Что такое буддизм? Как жить по принципам Будды - Стивен Бэчелор

Практика Дхаммы походит на создание коллажа. Вы собираете идеи, образы, откровения, философские мысли, медитативные практики и этические ценности, которые вы находите то тут, то там в буддизме, надежно соединяете их вместе и отправляетесь на плоте по реке своей жизни

Будда умер, измотанный и больной, в компании Ананды и Ануруддхи, своих двоюродных братьев и соплеменников. Они не могли добраться до своей родины, которая лежала более чем в ста двадцати километрах к северо-западу. Скорее всего, умирая, Сиддхаттха Готама еще не знал, какая судьба ждала его соотечественников в руках косальской армии. Но у него хотя бы еще оставалось несколько богатых последователей в городе маллов Кусинаре, где он готовился умереть. Главной среди них должна была быть Маллика, пожилая вдова Бандхулы, военачальника и главного судьи, убитого задолго до этого царем Пасенади. Узнав о смерти Будды, маллы возвратились в саловую рощу, чтобы проявить свое уважение. Они принесли гирлянды и благовония, собрали музыкантов, надели свои лучшие наряды и в течение семи дней танцевали и пели под звуки музыки перед трупом Готамы, который Маллика покрыла свей прекрасной украшенной драгоценными камнями накидкой.

Когда уже должны были зажечь похоронный костер, со стороны Павы в спешке прибыла многочисленная группа монахов. Их возглавлял монах по имени великий Кассапа, который настаивал, чтобы кремация началась только после того, как он проявит последний знак уважения, коснувшись лбом ног Готамы. Кассапа вместе со своими товарищами в течение нескольких дней шел позади умирающего Готамы с его малочисленными спутниками. Весьма вероятно, что они покинули Раджагаху после сезона дождей, как только услышали о тяжелой болезни Готамы в Весали.

Кассапа был брахманом из Магадхи, который стал монахом уже будучи стариком, в последние годы жизни Готамы. Он утверждал, что с Готамой их связывали особые отношения. После их первой встречи под баньяновым деревом на пути в Наланду Готама отдал Кассапе свою «поношенную грубую накидку» в обмен на прекрасное одеяние Кассапы. Кассапа воспринял это как знак передачи власти. После смерти Сарипутты и Моггалльяны он, по-видимому, считал себя достойным претендентом на роль преемника Готамы и руководителя монашеской общины. В традиции дзэн-буддизма его признают «первым патриархом». Как считается, это он улыбнулся, когда Будда поднял цветок, таким образом получив прямую – «от ума к уму» – передачу учения, которая превышает слова и понятия.

Будучи при смерти, Готама сказал Ананде: «Может случиться так, что после моей смерти кто-то из вас подумает: нет у нас больше учителя. Не нужно так думать, Ананда, ибо то, что я преподнес и объяснил вам как Дхамму и практику, будет после моей смерти вашим учителем». Когда Девадатта попытался захватить власть в общине, Готама сказал своему кузену: «Я не попросил бы даже Сарипутту и Моггалльяну возглавить эту общину, не говоря уже о таком подлизе, как ты». Готама не назначил своего преемника. Он предполагал, что после его смерти общиной будет управлять безличный комплекс идей и практик, а не просветленный монах. За основу он взял модель парламентского правления, которое все еще сохранялось в Весали, а не аристократической монархической власти, которая преобладала в Магадхе и Косале.

Присутствие Кассапы на похоронах Будды отмечает начало борьбы за власть. С одной стороны – Кассапа, мистик и отшельник, непреклонный пожилой брахман, твердо держащийся традиционной индийской идеи, изложенной в добуддийских Упанишадах, что духовная власть переходит от гуру к ученику. С другой стороны – Ананда, верный служитель, помощник, посредник между Готамой и миром, защитник женщин, который запомнил все проповеди Будды и «вошел в поток», но еще не освободился от круговорота перерождений. Они воплощают два противоположных образа того, во что могло превратиться наследие Готамы: очередная индийская религия, которой управляют священники, или культура пробуждения, которая могла дать начало новой цивилизации.

Как только пепел и кости Готамы были распределены между его последователями в различных частях Северной Индии (что любопытно, за исключением Саваттхи), монахи согласились на предложение Кассапы созвать собор, чтобы формально засвидетельствовать учение Готамы. Кассапа после уговоров выбрал тех старейшин, которых он считал подходящими для этой задачи. Его список кандидатов не включал Ананду, потому что Ананда был только «учеником», а не «полностью освободившимся». Только под давлением других старейшин он смягчился и позволил Ананде участвовать в соборе. Они решили провести собор в Раджагахе во время следующего сезона дождей. Все согласились с тем, что кроме назначенных Кассапой участников никому больше не разрешается находиться в городе.

Таким образом, они снова отправились на юг, возвращаясь той же дорогой. Двести сорок километров пыльных дорог и река Ганг пролегали между Кусинарой и Раджагахой. Была зима. Они должны были переносить холодные туманы, стелющиеся вдоль земли, которые могли держаться все утро. Уже в третий раз Ананда должен был совершить это утомительное путешествие, всего лишь год назад оставив свою родину. Он отправился с тяжелым сердцем. Человек, который значил для него все, был мертв. И теперь он должен был подчиняться власти этого, почти новичка, Кассапы. Возможно, примерно в это время он составил этот стих:

Старые теперь ушли;

новые – не по душе.

Одиноко птенчику в гнезде,

когда идет дождь.

Он чувствовал себя подобно неоперившемуся птенцу, которого оставили в гнезде, когда тяжелые капли муссонного ливня начали падать на землю. Его мир рухнул. Его выбрали вместе с другими монахами, с которыми у него было мало общего. Как кости и пепел Будды, он стал реликвией. Он был хранилищем информации, которую сопровождали в Раджагаху, чтобы он мог рассказать то, что запомнил.

В определенный момент своего путешествия они добрались до женского монастыря, и монахини пригласили Махакассапу прочесть перед ними проповедь о Дхамме. Кассапа пытался убедить Ананду сделать это за него, но Ананда настаивал, что они хотели услышать именно его, Кассапу. Следующим утром в сопровождении Ананды Кассапа отправился в покои монахинь и «наставлял, увещевал, вдохновлял и радовал» монахинь своим изложением Дхаммы. Уходя, он подслушал монахиню по имени Тисса, которая говорила: «Как может Кассапа даже думать о разговоре касательно Дхаммы в присутствии Ананды? Это все равно, как если бы торговец иглами захотел продать иглу создателю игл!».

Кассапа отвел Ананду в сторонку и повторил ему то, что услышал. «Так что, мой друг Ананада, действительно ли я – торговец иглами, а ты создатель игл, или я – создатель, а ты торговец?». Ананда попытался смягчить ситуацию. «Будь терпелив, Кассапа, – сказал он. – Ты знаешь, какими глупыми могут быть женщины». Реакция Ананды взбесила Кассапу. Ему показалось, что Ананда скорее подтвердил мнение монахини, чем осудил его, то есть стал на ее сторону, а не на его. «Осторожней, Ананда, – сказал он. – Не давай повода общине монахов вновь проверять тебя». Это можно было понять так, что Ананда поддержал монахиню, потому что он, возможно, был в романтических отношениях с нею.

Как только монахи пришли в Раджагаху, Ананда решил прогуляться с некоторыми последователями по району, называвшемуся Южные Холмы. Примерно в то же время по Южным Холмам странствовал монах по имени Пурана. Мы знаем о Пуране только то, что, когда после окончания собора он прибыл в Раджагаху, старейшины предложили ему «подчиниться» их официально принятому изложению учения Готамы. Но Пурана отказался. «Я буду помнить, – сказал он, – только те учения, которые я услышал непосредственно от самого Будды».

Когда Ананда вернулся в Раджагаху, Кассапа позвал его к себе. Кассапа узнал, что, когда Ананда был на Южных Холмах, тридцать младших монахов, сопровождавших его, расстриглись и вернулись к мирской жизни. «Твое окружение распадается, Ананда, – сказал он. – Бегут твои молодые последователи. Но разве мальчик не знает свою меру?»

«Седые волосы растут на моей голове, – парировал Ананда. – Как можешь ты называть меня “мальчиком”?»

Когда монахиня Нанда услышала об этом разговоре, она вступилась за Ананду. «Как, – спрашивала она, – может Кассапа, который прежде был членом другой общины, даже подумать о том, чтобы осуждать Ананду, называя его “мальчиком”?»

Тогда Кассапа вынужден был подробно объясниться. Он рассказал историю о своей встрече с Буддой по пути в Наланду, о том, что Будда похвалил его как выдающегося ученика, а затем отдал ему свою старую, поношенную лоскутную накидку. «Если можно о ком-то сказать, что он порожден Буддой, рожден его словом, рожден Дхаммой, преемник Дхаммы, получатель поношенного пенькового одеяния, – настаивал он, – то по справедливости это буду я… В этой самой жизни я вхожу и пребываю в безупречном освобождении ума. Если кто-то считает, что мое прямое знание может быть скрыто, то это все равно, что думать, будто самца слона можно скрыть пальмовым листом». Вопрос был закрыт. Нанда, монахиня, которой хватило наглости оспорить Кассапу, сняла с себя желтое монашеское одеяние и вернулась к мирской жизни.