно.

— Чертова девка с бензопилой…

В дверь спокойно и уверенно постучались.

— Кого там черт принес? — раздраженно крикнул Виталик.

Мужчина был в самом дрянном расположении духа, поэтому не сдерживал себя в словах.

— Добрый вечер, — Кира тихо прикрыла за собой дверь и приторно улыбнулась преподавателю.

На миг Виталику показалась, что к нему зашла Юля. Сходство силуэта с силуэтом кареглазой было поразительным. Но стоило Кире выйти на свет, как улыбка тотчас же исчезла с лица мужчины, даже не оставив о себе хоть какого-нибудь мало-мальски слабого напоминания.

— Вы что-то хотели? — спокойным голосом спросил преподаватель.

— Да, — ядовито улыбнулась Кира. — Хотела.

Девушка достала из сумки какой-то сверток и бросила на стол преподавателю.

— Что это? — подозрительно спросил Виталик.

— Я думаю, Вам будет любопытно заглянуть туда. И как только Вы это сделаете, я сразу же перейду к цели моего визита.

Хмыкнув, мужчина лениво и чуть раздраженно потянулся за свертком. Развернув его и достав все то, что лежало в нем, Виталик побледнел, а затем резко перевел взгляд на довольно ухмылявшуюся Киру и, сдерживая холодную ярость, ломано спросил:

— Что все это значит?

— Сможешь до завтра приготовить все бумаги? — сползая от усталости под стол, спросила Ира. — Если тебе нетрудно, разумеется… Я надеюсь, ты не хочешь, чтобы твой зам умер смертью глупых, голодных, замерзших и не спавших…

— Хорошо, — бодро отозвалась девушка.

— Спасибо, — грустно ответила из-под стола Ира.

Марина присела на корточки рядом со столом, под которым полуживая сидела голубоглазая. Потрепав девушку по волосам и ободряюще улыбнувшись, светловолосая помогла девушке выбраться из ее домика. Отряхнувшись, Ира благодарно посмотрела на Марину, а затем, взглянув на часы, тихо охнула:

— Ничего себе мы засиделись.

— А что такое? — накидывая на себя кофту, удивленно спросила Марина.

— Да уже половина одиннадцатого! А на завтра еще столько делать надо, что лучше застрелиться сразу же на месте. Задави меня очки, за что! — воздев руки к небу, вернее, к потолку, спросила голубоглазая.

— А разве ты еще ничего не сделала?

— Ни-че-го… — глухо отозвалась Ира. — Совсем ничего не делала…

— Ир, — мягко произнесла Марина, поднося девушке ее ветровку. — Жизнь еще не закончилась. Все еще впереди. И самое главное, знаешь, что?

— Что?

— То, что все в наших руках.

Ира опустила голову и посмотрела на свои ладони.

— Ну, что, пойдем? — Марина уже стояла на пороге кабинета.

— Что бы я без вас делала в этой жизни? — тихо произнесла Ира, слегка улыбнулась и, взяв сумку с ноутбуком, погасила свет и вышла.

— На улице холодно как-то, — кутаясь в ветровку, сурово произнесла Ира. — Вроде и конец апреля, а все равно холодно.

— Хочешь поговорить о погоде? — улыбнулась Марина.

Голубоглазая остановилась посреди улицы. Светловолосая еще прошла пару шагов, пока не заметила, что ее собеседницы уже нет рядом. Удивленно обернувшись, девушка уперла руки в бока и приняла вид а-ля «грозная мамочка». Шмыгнув носом, голубоглазая поправила очки и, не двигаясь с места, тихо, но так, чтобы смогла услышать Марина, спокойным, но как будто отстраненным и неживым голосом произнесла:

— Я в этой жизни прочитала много книг. От поэзии до прозы. От миниатюр до многотомных романов. Там были и любовь, и ненависть, и дружба, и предательство, и ревность, и верность… В общем, чего там только не было. Каждая книга — целый новый мир. Каждый персонаж — тоже целый мир. И, погружаясь с головой в эти миры, я находила ответы на многочисленные вопросы, что-то узнавала для себя заранее, открывала новое, смогла рассмотреть свои собственные ошибки. Я узнала поразительно много. Но одно дело читать о чем-то — неважно, понимаешь ли ты полностью, что чувствует герой или нет, главное, что общее представление ты о чем-то имеешь, — а другое дело попадать в такую же ситуацию. И, знаешь, раньше мне казалось, что так просто забыть какого-то человека или же желать ему счастья, быть верным другом, в то время как его или ее избранник или избранница сейчас рядом с любимым тобой человеком. Понимаешь, все оказалось очень трудно. Трудно простить. Трудно принять. Трудно не ревновать. До боли трудно.

Голубоглазая говорила все это спокойным размеренным голосом, который не дрогнул ни разу. Голубые глаза ни разу не оторвались от серо-зеленых — Ира ни разу не мотнула головой, она вообще не шевелилась. И прежде, чем Марина уже приготовилась что-то сказать, голубоглазая продолжила:

— У нас с тобой совершенно разные ситуации. Но только теперь я понимаю, как долго ты страдала. И не просто понимаю. Я могу это чувствовать. А сейчас, — тут была сделана небольшая пауза, — я не знаю, как пересилить все то, что живет в моей груди, что хочет вырваться на волю, что хочет кричать, бежать, может, даже крушить и ломать. Самое ужасное то, что она рядом. Я вижу ее каждый день. Марина, понимаешь? — все-таки голос предательски дрогнул. — Не только в школе. Я вижу ее во снах. Именно поэтому я бегу от них. Я вижу ее в отражениях каждого предмета… Да что там! Я вижу ее везде, потому что она многогранна. Она сочетает в себе столько благородного, прекрасного, чистого и неоскверненного… Мне даже стыдно допустить хоть малейшую вероятность того, что кто-то до нее дотронется. Она же ангел… А с Яной… — голубоглазая отвела в сторону глаза и посмотрела на парк, который уже постепенно накрывал грязный облаками купол ночи.

Марина с невыразимой грустью смотрела на Иру. Подойдя ближе, она уже подняла руку, чтобы обнять Иру, дабы позволить голубоглазой понять, что она не одна в этом мире, что у нее всегда будет поддержка, что светловолосая ее не бросит, да только Ира резко и предупреждающе подняла руку, этим самым внезапным жестом останавливая светловолосую.

— Пожалуйста, дослушай. Просто дослушай, — так и не повернув головы обратно, твердо, но вместе с тем и просяще произнесла Ира. — Пожалуйста…

— Конечно, — мягко отозвалась Марина.

— Я не прошу для себя ничего. Я не требую ни от кого ничего. Я просто хочу, чтобы она была счастлива. Но это такое колючее и раздирающее желание… Неужели даже от желаний бывает больно? Причем настолько, что кажется, желание реально и осязаемо. Скажи, что это грызет изнутри? Я ведь… Я ведь…

— Тш-ш… — тихо произнесла Марина и теперь позволила рукам притянуть девушку к себе.

Ира не сопротивлялась — скорее, просто доверилась рукам светловолосой. Так они и стояли несколько минут, овеваемые пронизывающим ветром и воспоминаниями о чувствах.

Голубоглазая не плакала. Ни один кристаллик слез не скатился по щеке Иры, не проложил мокрую дорожку последующим слезам. Глаза были сухие, красные и полные боли. Только сейчас, только в эти минуты Ира позволила себе не скрывать того, что было схоронено за выстроенными много времени назад стенками. И Марина прекрасно это понимала. Понимала, как никто другой. Объятия говорят больше, чем слова сожаления, жалости или сочувствия. Тишину нарушало лишь размеренное дыхание, загробный гул ветра и далекий шум прибоя.

— Слышишь? — тихо спросила голубоглазая.

— М? — отозвалась Марина.

— Рядом с нами проходят мгновения. Забавная вещь, которую придумали люди. Одни считают, что время лечит, другие — что учит. Я же вообще не верю во время. Есть только миг. Все, что было до и будет после… Они далеки, хотя находятся рядом. Прошлое уже было. Оно потому и прошлое, что прошло. И больше не вернется. А будущее никогда не наступит. Оно закрыто.

— И зачем я тебе, если ты сама себя реабилитируешь? — произнесла задумчиво Марина и не смогла сдержать улыбки.

— Привыкла все сама, — виновато произнесла девушка. — Прости… Спасибо тебе большое, что выслушала. И прости за то, что тебе пришлось слушать весь мой сопливый бред. Надеюсь, ты не сердишься и все еще согласна приготовить все бумаги.