Музыка Океании (СИ) - Ледова Полина

Теренея больше не осмелилась возразить. Она стояла и плакала, не столько от боли, сколько от обиды и ужаса.

— В какой момент вы расстались с ними?

— Когда приехали в Термину.

— Почему вы не сообщили о своих подозрениях сотруднику янтарной полиции сразу на станции?

— Я не знала, что это важно.

— Не знали, что важно сообщить о лицах, контактирующих с террористами? — Голос военного затвердел. — Вы знали, что сокрытие преступников — такое же преступление.

— Я не… — Ариадна, кажется, в конец выбилась из сил.

Пауза надулась в комнате, как огромный тяжелый пузырь.

— Вы не знали о законах, которым подчиняется не только Термина, но и вся Ойкумена?

— Мне нужны были деньги на дальнейшую дорогу. Я пришла добровольно, увидев объявление. — Голос Ариадны тоже дрожал, Вестания видела, насколько напугана она. — У меня на руках больной ребёнок, вы же видите. Чем дольше вы продержите нас тут, тем хуже ему будет. — Отчаянье в её голосе сменялось злостью.

— Акрополь в силе позаботиться и о больных детях, и о прочих людях, пришедшим сюда по нужде. — Сказал военный снисходительно. — Мы продолжим нашу беседу наедине. Уведите этих, — военный махнул рукой надзирательнице.

Та немедленно подтолкнула девочек к выходу.

Ни Теренея, ни Вестания не осмеливались больше заговорить. Надзирательница выволокла их за дверь. Вестания видела, как проследила за их перемещением Ариадна, провожая взглядом полным стыда и страха. Это из-за неё! Она сама пришла сюда! Пришла, чтобы сдать нас!

Вестания ненароком вспомнила слова Веспер о том, что не стоит доверять другим странникам. Ариадна — человек, который оказал им поддержку в самом начале их пути, теперь навлёк на них беду. Вестания чувствовала, что её сердце навсегда потеряло веру в хорошее. Что теперь будет?

Они прошли долгую вереницу коридоров уже в другом направлении. Надзирательница привела их к душевым.

— Оставьте форму. — Приказала она холодно, когда сёстры разделись.

Вестания догадалась, что это не принесёт им ничего хорошего.

Они стояли вдвоём под струями горячей воды. Теренея ревела и, бессильная, оседала на пол. Веста не могла найти в себе сил утешить её. Нужно рассказать ей про побег. — Думала Вестания, но теперь слишком боялась открыть рот. Ей казалось, что кто-то подслушивает их даже здесь. Казалось, что все комнаты в Акрополе оснащены жучками.

— Тера… — прошептала Вестания на ухо сестре, даже не пытаясь удерживать слёзы. — Прости… это всё из-за меня…

Как она могла быть настолько глупой и неосторожной?! Они действительно вступили в контакт с Сопротивлением, ходили с Фриксом по поезду, курили в тот дурацком тамбуре. Кто угодно мог сдать их, не только Ариадна. Это я во всём виновата! — Вестании казалось, что хуже, чем сейчас, она себя ещё никогда не ощущала.

После душа надзирательница выдала им новую форму, от которого сердце чуть не встало в груди: на рукавах были чёрные отметки.

Теперь всё закончится, — поняла Вестания.

Никак не прокомментировав произошедшее, надзирательница отвела их двоих назад в их камеру и заперла её на ключ. Как только её шаги стихли в конце коридора, Теренея тихо простонала сквозь непрекращающиеся слёзы:

— Вестания! Что теперь будет?

— Я не знаю, Тера… — честно призналась Вестания. Говорить про побег она боялась. Теперь даже боялась поверить в него. Все надежды разбились сегодня, в комнате для допросов.

Нужно чудо, иначе завтра нас уже не станет.

Они не сомкнули глаз, проплакав до поздней ночи. Как назло, привередливое время Акрополя замедлило свой бег. Каждая минута стала монотонной и долгой, тягуче мучительной. С каждой минутой их конец был всё ближе. Когда ленивое время дотекло до трёх часов ночи, сквозь опухшие от слёз красные глаза, Вестания вдруг увидела что-то странное.

Глава XVI. Бешеный Пес

522–523 день после конца отсчёта

Вечер уже пал на Шумы, когда Аластор добрался до своего старого дома. Машины рычали ещё громче трёхглавого монстра, который теперь бесновался, прыгал из угла в угол, пытаясь порвать старую цепь. После скорби всегда приходит гнев, и теперь глаза Аластора затмевала слепая ярость.

Подражатель. Это было его рук дело, Аластор не сомневался. Более того, он был уверен, что город не догадывался о наличии сразу двух убийц. И уж точно, он не мог оставить улик. Возможно, часть убийств принадлежала не ему, а подражателю. Скорее всего, он не умел заметать свои следы или намеренно оставлял их, чтобы натравить полицию на Аластора.

Он шёл быстрым шагом, лишь слегка припадая на правую ногу и опираясь о трость. Улица была пуста. Аластор очень сильно надеялся избежать ненужных встреч. В таком состоянии, на взводе, полный жажды мести, он не отдавал отчёта своим действиям. Сейчас точно не лучшее время для разговоров с мальчишками, и уж точно было слишком поздно для их игр.

Тем не менее от глаз Аластора не ускользнуло движение во мраке рядом с ним. Тогда он уверенно сошёл с дороги в тёмный провал какого-то старого дома. Руки бывшего наёмника оказались быстрее его мысли. Он прижал преследователя к стене, крепко схватив его за горло, и лишь потом понял, что видит перед собой Лаэртеса, чьи круглые от страха глаза устремились на него. Парень был не просто испуган, он был в ужасе.

Аластор отпустил мальчика, затем нагнулся к нему, к самому уху, чтобы можно было расслышать слова, и спросил, стараясь не кричать, но говорить громче рёва машин:

— Что ты здесь делаешь?

— Извините! Я не хотел, пожалуйста… — начал было он, но Аластор оборвал его, положив руку ему на плечо и слегка сжав его.

— Я ничего тебе не сделаю, — произнёс он спокойнее, что было не так просто, ибо Аластор слишком явно представлял ту возможную картину, что ждёт его в доме. Он готовился к битве. — Не бойся меня. Говори всё, что должен.

Парень потупил глаза, затем опять взглянул на Аластора. Только теперь он заметил, что в них помимо страха крылась скорбь. Что, чёрт побери, происходит? — подумал он. Лаэртес, набравшись смелости, приблизил губы к уху мужчины и заговорил едва слышно, словно опасаясь, что кто-то ещё мог подслушать их разговор.

— После последнего раза, когда вы были здесь, сюда несколько раз приходил человек… мы почти не видели его лица, дело всегда было поздно, но он стал делать здесь разные вещи… разговаривал с кем-то из нас, — глаза мальчика округлились от ужаса, — он расспрашивал про вас. Никто из них ничего не сказал, вы не думайте. Но ему это не понравилось. Потом начали происходить убийства. Я уверен, что это его рук дело! Он убил нашего друга, Кастора… потом его мать тоже погибла, и… потом ещё мой отец…

Аластор взглянул на Лаэртеса. В его глазах стояли слёзы. Мальчик тут же утёр их рукой и снова прижался к уху Аластора. Теперь уже слёзы зазвенели в его голосе.

— Он был сегодня, говорил со мной. Он сказал, чтобы я дождался вас, что вы придёте сегодня. И сказал, что будет ждать вас в вашем доме, внизу… я думаю, он имел в виду подвал. Грозился убить меня, если я этого не сделаю. И ещё мне кажется, многие подумали, что он — это вы.

— Тебе есть куда пойти? — спросил Аластор стальным голосом.

Лаэртес скромно покивал.

— Мама давно умерла, я был ещё маленьким. Я живу у соседей, они хорошие.

— Иди к ним. Всё будет хорошо. Я обещаю, — сказал Аластор парню.

— Кто он, господин? Вы знаете? — спросил мальчик, упорно борясь со слезами.

— Нет. Но узнаю. — Аластор слегка прижал Лаэртеса к груди, приобняв за плечи. — Ты должен простить меня за то, что случилось, — прошептал он ему в самое ухо. — Он пришёл сюда из-за меня.

— Что будет теперь? — спросил он после недолгой паузы, однако эта секундная замешка помогла ему собраться с духом и унять слёзы. Вопрос прозвучал ровно и отважно.

— Смотря что ты чувствуешь, — ответил вдруг Аластор, отпустив мальчика и моментально став очень серьёзным. — Тебе грустно? Страшно?