Господин Чичиков - Ярослав Веров

– Алло.

– Привет, батя, – раздался в трубке голос сына.

И голос этот был таким, каким набедокуривший Игорек, бывало, звонил с очередной проблемой.

– Это ты? – выдавил из себя Игнат Веслов.

– Я, кто ж еще? У меня проблема, батя.

– Какая? – испуганно спросил Игнат Матвеевич.

– Меня убили, батя.

– Знаю, что…

Тут какие-то шарики закрутились все-таки в голове городского мэра, и он, наконец, оценил и несуразность ситуации, и даже некое глумление.

– Что за хрень, перестаньте разыгрывать голос моего сына!

– Ты сам охренел, еловый пень! Ты там сидишь водку жрешь, а за мной тут черти гоняют… Кобель недорезанный.

– Какие черти? – сбавил тон Игнат Матвеевич, обескураженный оборотами речи, употребляемыми только Игорьком и только по отношению к отцу, и только в минуты отцовского недопонимания.

– Короче, батя, или ты меня отсюда вытаскиваешь, или я тебя, бля буду, сюда заберу.

– Игорек, а что надо делать? – взял правильный тон Игнат Матвеевич.

– Во, батя. Ты поезжай к одному хрену и согласись служить ему. Так надо, понимаешь? – в голосе сына зазвучали заискивающие нотки.

Нотки эти прорезались в самоуверенном обычно сынуле лишь в моменты крайней опасности, когда даже не было уверенности, что отец сможет выручить.

– Тэ-эк, – взял деловой тон Игнат Матвеевич. – Это не к тому хрену, что по добру главный?

– К нему, – обрадовался Игорь Игнатович. – Я как раз сегодня заслал пацанов замочить этого гада, а оно вишь как вышло, они меня вместо него замочили. Иди, батя. Зовут его Артем, а зависает он постоянно в «больничке». Знаешь, где это?

– А… где тебя, хрена, под стихи заточили? Мочить он послал… Эти времена знаешь когда у меня в городе кончились?..

– Короче, батя, не свисти. Ты давай, прямо сейчас… А то я до утра здесь не выдержу.

– Да где здесь?!

– В морге, где ж еще.

– А что там, в морге?

– Уже разрезали-зашили. Вон, лежит оно.

– Кто оно?

– Да тело, кто ж еще… А я тут кручусь вокруг, от уродов каких-то уворачиваюсь.

– Чертей, да? – с неожиданно жадным любопытством спросил мэр.

– Да на них не написано. Давай, дуй…

– Постой, а как ты по телефону?

– Та один из этих и дал. Сам не верил, что дозвонюсь. Давай, дуй уже, служи добру.

Связь оборвалась. Мэр накатил стакан водки и вдруг подумал, что вытаскивать сынулю с того света вовсе ему не улыбается, да попросту не хочется.

«Так ведь, – рассудил Игнат Матвеевич, – этот сучонок, а ну как заберет меня туда?»

Игнат Матвеевич позвонил в гараж и велел прислать машину. А сам задумался. Раз объявился хозяин, значит, будем служить. Только надо условия правильные поставить. А условия будут такие: Ибрагимова надо всмятку, чтобы совсем раздавить. И Трубостроева тоже того, чтобы не заносился. Городского прокурора – на фиг, в шею, на его место я человечка уже присмотрел. Мотузко пусть задницу рвет… Вот такие будут условия.

То, что в этих условиях не фигурировал родной сын, было для мэра делом само собой разумеющимся. Это уж как сам хозяин рассудит. Если возьмет на службу, то как-нибудь не даст Игорьку над отцом с того света надругаться. А захочет, пусть хоть из могилы подымает. Такое дело.

Не успел Игнат Матвеевич выйти из подъезда, как снова обеспокоил его все тот же приватный мобильник. На этот раз звонил Трубостроев, соболезновал.

– Мог бы и пораньше сподобиться, – пробормотал в ответ Игнат Матвеевич.

– Самому только доложили. Подключим все силы к расследованию.

– На хрен мне не упало твое расследование, – огрызнулся мэр. – Раньше нужно было расследовать, когда под боком гадюшник развели… в «больничке» вашей долбаной для этих… гениев.

Игната Матвеевича понесло. Но генерал Трубостроев решительно перебил:

– По агентурным сведениям, твой сын, Игнат Матвеевич, сегодня собирался ликвидировать одного человека, который обитает в упомянутом тобой месте. Странное совпадение. А вот только что не дверца лифта у тебя там хлопнула? Куда собрался?

– Дверца машины хлопнула, – злобно бросил мэр. – Тебя забыть спросил, куда мне ехать.

– Ну, думаю, не на место преступления, там уже все мероприятия закончены. Может, в морг?

– Ага, щас!

– Тогда есть только одно место, чтобы ехать среди ночи. О чем у него просить будешь? Уж не о том ли, чтобы он тебе наследничка на твою голову воскресил?

– Умный, да? – мэр начал стремительно трезветь. – А ты что, тоже туда едешь? – вдруг вырвалось у него.

– Туда, туда. Пришло времечко. А то сегодня – твоего сына, завтра – мою дочь. Слушай, хорошо, что я в свое время не захотел ее за твоего оболтуса отдавать. Не поддался на твой и твоей благоверной нажим. А то, глядишь, сейчас бы они вдвоем на цинке лежали.

– Ты это, Козьма… Давай вместе. Дождись, а? А то страшно.

– Да мне тоже не весело. Ладно, я уже здесь, жду.

Весло посмотрел на затылок шофера, и, наливаясь гневом, заорал:

– Ты куда ползешь, едрена вошь? Где тебя водить учили? Пулей лети!

Около часа ночи Артем со Светланой вернулись из ночного клуба: Свете захотелось поиграть на кегельбане и попить шампанского, как она выразилась, «среди людей». Видимо, старые привычки давали о себе знать. Отведя подругу в спальню на втором этаже, которую они обустроили в бывшем кабинете Жеки, Артем пошел принимать визитеров.

Трубостроев и Веслов уже минут двадцать маялись в вестибюле, где знакомая уже нам вахтерша предложила им ждать, сообщив, что хозяин в курсе их визита и вот-вот будет. Друзья-приятели сверлили друг друга угрюмыми взглядами и молчали. Вдруг Трубостроев изрек:

– Ибрагимова надо убрать.

– Ясен пень, об этом просить сразу будем.

– Нам надо убрать. Он не согласится.

– Ты откуда знаешь?

– А тебе про добро ничего не объясняли?

Веслов только выматерился и добавил:

– А сына ухайдокали.

– Ты подумай, Игнат, кто твой сын – так, шантрапа, а кто Ибрагимов?

– Тут ты эта… Нас же за Ибрагимова порвут.

– С такой-то крышей? – усмехнулся Трубостроев. – С такой крышей, Игнат, мы сами кого хочешь рвать начнем. Ты только его не зли, лучше вообще молчи, говорить я буду.

– Что значит, молчи? У кого сына убили? – обиделся Игнат Матвеевич.

– А, – махнул рукой Трубостроев, – что с тобой говорить.

– Вы бы шли, – подала голос вахтерша. – Разговоры ваши – дело пустое. А хозяин ждет.

– Что, уже? Можно? – Подскочил мэр.

– Пошли-пошли, – потащил его за рукав Трубостроев.

Генерал, в отличие от приятеля, чувствовал в этой вахтерше что-то сугубо нечеловеческое, и ни говорить, ни даже смотреть в ее сторону не хотел из гадливости.

– А как, а куда? – не унимался Веслов.

– Идите на зов.

– Какой зов?

В тот же момент Веслов ясно услышал вкрадчивый, словно шелест, голос, который звал из коридора.

Принимал их Артем в том же кабинете с компьютером.

– Входите, входите, – приветливо позвал он, когда Веслов нерешительно тронул дверь. – Давно жду.

«А он молодой», – в унисон подумали Игнат Матвеевич и Козьма Варфоломеевич.

– Ну так, господа, времени у меня мало. Да вы не стойте, присаживайтесь. – Он указал на кресла. – О моих целях вы уже извещены, поэтому прошу отвечать: согласны ли вы служить добру, служить под моим непосредственным руководством, или мне придется заставить вас делать это силой?

– Куда ж дальше заставлять? – хмуро произнес городской мэр. – Уже дозаставлялся, во как. – Он провел ладонью по горлу.

Трубостроев лишь недобро зыркнул на товарища и мысленно чертыхнулся.

– Значит, согласны, – утвердительно сказал Артем. – Теперь вы мои друзья. И вас, своих друзей, я не обижу. Поэтому выкладывайте все, просите чего хотите, я подумаю, что из ваших просьб не противоречит добру.

– А эта… юридическое оформление, – не унимался Игнат Матвеевич. – Договор бы какой… как там у вас. Кровью?

– У кого это у нас? – совсем другим, жестким тоном переспросил Артем. – Я один. А вы о ком?

– Ну, эта, – Веслов глянул на Трубостроева, тот пожал плечами. – Я пошутил. Тут самое главное эта… – мэр запнулся, снова оглянулся на Трубостроева и выпалил: – Не надо мне моего Игорька возвращать. Пускай ему там хорошо будет. Как говорится, земля пухом. А мы здесь все сделаем, как полагается. По обряду, значит.

– Пускай будет так. А теперь быстро рассказывайте о Чичикове. Все рассказывайте.

Трубостроев почувствовал, что задыхается, что если сейчас не начнет говорить, то отдаст концы. И он заговорил.

Глава 6. Победа добра и никакой морали

Осенним хмурым утром Чичиков возвращался в Н. То, что летом было обыкновенной пылью, обратилось в слякоть, в грязь. И была она всюду: на дорогах, на тротуарах, не важно, чем мощенных – асфальтом ли, плиткой или булыжником – на обуви прохожих и на стенах домов. Лишенные листьев деревья, казалось, были вымазаны этой грязью. Окна, запачканные потеками все той же грязи, непроницаемо, тускло глядели на Чичикова. Да и он сейчас смотрел на город Н. невесело и отчего-то неприязненно.