Воровская корона - Евгений Сухов

— А он и сейчас не пропал, — усмехнулся жиган. — Так о чем перетирать-то будем, не томи, — поторопил Кирьян.

— Вижу, что ты человек конкретный, если бы в идейные не подался, из тебя бы большой толк вышел. А сказать я тебе вот что хочу, красиво ты любишь жить: кабаки, бабы, жранина всякая…

— Будто бы ты не любишь, — парировал Кирьян.

— Люблю, — согласился уркаган. — Только я ведь все больше на сальцо домашнее да на самогонку нажимаю.

— А кто же тебе мешает, живи по-другому, — ядовито отозвался жиган.

— У меня вера другая, уркаганская. Не могу я жить иначе. Вот ты все себе на карман кладешь, а я на общак должен скидывать. Посмотри на меня, — распахнул старик полы пиджака. — Кроме этой одежонки, у меня более ничего и нет. А ты даже для того, чтобы в картишки перекинуться, небось фрак надеваешь.

— Вот поэтому мне и не нравится твоя вера, Петро. Что я, монах, что ли? Один раз живем!

— Резонно, жиган, — согласился старый уркач, — только никогда не нужно забывать, что рядом с тобой люди есть и им тоже хочется что-нибудь в глотку залить. Вот ты на Мясницкой начал безобразничать, а эти места испокон веку за урками были.

— Народ там богатый, на всех хватит.

— Может, и хватит… А может, и нет, — негромко сказал Кроха. — Пришел бы к нам, уважил, может быть, мы и выделили бы тебе деляночку. А так без спроса залез в наш огород. Непорядок! Напакостил, легкие деньги захотел урвать. У нас ведь с нэпманами полное понимание было, много мы с них не брали, как раз ровно столько, чтобы самим прокормиться. Жалуются они на тебя! — укорил жигана старый урка. — От твоих набегов одни гадости: нам, уркачам, беспокойство, нэпманам разорение. Кого муровцы тревожат? Нас, уркачей! Обидно. — Петя Кроха сделал небольшую паузу и продолжил так же размеренно: — На Дмитровке шалишь, а ведь это тоже наши места…

— Петро, я вижу, ты забываешься, — я уже не тот котенок, которого треплют за шкирку. Я ведь и поцарапать могу, — не выдержав, вспылил жиган. Помолчав, добавил со значением: — Поцарапать до самой крови.

Петя Кроха нахмурился:

— Вот ты старика перебил, голос повышаешь. Так мы с тобой не договоримся, девка-то твоя у нас!

Кирьян невольно коснулся кармана, где у него лежал револьвер. На Петю Кроху он посмотрел так, как будто подыскивал на его лице точку для выстрела.

— Что ты хочешь?

— Мясницкая и Дмитровка улицы наши, как и прежде бывало.

— Хорошо, согласен, — произнес после секундного раздумья Кирьян.

— Это еще не все… Мы тут с уркачами покумекали и вот к чему пришли. Неудобства ты нам причинил, Кирьян. Большие неудобства! — поднял указательный палец старик. — Раньше-то как бывало: проходишь мимо купца, а он как старому знакомому и ветчины отрежет, и колбаски хорошей даст, только, говорит, не безобразничай. Ну, мы и уважали таких, кто к нам понимание имеет. А сейчас что? Ты в лавку зашел, набедокурил, а то и пострелял, а нам уже после этого туда и не заходи.

— Короче! — потерял терпение Кирьян.

— Штраф с тебя, Кирьянушка. Пять миллионов рубликов. — И, улыбнувшись, Кроха добавил: — Для такого оборотистого жигана, как ты, это сущие копейки. Зайдешь в какой-нибудь кабак, приставишь богатой дамочке пистоль к голове, вот она и разденется до исподнего. Я тебя не осуждаю, просто мы по старинке привыкли работать, с фомичом и кастетом. Это такая надежная техника, ни разу не подводила. Осилишь должок-то? — пытливо посмотрел уркач на жигана.

Каждый понимал, что дело не только в деньгах, хотя они тоже важны. Все обстояло значительно сложнее: вместе с отданными деньгами человек расстается и с частью своего авторитета, а следовательно, становится слабее. Каждый из них думал именно об этом. Недоговоренность переросла в затянувшееся молчание.

Уркаган не торопил, он давал возможность жигану взвесить все шансы за и против. Достал из кармана кисет, расшитый золотой нитью, насыпал на бумагу табачку и, свернув ее, склеил слюной. Движения пальцев быстрые, очень проворные, как у настоящего карманника. Кирьян на минуту был заворожен их ловкостью.

Очнувшись, Кирьян спросил:

— А если я не соглашусь?

Петя Кроха не выглядел обескураженным. Его трудно было чем-либо удивить. Пыхнув в потолок ядреным табачком, уркач беспечно ответил:

— Что я тебе могу сказать, Кирьян? Ты человек свободный и не раз доказывал это. Так что неволить я тебя не хочу. Но девке твоей, при таком раскладе, не жить. Извини… Просто жизнь такая хреновая штука. Будь моя воля, так я бы твою бабу на все четыре стороны отпустил.

— Хорошо, я согласен, — процедил Кирьян не без усилия.

— И это еще не все, — предупредил уркач. — Я тут слышал, что жиганы на меня свои ножи точат.

— А разве для тебя это секрет? — помрачнел Кирьян. — Чего ты от меня-то хочешь? Говорил бы с теми, кто тебя приговорил.

Посмотрев в лицо Кирьяна, урка произнес безо всяких интонаций:

— Не надо мне двигать фуфло, Кирьян… Ты меня и приговорил! Хочу тебе сказать вот что… Блатной ты с пониманием, мотать душу я тебе не стану. Ты отцепись от меня и своим скажи, чтоб меня забыли. Без этого наши базлы силы не имеют.

— Мне надо покумекать, — отвечал Кирьян и, похлопав себя по карманам, вытащил папиросы.

— Много думать не дам, — вздохнул Петя Кроха. — Решай сейчас.

— Если что с Дарьей случится… — Кирьян скрипнул зубами. — Наживешь на свою старую задницу большие неприятности.

Петя Кроха широко улыбнулся, показав пожелтевшие от табака зубы.

— С ней пока ничего не случилось. Она невинна, как монашка!

— Если так… Хорошо. Живи себе спокойно.

— По-своему обзовись, как там у вас положено, — потребовал уркаган.

— Жиганское слово даю, что не трону тебя, — выдавил Кирьян и через паузу добавил: — Только новых грехов не наделай. Могу не удержаться от соблазна.

— Хе-хе-хе… Ты слово дал… А что до остального, то это только от господа бога зависит.

— Дарья где?

— Приведут тебе ее, посиди здесь немножечко… Ну, что ты так на меня смотришь! — не выдержал Петя Кроха, повысив голос. — Или не доверяешь? Что я, в кармане ее держу! Глянь на часы… Пятнадцати минут не пройдет, как твоя мара здесь окажется. — И, поднявшись, широкими шагами затопал к двери.

— А ну стоять! — метнулся жиган, ухватив старика за плечо. — Дарья где?!

Петя Кроха обернулся и невозмутимо заговорил:

— Знаешь, что тебя погубит? — И, не дожидаясь ответа, продолжил: — Баба! Блатной не должен так свою ляльку любить. Руку отпусти, ты не смотри, что я старик, я еще крепко врезать могу. — Приоткрыв дверь, он окликнул стоящего рядом уркача: — Мураш, скажи, чтобы Дарью привели. — И, поймав его недоуменный взгляд, добавил: — Я здесь подожду, так надо.

— Понял, — широко заулыбался уркач, снова сверкнув золотой фиксой. Он радовался так, будто бы ему принадлежали все ценности мира. — Сейчас будет здесь, — и метнулся по коридору.

Петя Кроха посмотрел на Кирьяна и с сожалением произнес:

— А ведь ты меня хотел убить. Как же твоя жиганская клятва? Она уже для тебя ничего не значит? — Уголки губ уркача приподнялись в едкой усмешке, Кирьян увидел раскрошившийся клык.

— Ты клятву жиганскую не трожь, — сурово предупредил Кирьян. — Это святое.

— Ладно, не ершись, — примирительно произнес уркаган, — раздухарился тут. Ну, прямо чиграш какой-то! Подойди к окну… Чего ты робеешь, — хитро заулыбался Петя Кроха, — в лагере побойчее был. Уж не думаешь ли, что я тебя чем-нибудь по затылку приласкаю.

Жиган поднялся и подошел к окну:

— Что там?

— Посмотри туда, — ткнул уркаган пальцем на противоположную сторону улицу. — Узрел?

Но Кирьян уже и сам разглядел Дарью в толпе прохожих. Она шла к гостинице в сопровождении двух молодых людей, взяв их под руки. Со стороны могло показаться, что между ними царила идиллия, и только напряжение на лице Дарьи свидетельствовало об обратном.

— Ну, так я пошел? — беспечно бросил Петя Кроха. — Надеюсь, ты не станешь больше хватать меня за плечо? Все-таки я старик.

— Нет, — буркнул жиган.

— Да, чуть не забыл… Меня интересует вот какая деталь. Пока я буду выходить, меня случайно никто из твоих головорезов не пристукнет? Я, конечно, стар, но все-таки не собираюсь умирать так скоро.

— Я дал тебе слово жигана.

— Ну вот и славно, — усмехнулся уркач и, не прощаясь, вышел.

Первое, что хотел сделать Кирьян, увидев Дарью из окна гостиницы, так это броситься к ней навстречу. Но блатной опыт, крепко пустивший в нем корни, подсказал воздержаться от этого. Жиганы его не поймут, хуже того — осудят.

Ведь очень странно выглядит жиган, потерявший голову от любви.

Вот Дарья приостановилась и о чем-то заговорила со своими сопровождающими. Один из них, который был покрепче, настойчиво подтолкнул барышню вперед. Дарья неожиданно воспротивилась, заспорила, но тут уже второй, сухой и поджарый, потащил ее по направлению к гостинице. Кирьян в гневе скрипнул зубами. Дарья неожиданно вырвалась из рук сопровождающих и что-то резко выкрикнула им. Очевидно, проклятия, на которые она была большой мастерицей. Крепыш, не удержавшись, отвесил девушке ощутимую оплеуху. Дарья как-то сразу сжалась, а худощавый, вцепившись в ее локоть, потащил девушку через улицу.