Визитная карточка хищницы - Наталья Борохова

– Какой смысл мне давать вам показания? Ведь тогда Суворов погибнет. Где, по-вашему, смысл? Я же его потеряю! – как в бреду говорила она.

– А у вас есть другие варианты? – хмыкнул Котеночкин. – Думаете, если мы ему покажем, где вы… хм!…занимаетесь любовью с мужчиной, ну или делаете вид, что занимаетесь… Полагаете, он будет ждать от вас объяснений? Я бы на это не рассчитывал.

– Что же делать?

– Ольга Ивановна! Что до меня, то вы мне глубоко симпатичны… Давайте заключим с вами джентльменское соглашение. Вы даете мне показания… Разумеется, чистосердечно и обстоятельно. Я же, со своей стороны, оформляю их под чужой фамилией, той, которую вы сами выберете. И никто никогда не узнает ни о вашем темном прошлом, ни о нашей с вами беседе. Ну как, идет?

– Я не так юридически безграмотна, как вам хотелось бы, и кое-что понимаю. Какой вам прок от таких показаний? Вы же не сможете использовать их в суде как доказательство?

– Конечно, не могу, – как-то очень просто согласился Котеночкин. – Только если вы передумаете и по собственной инициативе захотите подтвердить их в суде.

– Не мечтайте, подтверждать я их не стану. Так вот, я не улавливаю смысла, что от этого будете иметь вы?

– Неправильно ставите вопрос. Важнее, что приобретете вы. А вам я обещаю полную конфиденциальность с моей стороны. Эти фотографии никто и никогда не увидит. Ваш покорный слуга унесет тайну с собой в могилу.

– Вы уходите от ответа.

– Ах да… Что приобретем мы… Мы будем использовать ваши показания для оперативной разработки. Только и всего.

– Другими словами, вы с моей помощью будете собирать доказательства против Суворова и других?

– Как бы вам объяснить, Ольга… Для того чтобы нам успешно вести расследование, нам нужно верное направление, а его пока нет. Вы нам его дадите. И мы будем знать, против кого копать и где именно это делать. Я же вам обещаю, что никто никогда не узнает о нашем маленьком заговоре. И поверьте, я умею держать слово.

– Ничего не выйдет. Я никогда не пойду на это.

Твердая решимость, с которой были сказаны эти слова, ничуть не поколебала Котеночкина.

– Сдаюсь, сдаюсь… – шутливо раскланялся он. – Преклоняю перед вами голову, несгибаемая вы наша.

Что-то в тоне следователя насторожило Ольгу.

– Оленька! Я отлучусь на минутку. Нужно выйти по делу, но вы меня дождитесь. Лады? А чтобы вы не скучали, я вам включу телевизор.

– Пожалуй, не стоит, – холодно ответила Голицына.

– Зря отказываетесь. У меня есть замечательный фильм! Безумно интересный.

Котеночкин достал из сейфа кассету и вставил ее в видеомагнитофон.

– Вот вам пульт. Нажмете на эту кнопочку. А я отлучусь с вашего позволения. Желаю вам приятного просмотра.

Котеночкин чуть ли не расшаркивался перед ней. Дверь затворилась. Ольга осталась одна. Скорее машинально, чем от любопытства, она нажала кнопку.

Маленький кабинет следователя заполнился разнообразными, но недвусмысленными звуками: похотливыми криками, учащенным дыханием, стонами. На экране мелькали кадры давно забытого прошлого.

Убогая обстановка комнаты, большую часть которой занимала гигантских размеров кровать. Примитивные попытки режиссера сделать это гнездышко грязной любви уютным и привлекательным явно не имели успеха. Дешевое китайское покрывало в кружавчиках, несколько подушечек и валиков только подчеркивали безыскусность этого киношедевра. Однако пара, занимающаяся любовью на переднем плане, была выше всяких похвал. Особенно партнерша… Она была необычайно привлекательна и раскрепощена. Загорелое стройное тело, темные струящиеся волосы, полная высокая грудь. Она отдавалась страстно, ничуть не смущаясь направленного на нее объектива кинокамеры. Казалось, что для нее во всем мире существует только ее партнер, огромный, волосатый, агрессивный… Кинокамера то наезжала, то удалялась, снимая весь акт любви в мельчайших подробностях.

Ольга прикрыла глаза. Прошло несколько лет, но она наяву чувствовала запах его пота, хриплое животное рычание и то остервенение, с которым она пыталась смыть в душе следы его прикосновений. Он был ей омерзителен, но деньги, полученные ею за фильм, с лихвой компенсировали все неудобства.

Голицына вздохнула. Вот теперь она погибла по-настоящему. Путь к спасению закрыт. Мысль ее лихорадочно работала, отыскивая спасительный выход.

Когда вернулся Котеночкин, Ольга была спокойна и невозмутима.

– Если я соглашусь на ваши условия, могу я надеяться, что получу на руки фотографии, негативы и видеокассету?

– О чем вы просите? Конечно, нет. Я вам уже объяснил, что они принадлежат нашим московским коллегам. Не забывайте, дело о ваших порнографических друзьях еще не окончено.

– Тогда о каком торге может идти речь? К чему этот пустой разговор?

– Я уже говорил. У вас нет выбора. Вы должны поверить мне. Неужели вы думаете, что если получите на руки все это барахло, то обеспечите себе спокойствие? Да мы можем наштамповать кучу копий.

– Но я объясню Александру, что это фотомонтаж…

– Вы думаете, он потребует объяснений? Мужчины, милейшая, иногда тоже похожи на малых детей. Ставлю сто к одному, что ваши отношения на этом закончатся….

– Значит, у меня нет выбора… – Ольга подавленно замолчала.

– Выбора нет, но есть хороший вариант, и я на вашем месте его бы обдумал. Поверьте, никто не узнает. Никто и никогда!

После долгих раздумий она приняла условия следователя. Котеночкин получил полный объем интересующей его информации. Ольга надеялась, что она получила молчание. Показания были подписаны ее девичьей фамилией – Ивановская. Корни той самой Ивановской, невезучей и распутной девки, остались далеко в прошлом, и Ольга полагала, что так будет всегда.

Она убедилась в искренности обещаний Котеночкина. Ее больше не вызывали на допрос к следователю и не беспокоили для вызова в суд. Все, казалось, было хорошо…

…Ольга в оцепенении смотрела на ворох фотографий, рассыпанных Дубровской. Взгляд ее упал на видеокассету, легшую поверх всего этого хаоса. Ольга обвела глазами зал и обратила внимание на телевизор, стоящий неподалеку от судейского места. Горин заметно нервничал, поигрывая телевизионным пультом.

«Боже мой! Неужели они будут преследовать меня всю мою жизнь? Это несправедливо. Да, я наделала много ошибок, но я не могу вечно за них расплачиваться. Что же делать? Что?»

Ей было совсем худо. Мысли черными стаями проносились в ее голове, но она не могла найти выход из создавшегося положения. Сейчас ее изображение увидит Александр. Страшно подумать, что будет потом.

Ольга предпочла бы мгновенную смерть, лишь бы не видеть каменного лица Суворова. Но такую милость ей небо не послало. В этот момент она бы предпочла навсегда сгинуть из его жизни, только не терпеть горького унижения.

Дубровская продолжала суетливо подбирать разбросанные вещи. Терпение Горина лопнуло:

– Уважаемый адвокат, простите, что отрываем вас от важных занятий. Но, может, вы продолжите?

Елизавета подняла красное от смущения лицо.

– Да, ваша честь! Итак, я ставлю вопрос по-другому. Это вы давали показания под фамилией Ивановский?

– Да, – прозвучал четкий ответ.

На мгновение воцарилась тишина. Присутствующие затаили дыхание. Председательствующему изменила его хваленая выдержка.

– Вы отдаете отчет своим словам? – вырвалось у него.

Он был ошеломлен.

– Да, эти показания принадлежат мне.

Ольга покачнулась, и, если бы не судебный пристав, удержавший ее от падения, она бы рухнула как подкошенная. Ее усадили на стул, подали воды. Она почти пришла в себя, но лицо ее, как и прежде, было мертвецки бледным. Но главное было сделано. Они получили, что хотели. Ну а фотографии, по-прежнему рассыпанные под ногами адвоката, больше никому не понадобятся. Всей правды Суворов, наверное, уже не узнает. Она любила его больше жизни и предала во имя своей любви.

Государственный обвинитель не верил собственному счастью. Он поспешил перехватить инициативу в свои руки.

– Ваша честь! После того как свидетель Голицына признала тот факт, что показания некоего Ивановского принадлежат ей, прошу вас огласить протокол ее допроса.

Грановский отреагировал мгновенно:

– Защита не согласна, ваша честь! Свидетель находится в болезненном состоянии и, вероятно, путает события. Прошу перенести ее допрос на завтра, и тогда, когда она будет чувствовать себя хорошо, мы сможем решить все возникшие вопросы.

Горин выдержал эффектную паузу. Наскоро переговорив с заседателями, он поднял голову:

– Суд определил: удовлетворить ходатайство прокурора и огласить показания Ивановского Ивана Ивановича.

Семен Иосифович чувствовал, что земля ушла куда-то из-под ног. Он откинулся на спинку стула и прикрыл глаза. Дело было проиграно.

…Судебное заседание окончилось. Адвокаты, громко и возбужденно переговариваясь, заспешили на выход. Ольга, пошатываясь, встала.