Дзен и исскуство ухода за мотоциклом - Роберт Пирсиг

Теперь же я хочу показать, что классическую структуру рациональности можно значительно улучшить, расширить и сделать более эффективной посредством формального признания качества в её работе. Но до этого, однако, мне надо рассмотреть некоторые отрицательные аспекты традиционного ухода и показать, в чем же состоят проблемы.

Первое — это заедание, умственное заедание, сопровождающее физическое заедание того, с чем вы имеете дело. Как раз то самое, которое мучит сейчас Криса. К примеру, заедает винт на боковой крышке. Заглядываешь в руководство, нет ли какой особой причины тому, что он так туго идёт, но там всего лишь сказано: «Снимите боковую крышку» в том самом скупом техническом стиле, когда ничего не говорится о том, что вам нужно выяснить. Нет никакой предварительно не выполненной процедуры, которая могла бы привести к заеданию винтов этой крышки.

Если вы достаточно опытны, то возможно в данном случае попробуете применить какой-нибудь растворитель ржавчины или ударный ключ. А допустим вы неопытны и используете пассатижи тиски, зажимаете ими ствол отвёртки и начинаете с силой поворачивать его. Эта процедура приводила к успеху в прошлом, но на этот раз вы только срываете шлиц на головке винта.

Вы уже думали о том, что делать, когда снимете крышку, и требуется некоторое время на осознание того, что данный мелочный, но неприятный казус с сорванным шлицем, не просто неприятен и мелочен. Заело. Вы попали в тупик. Все застопорилось. Это совершенно не даёт вам больше возможности починить мотоцикл.

Такое не так уж редко случается в науке и технике. Это самое обычное дело. Просто-напросто заело. В традиционном уходе это самое паршивое дело, настолько паршивое, что до столкновения с ним даже и думать об этом не хочется. Руководство теперь больше ни к чему. Научное мышление также. Не нужны больше никакие научные эксперименты, чтобы выяснить, в чём дело. И так очевидно, в чём беда. Теперь нужна гипотеза о том, как вывернуть оттуда винт с сорванным шлицем, а научный метод не даёт никаких гипотез на этот счёт. Он действует только после того, как они появились.

Тут наступает полное затмение сознания. Заело. Ответа нет. Чокнутый. Капут. В эмоциональном плане это жуткое испытание. Теряешь время. Некомпетентен. Не отдаёшь себе отчёта, что делаешь. Стыдиться надо. Надо было отдать машину настоящему механику, который знает, как надо действовать.

В данный момент вполне вероятно может наступить синдром ярости и злости, захочется срубить головку винта зубилом, сбить, наконец, крышку кувалдой. Задумываешься над этим, и чем больше думаешь, тем больше склоняешься к тому, чтобы затащить всю машину на высокий мост и сбросить её оттуда. Подумать только, что какой-то шлиц на головке винта может полностью вывести человека из себя.

Здесь сталкиваешься с великим неизвестным, с пустотой всего западного мышления. Нужны идеи, какие-то гипотезы. Но к сожалению, традиционный научный метод так и не даёт конкретного ответа, где же всё-таки брать эти самые гипотезы. Традиционный научный метод всегда был лучше всего. Полное осознание того, что уже было. Очень хорошо видится то, где уже был. Он годится, чтобы проверить истинность того, что уже известно, но ничего не говорит о том, что следует делать, если только это не является продолжением того, что уже делалось в прошлом. Вне сферы его действия полностью остаются творчество, оригинальность, изобретательность, интуиция, воображение, другими словами, способы «разъедания».

Мы едем дальше по каньону, мимо ущелий и крутых склонов, где в него впадают широкие реки. Мы замечаем, как река быстро растёт по мере того, как потоки пополняют её. Повороты стали не такими крутыми, и прямые участки теперь гораздо продолжительнее. Я переключаюсь на высшую скорость.

Позднее деревья становятся реже и менее пышными, между ними появляются большие поляны с подлеском и лужайками. В свитере и куртке становится жарко, так что я останавливаюсь на разъезде, чтобы снять их.

Крису хочется прогуляться по тропе, и я позволяю ему это, а сам нахожу себе местечко в тени, чтобы посидеть и отдохнуть. Кругом так всё тихо и располагает к размышлению.

На щите даётся описание лесного пожара, который был здесь несколько лет назад. По изложенным сведениям, лес начал восстанавливаться, но пройдут ещё годы, прежде чем он вернётся в прежнее состояние.

Чуть позже по хрусту гравия я слышу, что Крис возвращается вниз по тропе. Он не стал ходить далеко. По возвращении он сразу же говорит: «Поехали». Мы снова увязываем поклажу, которая стала съезжать набок, и выезжаем на шоссе. Пот, выступивший у меня, пока я сидел там, быстро просыхает на ветру.

Мы так и застряли с винтом, и согласно традиционному научному методу, единственное, что можно сделать, это — отказаться от дальнейшего его обследования. Но так не годится. Нам придётся исследовать традиционный научный метод в свете этого заевшего винта.

До сих пор мы рассматривали этот винт «объективно». Согласно доктрине объективности, неотъемлемой части традиционного научного метода, то, что этот винт нам нравится или не нравится, не имеет никакого отношения к правильному мышлению. Нам не следует делать оценок того, что видно. Следует оставить свой мозг чистой доской, которую природа заполняет нам, и затем беспристрастно размышлять над наблюдаемыми фактами.

Но когда остановишься и подумаешь беспристрастно об этом заевшем винте, то начинаешь понимать, что сама мысль о бесстрастном наблюдении глупа. Где они, эти факты? Что мы тут собираемся бесстрастно наблюдать? Сорванный шлиц? Не поддающуюся снятию боковую крышку? Состояние покраски её? Спидометр? Ручку для заднего седока? Как сказал бы Пуанкаре, в мотоцикле имеется бесконечное число фактов, а нужные из них никак не вытанцовываются и не выпячивают себя. Требуемые факты, те, которые нам действительно нужны, не только пассивны, а ещё чертовски неуловимы, и мы вовсе не собираемся просто-напросто «наблюдать» их. Нам нужно непосредственно заняться ими и отыскивать их, иначе мы застрянем тут надолго. Навсегда. Как отмечал Пуанкаре, должен быть какой-то вдохновенный выбор тех фактов, которые мы хотим наблюдать.

Разница между хорошим механиком и плохим, как и разница между хорошим и плохим математиком, и состоит именно в этой способности отделять хорошие факты от плохих на основе качества. Надо быть неравнодушным! Это та способность, о которой формальный традиционный научный метод ничего не говорит. И давно уже пора повнимательнее посмотреть на такой качественный предварительный отбор фактов, которого так тщательно избегали те, кто придаёт огромное значение этим фактам после того, как они уже выявлены. Я думаю, будет установлено, что формальное признание роли качества в научном процессе вовсе не разрушает эмпирического видения. Оно лишь расширяет, укрепляет и ставит его гораздо ближе к фактической научной практике.

Мне кажется, что основная беда с проблемой заедания состоит в упоре традиционной рациональности на «объективность», в доктрине, что существует раздельная действительность субъекта и объекта. В подлинной науке должно быть чёткое разделение этих двух понятий. «Вы механик. Вот вам мотоцикл. Вы навсегда отделены друг от друга. Вы делаете с ним то. Вы делаете с ним это. Результаты будут таковы.»

И такой извечно дуалистический субъектно-объектный подход к мотоциклу кажется нам верным, ибо мы привыкли к нему. Но он не верен. На действительность всегда накладывается искусственное истолкование. И оно никогда не было самой реальностью. Когда полностью согласишься с такой двоякостью, тогда разрушается некая неделимая взаимосвязь между механиком и мотоциклом, нарушается чувство мастерства в работе. Когда традиционная рациональность подразделяет работу на субъект и объект, тогда исключается качество, а когда по-настоящему попадаешь в трудное положение, то именно качество, а не субъект или объект, указывает, как следует действовать.

Вновь обратив внимание на качество, надеемся, что можно будет отделить техническую часть работы от бесстрастного субъектно-объектного дуализма и вернуться к творческой неравнодушной действительности, которая выявит нам нужные факты, когда мы попали в тупик.

Я представляю себе это как громадный, длинный железнодорожный состав из 120 вагонов, который то и дело снуёт по прерии, перевозя древесину и овощи на восток, а автомобили и другие промышленные товары на запад. Я хочу назвать этот состав «знанием» и подразделить его на две части: классическое знание и романтическое знание.

В плане аналогии, классическое знание, преподаваемое в Храме разума, это — локомотив и все вагоны. Все до единого, и всё что в них есть. Если подразделить поезд таким образом, то романтического знания нигде нет. И если не быть осторожным, то можно легко предположить, что в этом и состоит весь поезд. Вовсе не потому, что романтического знания не существует или оно не важно. И таким образом определение поезда до сих пор выходит статичным и бесцельным. К этому-то я и пытался подобраться ещё в Южной Дакоте, когда толковал о двух плоскостях существования. Два цельных пути рассмотрения этого состава.