Музыка Океании (СИ) - Ледова Полина

Он стоял неподвижно спиной к главе «Скиеса», тот молчал, сидя в своём кресле. Гелиос, трехлапый пёс-миллионер, изумлённо поглядывал на бывшего наёмника, не вполне понимая, что будет теперь.

Они ведь стреляют в бешеных собак, верно?

Неужели Гектор считал более правильным застрелить его, нежели позволить самостоятельно распорядиться своей жизнью?

Стреляй уже! Что ты тянешь?! — хотел сказать Аластор вслух, что-то внутри него автоматически отсчитывало пятнадцать секунд, он слишком хорошо представлял себе этот отрезок времени, он чувствовал его, это время всегда было особенным.

— Ты, наверное, ненавидишь меня, Аластор, — заговорил он, наконец. — Думаешь, это я сгубил твою жизнь. Я знаю, что ты считаешь меня чудовищем, намного страшнее любого из вас.

— Потому что так и есть. — Произнёс он, ощущая напряжение, закипающее в комнате. Ему даже казалось, что он чувствует спиной дуло револьвера, что глядит ему в затылок.

— И я не стану этого отрицать. Я выполню твои желания в знак уважения к тебе, последнему из моей тройки золотых монстров.

Значит, он всё же признает нас лучшими, — подумал Аластор не без самодовольства.

— Ты дашь мне уйти? — спросил мужчина, чей голос не мог бы дрогнуть даже в эту секунду. Когда он пришёл в офис этим днём, он уже был морально готов к тому, что выбраться оттуда не получится.

— Ты помнишь лишь самое плохое, что я совершал. Ты забываешь, кому ты обязан жизнью. Ты забываешь, что я прикрывал тебя от совета всё эти годы, а значит, ты давно уже должен был быть мёртв.

— Может, так было бы лучше. И я бы наделал меньше зла. Хватит тянуть, Гектор. Я всю жизнь сижу в западне, что ты построил для меня. Я не могу уехать, потому что твои ищейки выследят меня, я всегда под чьим-то незримым дулом, мне больше нечего делать. Я не могу так больше! Сделай уже так, чтобы это закончилось! — Его голос дрогнул лишь на миг, на самой последней ноте, и Цербер осуждающе зарычал, словно желая укусить его за эту ошибку.

— Ты просил меня об услуге. Я принёс тебе пулю.

Аластор глубоко вздохнул и зажмурился, представляя, как пятнадцать грамм металла врезаются ему в затылок, прошибают кость черепа, стремительно прокладывая себе выход через мозг, сжигая на своей молниеносной скорости все его мысли, затем вылетают через лоб. Он сжался, приготовившись к встрече с ними. Интересно, каково это — умирать? — подумал тот, кто убивал всю свою жизнь.

Ничего не произошло. Гудящая тишина комнаты давила на голову словно затем, чтоб расплющить её. Аластор обернулся, не способный больше терпеть. И тут он остолбенел, отказываясь поверить своим собственным глазам. Глава «Скиеса» стоял, опершись о стол. Он выглядел ещё куда более старым, чем раньше. Пистолета в руках не оказалось, верно, он так и остался на своём месте в шкафчике. Посреди стола, рядом с пепельницей, лежала маленькая серебристая пуля, а под ней — прямоугольный лист плотной бумаги. Аластору не потребовалось много времени, чтобы догадаться о том, что это билет на поезд, только поверить в это он не мог.

— Бери и проваливай отсюда. — Сказал Гектор.

Аластор переводил взгляд с билета на Гектора, упорно ожидая подвоха, но не мог найти его.

— Гектор… — сумел он произнести, но тот остановил его жестом руки. Поднёс палец к уху, затем кратко указал на стену.

Прослушка? В кабинете директора? Или это просто на всякий случай?

— Ты прав, если ты хочешь убить себя, я не сумею тебя остановить. Так что уходи. И я больше не хочу тебя видеть. Никогда.

Аластор подошёл назад к столу, взглянул на пулю и билет под ней. Протянул к ним руку, но побоялся брать сразу, словно они могли быть отравленными.

— Убирайся отсюда, Аластор. — Повторил Гектор серьёзней.

Мужчина кивнул, поднял пулю, сжал между указательным и средним пальцами, потом осторожно и быстро сложил билет и беззвучно погрузил их обоих в карман плаща.

— Прощай, — сказал он боссу.

— Уходи. — Повторил Гектор. — Пока я даю тебе эту возможность.

— Я всё понял, — кивнул он, — спасибо.

Он в последний раз посмотрел на главу «Скиеса», не сводившего с него глаз, затем улыбнулся Гелиосу, пёс сидевший в центре комнаты, кратко махнул ему хвостом и подавленно потупился, пытаясь хоть как-то сообразить, что здесь произошло, и что будет дальше. Он не лаял с тех пор, как погибла Эхо.

Аластор, больше не задерживаясь, вернулся к двери, повернул ручку и переступил порог.

Глава XVII. Ууракулис

338–339 день после конца отсчёта

Вместе с погонщиками они провели ещё три дня пути, прежде чем добрались до Ууракулиса. Старшие мужчины не выказывали особой радости от этой дороги, зато мальчик так и льнул к странным девушкам, пришедшим, казалось, из другого мира. На элла погонщики говорили плохо, но даже те несколько слов, которые им удавалось иногда вспомнить, существенно облегчали общение. В остальных ситуациях выручали жесты и мимика. Психея выглядела так, словно очнулась от долгого сна: она то и дело заговаривала с их провожатыми, повторяла слова на антропе, стараясь вспомнить как можно больше о своей старой жизни, которая почти стёрлась из детской головы.

Ника расспросила Психею о татуировке: кажется, такую носили далеко не все, и она значила что-то важное. Вроде принадлежности к семейному клану или признак более высокого положения. Концепция татуировки была слишком сложной, чтобы кто-то из погонщиков смог хотя бы попытаться объяснить его на языке жестов. Девушки верили, что ответы они найдут, когда доберутся до Ууракулиса.

На поверку погонщики действительно оказались членами одной семьи. Старшего звали Кургун, хоть у него уже был взрослый сын и внук, Ника не могла назвать его старым. На вид Кургуну было лет 40–45, тёмная борода ровным треугольником и удивительные фиолетовые глаза, которыми обладал не только он один, но и всё семейство. В исследованиях разных авторов часто были свидетельства о необычном цвете глаз антропов, и Ника читала об этом ни раз, но увидев глаза воочию всё равно оказалась поражена их красотой. Сын Кургуна, Трамеш — был менее всего настроен на общение с чужеземками. Его длинные волосы были убраны в тонкую косу, которая обычно покоилась на плече спереди. Такие среди антропосов носили лишь истинные воины, не знавшие поражения в бою. Младшего в семье звали Фликшу, он больше всего тянулся к девушкам, так что порой просто сидел и разглядывал одну из них. Фликшу ни слова не понимал на элла, но, часто повторял фразы, звучавшие для него забавно, и потом заливисто смеялся.

Они шли вместе со стадом оленей, и девушки могли наблюдать за тем, как методично и слажено три поколения одной семьи занимаются своим главным делом. Чёрные собаки антропосов совсем не походили на самоедов, которых часто держали на севере. Белые и мохнатые — самоеды отличались очень своенравным и сложным характером. Конечно, они были обучены слушать человека и всячески служить ему, но при этом выбирали себе в хозяева лишь самых твёрдых и властных. Прежде чем самоед станет тебе верным другом, нужно убедить его, что ты сильнее. Маленькие и проворные лайки словно и не представляли своей жизни без людей. Это было заметно особенно по вечерам, когда, уставшие за день работы собаки лежали у костра, выкатив розовые языки и словно влюблённые, заглядывали своим хозяевам в глаза, так и ловя их взгляды. Одного лишь слова хватало, чтобы лайки подползли, тихонько поскуливая, и подставили свои головы с прижатыми ушами под человеческие руки. Собаки относились к людям с каким-то трепетом, при том принимая даже чужестранок. Они явно не видели разницы между антропосами и инландерами. Наблюдать за работой животных было сплошным удовольствием — собаки молниеносно реагировали на малейший крик, свист, команду, но казалось, что они и без подсказок знают, что нужно делать. Лайки то поднимали оленей на ноги, то начинали разбивать группу, если те брали неверный курс, то наоборот сбивали оленей в единое стадо. Заливаясь лаем, они щёлкали зубами у ног оленей, и было видно, что они сами наслаждаются каждой минутой своей работы.