Тест Тьюринга - Александр Петрович Никонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Тебя что – дразнили, что ли?
– Да не особо, – сказал он. – Просто, как говорит мама, у меня тонкая кожа. Я к себе очень строго отношусь. Может, поэтому и все мои проекты берут призы на профессиональных конкурсах.
– Перфекционист хренов… Зря ты это сделал! – все-таки выплюнул я то, что рвалось изо рта, раз уж он сам озвучил свои сомнения. – В конце концов, это ж и не болезнь практически. Подумаешь, пигмент! Хер бы с ним! Вот у меня дочь умерла от лейкемии… Не делай круглые глаза, это случилось много лет назад!.. Она очень мучилась. И если бы мне сказали, что она такой вот родится, конечно, я бы выбрал, чтобы не рождалась вообще. Есть же понимание ответственности какой-то перед человеком, которого в свет выпускаешь. За которого отвечаешь по жизни… Но ты здесь явно перегнул палку, отказавшись от нее и от детей. Ты зря это сделал!!!
Антон некоторое время внимательно смотрел на меня, а потом вдруг неожиданно спросил:
– А у вас ведь наверняка похожая история была?
Я даже растерялся на несколько секунд:
– С чего ты взял?
– Да вы как-то уж слишком горячо это воскликнули. Как будто о личном.
Ах ты черт пронырливый! Сидит, моргает своими обсыпанными мукой ресницами. Соврать? Поменять тему? Сказать? А что я теряю?..
– Да. Была похожая история. Я потерял одну женщину. Она погибла, несчастный случай, скажем так. Но перед этим я действительно от нее отказался, ты прав. В пользу другой. Это сложная история. И давняя… Так, что там у нас еще осталось? Смысл жизни обсудили. Театр обсудили. «Черный квадрат» обсудили…
– Это Малевич.
– Что?
– Это Малевич, а не Кандинский. «Черный квадрат».
– Да насрать… Хоть Лев Толстой. Он бы тоже мог квадрат нарисовать… Короче, какие темы мы с тобой еще не затронули в процессе плодотворного общения? Что там у нас из намеченного осталось?
– А почему вы от нее отказались?
Вот же клещ! Клоп! Сейчас будет сосать мою кровь…
– Вы производите впечатление вполне здорового человека, Александр, крепкого…
– Антон, не меряй по себе! Не все в мире пляшет от здоровья. Кроме того, здоровье бывает физическое, его требует моя профессия… А бывает душевное. Может, я душевно больной?
– Нет, – отрицательно помотал головой Антон.
Если бы он сказал «Вы не производите впечатления душевнобольного» или что-нибудь в этом духе, что предполагало бы хоть толику сомнения, я бы, может, и поспорил, но он просто сказал «нет». И доказывать свое сумасшествие мне сразу стало как-то бессмысленно.
– Понимаешь, Антон, люди совершенно не сумасшедшие часто совершают странные и нелогичные поступки, которые заставляют их совершать какие-то комплексы. Комплекс долга, например. Вот я всю жизнь был всем что-то должен – матери, которая рано лишилась опоры в виде мужа. Потом институту, где работал, – поэтому на меня всегда ложилась большая часть нагрузки и заданий. Потом жене. Теперь вот другой своей профессии, которая вообще вся из долга состоит… Парадоксальным образом я только стране своей ничего и никогда не был должен. Да я у нее и не занимал…
А кстати, интересно, что по этому поводу сказала бы Джейн? Наверное, что-нибудь типа: «Страна – это большая мать. Вы на нее злились. Потому как не могли же вы злиться на свою настоящую маму! Просто подсознательно, Александр, вы разделили образ мамы на две части, одну маму любили и жалели, а на другую изливали злость. Значит, в чем-то у вас была большая претензия к вашей реальной матери».
И, наверное, потом бы еще добавила: «Возможно, в том, что она лишила вас отца…» Или не добавила бы.
– А у вас в жизни много радостей? – спросил Антон, воспользовавшись паузой. Словно бы и не в тему. Но, конечно же, в тему. Хотя говорить на эту тему мне было неприятно.
Я отвернул лицо от экрана, посмотрел на противоположную стену. Она была непроглядна и пуста.
– Если не хотите, не говорите…
Я снова повернулся к экрану. Бесхитростный щенок сказал это без всякой задней мысли, совершенно не пытаясь повторить мой трюк, загнать меня в ловушку «на слабо». Сказал просто так, искренне, не понимая, что если человека толкают назад, он непроизвольно подается вперед, а если начинают резко тащить за грудки вперед, его тело будет инстинктивно сопротивляться, подаваясь назад… Ишь ты! Он разрешил мне не говорить о неприятном! Благородный какой! Конечно, не скажу, если не захочу! Я и не хочу…
– Нет, Антон. В моей жизни ни хера нет никаких особых радостей. И неособых тоже нет, – произнес я. И почему-то почувствовал себя словно голый.
В самом деле, почему я их для себя не нашел – радости жизни? Зачем я мучаюсь? И почему я до сегодняшнего похмельного утра не понимал такого очевидного – что главная радость для меня – Лена? Ее радости должны отражаться во мне. Они и отражались, в принципе! Мне всегда нравилось радовать ее! Почему же я так редко это делал? Что я за дурак? Имея такого человека под боком – своего, безгранично преданного, любящего – почему я так походя относился к ней, как к чему-то бесплатно прилагаемому, само собой разумеющемуся? Мне надо ей срочно позвонить…
Я взглянул на часы. Нет, еще рано. Она еще спит.
– Вы спешите? – спросил Антон, отметив мой взгляд на часы.
– Нет. У меня еще уйма времени. Я надеюсь… – И я все смогу исправить. – В общем, я понятия не имею, Антон, почему у меня нет радостей. В компьютерные игры я не играю. По театрам не хожу. На Кандинского насрал. Что еще там бывает? В шашки играть?.. Но я поищу себе занятие! Я исправлюсь! У жены спрошу. Что ей нравится, то и мне будет нравиться. Даже если она поведет меня в театр. Главное, там не уснуть!
– У вас есть жена! – воскликнул Антон. – Близкий человек. Вы уже счастливый человек.
Мне вдруг стало жалко этого белесого дурачка. На мгновение даже показалось, что я и вправду в сто раз счастливее его.
– Может быть. Может быть, Антон. Все у меня вроде и вправду на первый взгляд нормально. Дом. Здоровье. Собаку вот купим. Уже восемь лет собираемся, жена просит. Просила, пока не устала… Все нормально! Через
