В дебрях Центральной Азии (записки кладоискателя) - Владимир Обручев

Меня, конечно, более интересовала эта Долина бесов, но, отправляясь по ней со всем караваном, я рисковал и животными, и товарами; имея же в виду посещение храма Тысячи будд как главную задачу экспедиции этого года, было бы неблагоразумно вести караван по Долине бесов. Поэтому я решил разделить его и отправить Лобсына с мальчиками и верблюдами с грузом по кружной дороге, а самому, взяв проводника, познакомиться с Долиной бесов.

Лобсын, конечно, также хотел бы пройти по этой дороге, но согласился со мной, что вести весь караван по ней слишком рискованно, судя по тем рассказам о ней, которые мы слышали от таранчей Лукчуна. Я обещал ему рассказать подробно свои приключения, и он, наняв себе в помощь проводника, повёл вместе с мальчиками караван по тракту. А я, взяв двух запасных верблюдов, с лёгким грузом поехал в селение Дыгай на восточной окраине Турфанской впадины, где можно было найти проводника в Долину бесов.

Груз моих верблюдов состоял из двух бочонков для запаса воды, лёгкой палатки на двух человек самого простого устройства, провианта на неделю, постели и шубы. Я поехал на своей лошади и верблюдов вёл в поводу. Из Лукчунского оазиса я прошёл на юго-восток. Общий вид Турфанской впадины уже описан в рассказе о путешествии с немцами.

Обширная впадина Турфан – Лукчуна представляет замечательное сочетание полной пустыни и густо населённых цветущих оазисов в непосредственном соседстве. Пустыня занимает большую южную половину впадины, вмещая в самой глубокой части солёное озеро, окружённое кочками солончака. От этой южной части на север выдаются ещё полосы пустыни в промежутках между оазисами, которые расположены вдоль речек, вытекающих из разрывов в горных грядах Булуектаг и Ямшинтаг и приносящих сюда воду, выбивающуюся из наносов южного подножия Тянь-Шаня, и вдоль кярызов, подземных каналов, выведенных из этих наносов. В оазисах пышная растительность – пирамидальные тополя, карагач, фруктовые деревья, виноградники и поля, засеянные разными хлебами и хлопчатником. Турфан славится своими плантациями, дающими лучший сорт хлопка, и виноградниками с мелким виноградом без косточек, из которого готовят мелкий зелёный изюм, известный под названием кишмиш. Хлопок и изюм из Турфана вывозят даже в Россию, и изюм мы всегда покупали в Чугучаке поздней осенью и зимой, когда его доставляли китайские купцы, занимавшиеся торговлей с Россией через Кульджу, Чугучак и Зайсан.

По тропинке, извивавшейся между кочками солончака, я и ехал часов 5 – 6 из садов Лукчуна в селение Дыгай. Хотя была уже половина сентября (или даже конец его по нов. стилю), но в Турфанской впадине под 43° широты, представляющей самое низкое место материка Азии, вдавленное на 100—150 м ниже уровня океана, было очень душно. Накалённые солнцем бурые гипсовые кочки, совершенно лишённые растительности, дышали жаром, и я был рад, когда в селении Дыгай мог слезть с коня и укрыться в сакле таранчи, аксакала, т. е. старшины, к которому заехал.

Мы уже испытали жару Турфанской впадины три года назад во время разведки с немцами древностей возле Лукчуна, когда приходилось прерывать работу с 10—11 часов утра до 4 часов дня. Консул рассказал мне, что ещё в конце X века посол китайского императора Тхай-цуна доносил о невыносимой летней жаре в Турфанском округе, от которой жители этой страны укрываются в подземельях, а птицы в самый зной не могут летать. Но, проведя лето в этом округе на открытом воздухе, я думаю, что этот посол очень преувеличил жару, чтобы заслужить благодарность императора в виде награды за перенесенные им тягости. Я не слыхал от жителей Лукчуна, чтобы они прятались от жары в подземельях, которых вообще в селениях нет. Может быть, посол слышал о кярызах; в этих подземных галереях, где течёт вода, конечно, гораздо прохладнее и туда, может быть, какие-нибудь больные спускаются в жаркие часы.

Селение Дыгай оказалось довольно крупным – с полсотни домов на восьми кярызах, т. е. штольнях, выводящих грунтовую воду из наносов, описанных мною раньше. Жители разводят прекрасные дыни, которыми славится это селение, и я, конечно, лакомился ими, обсуждая с аксакалом дальнейший путь. Оказалось, что жители занимаются не только бахчеводством, но являются также прекрасными охотниками и промышляют в пустынном хребте Чолтаг, скалистые вершины которого закрывают вид на юг. В этих горах, совершенно безлюдных и бедных водой, водятся дзерены и сайги, горные бараны (архары), козлы (куку-яманы), а за ними, в пустынях между Чолтагом и Курук-тагом, даже дикие верблюды. Эта пустыня, как говорят, самая труднодоступная, и ни один европейский путешественник в её пределах ещё не бывал, как позже сообщил мне консул. Аксакал сказал мне, что на южной окраине впадины, недалеко от подножия Чолтага и на юго-запад от селения Дыгай, находятся развалины города Асса, очень древнего, до которого, вероятно, когда-то добегала речка из Чолтага. Впадину к югу от Лукчуна иногда называют Асса по имени этого города. Это указание я записал себе на всякий случай, полагая, что придётся ещё посетить это место.

Аксакал помог мне найти проводника из местных охотников. Ещё вечером пришёл ко мне пожилой таранча, и мы сговорились в цене Он обещал довести меня до озера Шонанор, до которого считали 200 вёрст, за 4 – 5 дней, если не задержит сильная буря. Он предупредил, что поедет на верблюде и что мой конь может не выдержать больших безводных переходов, несмотря на запас воды, который будет у нас в бочонках, и добавил, что необходимо взять с собой для коня вьюк сухого клевера, так как по дороге подножный корм только верблюжий, да и то скудный. Эти предосторожности немного смутили меня; но не мог же я отказаться от попытки пройти по дороге, которая когда-то была казённым трактом, на которой были станции и по которой возили даже серебро в Урумчи, Кульджу и Кашгар.

Так как было ещё достаточно жарко, проводник предложил выехать на следующий день уже под вечер, идти до полуночи, сделать небольшой привал часа на три и затем продолжать до позднего утра, чтобы выполнить первый большой безводный переход вдоль песков Кумтаг.

На следующий день после обеда явился проводник с своим верблюдом; аксакал снабдил меня вьюком хорошего сена из люцерны и клевера. Мы напоили своих животных, наполнили мои бочонки и покрыли их сеном. Я сел на второго верблюда, нёсшего лёгкий вьюк из лёгкой палатки, постели и провизии, чтобы не утомлять сразу своего коня.

Пошли из селения почти прямо на восток вдоль небольшого ручья, который выходил из подножия пустыни Чолтага и тёк несколько вёрст до селения. Впереди уже видны были жёлтые барханы песков Кумтаг. Справа поднималось с небольшим уклоном подножие Чолтага. Слева громоздились барханы песков, становившиеся постепенно всё выше и быстро закрывшие ближайший горизонт. Их крутые подветренные склоны из рыхлого песка были обращены на запад и местами поднимались в два и три яруса друг над другом. Растительность вскоре совсем исчезла – началась абсолютная пустыня, но дорога была ровная. День выдался хотя жаркий, но тихий и ясный, солнце медленно склонялось к закату, и наш маленький караван двигался размеренным шагом на восток.