Святой Грааль - Андрей Ветер

— С твоего языка льётся губительный яд ереси! — воскликнул кто-то из-за спины молодого монаха. — Тело человеческое есть скопище скверны!

Ван Хель громко и беззастенчиво рассмеялся. Сидевший возле костра Амрит тоже мерзко захихикал.

— Я лишь рассуждаю, прибегая к логике, — проговорил, отсмеявшись, Хель. — Грех не в том, что ты хочешь женщину, а в том, что ты само совокупление считаешь порочным, нечистым. А это происходит потому, что ты ищешь во всём только мерзость. Некоторые восхищаются человеческим телом, а ты порочишь его, клевещешь на него, потому что презираешь саму жизнь и себя презираешь, братец. Ты выступаешь против того, что сотворено Богом!

Ван Хель жадно всматривался в напряжённые лица служителей церкви. Глаза стоявших перед ним монахов были полны ужаса.

— Зачем же вы живёте, братья? — Хель опять понизил голос. — Зачем вы живёте, если вы не любите жизнь? Может, мне помочь вам избавиться от её греховной тяжести? Я могу сделать это прямо сейчас!

Он шагнул к ним. В свете затухавшего костра вспыхнуло лезвие остро отточенного меча, и острие, тонко разрезав воздух, застыло возле горла молодого монаха.

— Или ты ещё не готов умереть?

Тот громко сглотнул и закрыл глаза.

— Вы говорите, что голодны, так я могу напоить вас вашей кровью, — продолжал горячиться Хель. — Вы насытитесь сполна.

— Довольно, Хель, — вдруг проговорил крестьянин. — Что это на тебя нашло?

Ван Хель покосился на него, всё ещё продолжая держать меч возле горла молодого монаха. Так он простоял несколько секунд, затем опустил руку.

— Убирайтесь, пока я не выпустил вам кишки!

Монахи закивали, попятились…

Но в следующее мгновение откуда-то из-под ряс они выхватили ножи и бросились на Ван Хеля. Амрит успел выставить перед собой вилы и насадил на них молодого монаха. До конца схватки он так и не смог выдернуть вилы из подрагивавшего тела. Хель, не отступая ни на шаг, отражал удары нападавших, вращаясь на месте, уворачиваясь, припадая к самой земле и высоко подпрыгивая. Хороший конюх не успел бы оседлать лошадь, а схватка уже закончилась.

— И что это было? — спросил Амрит, разглядывая окровавленные трупы монахов. — Видишь, до чего ты довёл их своими разговорами.

— Не в разговорах дело, — парировал Хель.

— А в чём же?

— Это Псы!

Ван Хель наклонился над ближайшим мертвецом и вздёрнул широкий рукав рясы. На пальце убитого серебрился перстень с четырьмя лепестками. На руках других монахов виднелась татуировка с тем же узором.

— Узнаёшь этот перстень, Амрит? Псы Тайной Коллегии, — сказал Ван Хель. — Интересно, кого из нас они вычислили? Тебя или меня?

— Так или иначе, нам надо разойтись. Когда мы вдвоём, им легче определить, где мы находимся. — Нарушитель ещё раз внимательно осмотрел трупы. — Да, не каждый выбирает работу себе по вкусу. Рабы… Все вокруг рабы…

Он похлопал Ван Хеля по плечу и неторопливо побрёл в темноту. День совсем угас.

— Амрит, разве ты не пойдёшь с крестоносцами?! — крикнул вдогонку Хель.

— Пойду, конечно, пойду. Когда пространство насыщено смертью, следы запутывать гораздо легче, — отозвался Нарушитель и растаял во мраке.

Рыцари наступали шумно. Лязг тяжёлых доспехов и топот тысяч боевых коней заглушал человеческие голоса. Хлопавшие на порывистом ветру знамёна напоминали шум океанских волн. Звук продвигавшейся армии разносился далеко по округе. По широкой дороге тянулись колонны всадников и пеших воинов, в крытых кибитках сидели купцы, женщины и странствующие музыканты.

Перебравшись через перевал, Ван Хель остановился, оглядывая открывшуюся перед ним зелёную долину. В воздухе висела густая пыль, из-за чего дышалось тяжело. Хель облизал пересохшие губы.

По правую руку от дороги виднелся крестьянский дом с повалившимся забором. Земля вокруг была вытоптана, хозяйство казалось разорённым, но какие-то признаки жизни всё-таки угадывались. Ван Хель уверенно приблизился к дому и осмотрел унылый двор. Возле двери стояло ведро, на дне которого виднелась вода. Хель опустился на корточки и погрузил руку в воду. Посидев в этом положении некоторое время, он смотрел на дорогу, по которой двигались нескончаемым потоком вооружённые люди. Затем он зачерпнул воду, поднёс ладонь ко рту и смочил губы. Вода отдавала тиной. Он опять зачерпнул и теперь сделал небольшой глоток. Истосковавшийся по влаге организм отозвался пробежавшим по телу огнём. Ван Хель неторопливо глотнул ещё, вслушиваясь в свои ощущения… Какая-то необъяснимая тревожная тень коснулась сердца.

Он оглядел двор, прислушался. Шум тысяч ног заглушал все тихие звуки, но Хель всё-таки уловил ухом что-то на заднем дворе. Выпрямившись, он поправил висевшую за спиной вещевую сумку и осторожно обошёл крестьянскую хижину.

Возле покосившегося стола стояла сутулая женщина и разделывала, судя по запаху, рыбу. В её движениях чувствовалась неодолимая усталость. Некоторое время женщина не замечала присутствия Хеля и продолжала заниматься рыбой, вяло отмахиваясь от назойливых мух, жужжавших вокруг неё.

Он нахмурился… Веки опустились на несколько секунд, освобождая Хеля от картины реального мира. Он медленно повёл головой и тут же открыл глаза.

— Изабелла… — прошептал он.

Женщина вздрогнула и замерла. Казалось, она услышала шёпот Ван Хеля, несмотря на висевший в воздухе гудящий топот тысяч копыт. Она медленно обернулась, и Хель увидел незнакомое лицо, опалённое солнцем, с тёмными следами синяков под левым глазом.

— Вот я и нашёл тебя, — задумчиво проговорил Хель, изучающее разглядывая молодую женщину. — Не искал, но нашёл.

Она попятилась, выставив перед собой нож с обломанным концом.

— Не подходи! — просочилось сквозь её сжатые губы.

Её лицо не отличалось ни красотой, ни правильностью черт. Женщина выглядела невзрачно и неопрятно. Из-под линялого синего платка выбивались нечесаные волосы. На сером фартуке тёмными пятнами выделялись следы жира и крови, на руках поблёскивала налипшая рыбья чешуя.

— Не бойся, — сказал Ван Хель, пытаясь придать голосу успокаивающие интонации.

— Не подходи! Христос свидетель, мне терять нечего…

— Опусти нож, если не хочешь покалечиться, — сказал Ван Хель. — Я не хочу тебе зла.

— Все вы так говорите! Все прикрываетесь именем Господа! А потом насилуете! Грабите! Не приближайся!

— Как тебя зовут?

— Зачем тебе моё имя? Чтобы помолиться о моей погибшей душе?

Ван Хель отступил на несколько шагов и отвернулся.

— Как тебя зовут? — повторил он вопрос. — Что с тобой приключилось? Тебя избили? Над тобой надругались? Как тебя зовут?

Он услышал, как она громко всхлипнула и выронила нож.

— Анна, — пробормотала она, бессильно опустившись на землю и закрыв лицо руками. — Ты спрашиваешь, надругались ли надо мной? Разве это так называется?.. Десять человек! Десять вонючих солдафонов! Они привязали меня к столу… Посмотри сюда, взгляни на мою шею! Видишь следы верёвки? Я едва не задохнулась… Но лучше бы мне сдохнуть, чем жить с таким позором… Десять человек!.. Господи, за что ты дал мне такую жизнь?! Чем я прогневала тебя? Почему кому-то даётся любовь, а мне только грязь? Неужто я не заслужила лучшей участи?

Анна медленно поднялась, продолжая держать рукой ворот рубахи и показывая пунцовую полосу на шее.

— Они искусали мне всю грудь. Хочешь полюбоваться, солдат? Искусали, словно я кусок мяса. Я не могла кормить ребёнка, и он умер… Он кричал, а я не могла дать ему грудь, потому что она разрывалась от боли… А что у меня было между ног? Кровь не останавливалась целый день… Я едва не теряю сознание, вспоминая об этом, меня выворачивает наизнанку… Почему ты стоишь и смотришь на меня? Если у тебя есть мужество, то проткни меня своим мечом! Убей! У меня не хватает смелости наложить на себя руки… Убей, но не пытайся овладеть мной… Умоляю…

— Анна, успокойся.

— Меня успокоит только смерть.

— Жизнь на этом не кончается.

— Да уж… Вот сколько вас идёт! Тьма! И от каждого можно ждать того же… Рыцари Христа! Мясники! Господь не пустит вас на небеса. Вы обманули Христа! Вы попрали его своими сапогами! Вам неведома любовь! Вы не заслуживаете прощения! Будьте прокляты!

— Я могу помочь тебе чем-нибудь?

— Помочь? — Она смотрела на него непонимающе. — Помочь? Сооруди крест на могилке моего младенца… Но нет, нет! Не нужно креста! Крест — это позор нашего времени! Не хочу!.. Ничего не хочу…

— Позволь, я помогу тебе хоть чем-то…

— Что ты можешь? Ты можешь воскресить моего ребёнка? А если и можешь, то зачем? Что ему делать в этой жизни? Взирать, как снова и снова насилуют его мать? Или самому превратиться в животное, взяв в руки меч и топор? Не надо! Он умер, его прибрал Господь. Моему ребёнку лучше быть там, чем здесь…