Наука быть живым: Диалоги между терапевтом и пациентами в гуманистической терапии - Джеймс Бьюдженталь

— А что вы говорите, Хол?

— О, я чуть не забыл миссис Палмер, милую миссис Палмер. "Пожалуйста, проверьте моего сына с помощью тестов и скажите ему, в какой из областей его ждет самый наибольший успех. О, миссис Палмер, никогда не используйте сразу две превосходные степени прилагательного. Видите ли, я — профессор. Я знаю, как грамотно говорить. А что касается вашего сына... Ну, лучше по­искать прилагательные самой, а заодно и приложения... Самой, Иокаста[7] самой".

— Ого! Они и правда достали вас, да?

— Они всегда это делают! Все эти милые люди. Все эти милые вопросы. Как мистер и миссис Грин: "Доктор, почему мы все время ссоримся? Мы действительно так сильно любим друг друга. Скажите, как нам перестать обижать друг друга". Так перестань­те! Довольно! Довольно! Я не могу этого сделать.

— И вы страдаете оттого, что не можете.

— Страдаю, черт возьми. Они платят свои деньги. Что мне делать, как вы думаете? Говорить "Не расстраивайтесь" и похло­пывать их по плечу, как делали старые доктора? Нет, их этим не купишь. Их запрос ясен и внятен: "Вы доктор. Вы учились всему этому. Вы преподаете в колледже. Вы психолог! Вы должны знать. Должны! Скажите нам. Помогите нам. Мы отказались от необхо­димых вещей, чтобы заплатить вам. Помогите нам. Мы запутались в жизни. Помогите нам! Помогите нам!" Так что мне делать?

— Что вам делать?

— Я говорю: "Расскажите мне об этом, миссис Кановски". Я говорю: "Ну что ж, Билл, давайте посмотрим, вы старший в се­мье? Был ли ваш отец ортодоксом, консерватором или реформа­тором? И насколько строгим было христианское воспитание Бет­си? Ваши родители жили вместе постоянно? А родители Бетси? И как давно вы друг друга знаете? И насколько близки ваши отношения? Я имею в виду, что вы спите с ней только по выходным или каждую ночь? Но не в Субботу! Нет, нет". О, черт, Джим, я изображаю придурка, я знаю. Но мне легче, если я выплесну это на кого-нибудь. Ну вот, теперь вы доктор и должны привести меня в порядок, верно? Я буду просто лежать тут на кушетке и тихонь­ко ворчать, пока вы пролистаете все свои книги и выясните все насчет меня.

Он замолчал. До этого времени он, похоже, вообще не слы­шал меня. Я был потрясен.

— Боже мой, Хол, вы действительно испытываете груз всех этих вопросов, как будто на плечах у вас — тонна камней!

— Вы чертовски правы: я устал от этого. Я почти выдохся. Я хочу покончить со всем этим. Я сыт по горло.

— Так устали, что хотите уйти от всего этого, но единственный способ, который вы видите, — самоубийство.

— Если такова цена, о'кей. Я готов, дружище. Вот где у меня все это. Взять все это и засунуть прямо в задницу.

— Да, вы не в депрессии. Вы злы, как черт.

— Поразительная догадливость, мой дорогой доктор!

— И вы...

— Нет, Джим, не хочу вешать на вас все это дерьмо. Мне жаль. Я просто так устал, расстроен и раздражен... — Внезапно гнев про­шел, и Хол обмяк в своем кресле.

— Хол, до чего вы дошли? Вы меня не обидели. Я знаю вас, и мы знаем друг друга. Несколько поспешных слов ничего не зна­чат для меня.

— Да, да, знаю. Я просто сожалею, что кричал на вас. Наде­юсь, я не сделал вам больно.

— О, ради Бога, Хол. Кем вы себя воображаете — Богом? Вы не можете уничтожить меня резким словом. В таком случае, ка­жется, вы думаете, что для тех людей, которые приходят к вам за помощью, вы тоже — Бог?

Он внезапно выпрямился, как-то странно посмотрел на меня и абсолютно спокойно произнес:

— Это правда, да. Я действительно думаю, что я Бог.

Мы сидели, молча уставившись друг на друга. Он сказал это! Он знает, и я знаю. Он действительно это сказал! Целый поток отрывочных мыслей пронесся в моей голове: паранойя? галлюци­нации? бред? опасно? Но это был Хол. Я знаю Хола. Представь, что это правда. Поверил бы я, если бы передо мной был настоя­щий Иисус? Перестань терять время. Нужно действовать эффек­тивно прямо сейчас. Это открытие. Теперь, возможно, он совер­шит настоящий прорыв. Я хочу...

А затем я прогнал все эти мысли и прочел перед глазами неви­димые слова: "Если ты не готов, заткнись". И я заткнулся. По­смотрел на Хола. Он занят своими собственными чувствами или нет? Его лицо выглядело странно спокойным. Я почувствовал к нему неожиданную близость. У меня самого пронеслось несколь­ко коротких фантазий. "Эта комната маловата сразу для двух бо­гов", — сказал я себе. Что, черт возьми, со мной происходит? Шутить на эту тему? Я совсем обессилел. Не торопись, отдышись, успокойся. Мы немного помолчали. Затем я услышал его вздох.

Хол заговорил как бы сам с собой:

— Вероятно, я всегда думал, что я Бог. Или Иисус. Или кто-то в этом роде. Я никогда не верил, что умру. До сих пор не верю. Верю, что могу сделать все, если только захочу — просто по-на­стоящему сосредоточусь на этом. Добился же я почти всего, за что действительно брался. Спорт, степени, звания, женитьба, дети... Дети. Дети! Тим, разумеется, не думает, что я Бог. Хотя раньше думал. Полагаю, он действительно верил в это. Я услышал од­нажды, как он говорил другим детям, когда ему было четыре, может быть, пять лет: "Мой папа может все уладить! Мой папа может это устроить!" Он был чем-то взволнован. Я даже не помню, чем. Он кричал: "Мой папа это уладит! Он может уладить все!" И где-то в глубине души я думал: "Это правда, я могу". Но я не могу уладить все это с Тимом сегодня, не правда ли?

— Тим больше не верит в то, что вы Бог.

— Нет, Тим не думает, что я Бог. Это несомненно. Не знаю, что я сам думаю. Когда я был маленьким, мои родители состояли в каком-то религиозном движении, которое утверждало: Бог — в каждом. Знаете, мы все имеем способности, которые не исполь­зуем: исцелять больных, воскрешать мертвых, двигать горы. Я даже теперь не знаю, может, это и так. Полагаю, я слышал достаточ­но, чтобы подтвердить свои собственные гипотезы. Я Бог! До сих пор кажется, что это мой секрет, что я не должен был говорить вам, иначе лишусь этого. Но я до сих пор чувствую себя так, как будто это правда. И я не верю, что умру — по крайней мере, пока не захочу этого сам.

— Вам даже сейчас трудно сказать, насколько вы верите в это, а насколько — нет.

— О, полагаю, мой образованный, взрослый разум понимает, что все это ерунда. Но есть другая часть меня самого...

22 января

Хол отменил две следующие встречи, оставив моей секретар­ше сообщение, что его не будет в городе. Так что прошла неделя, прежде чем я увидел его снова. Поскольку я был обеспокоен его внезапным и необъяснимым исчезновением, то испытал облегче­ние, увидев его большую фигуру в приемной. Но не совсем. Его поведение было необычным, его обычная внешняя жизнерадост­ность исчезла. Он вошел, кивнув, снял пиджак, бросил его на стул и рухнул на кушетку.

— Простите, что пропустил наши сеансы. Необходимо было уехать. Вероятно, следовало задержаться дольше.

Он говорил ровным, будничным голосом. Я заметил отсутствие подлежащих в предложениях: случайно ли это? Я решил этим по­играть.

— Кому?

— Что кому?

— Кому было необходимо уехать? Кому следовало задержаться подольше?

— Мне. — Хол не ответил на скрытое приглашение к игре.

— Расскажите мне об этом.

— В прошлый раз я испытал шок. Я решил, что должен это обдумать. Сказал жене, что еду по делам. Уехал в Сан Диего. Ос­тановился в мотеле. Не смог по-настоящему ничего обдумать.

— Трудно найти ощущение собственного Я — того, кто все это сделал.

— Да, думаю, вы правы.

— Так кто же делал все это? — Я хотел уколоть Хола, вывести его из состояния безжизненности.

— Извините, что не дал вам знать подробнее. Не было време­ни, правда. Просто мне нужно было побыть одному.

Никаких признаков, что Хол заметил мой укол.

— Какого же черта тогда существует терапия, если не для того, чтобы дать вам возможность подумать о себе?

— Да, знаю. Но я не мог сделать этого. Простите, Джим. Знаю, что вы заботитесь обо мне, но не мог.

— Вы должны были сделать все по-своему, Хол. Вопрос лишь в том, удалось ли вам? К чему вы пришли?

— Не знаю. Я не знаю, удалось ли мне это, чем бы ни было "это". Не знаю, к чему пришел. Просто не знаю.

— Вы растерялись.

— Растерялся. Правильно, растерялся.

— И так одиноки.

— Я всегда был одиноким. И всегда буду одиноким. Я никог­да по-настоящему не был связан с людьми. Не умею быть вместе с ними.

— Что это значит? — Я снова пытался его поддеть. Что-то в его холодном, безжизненном настроении вызывало во мне желание нападать на него. Мне казалось, что это как раз то, что нужно Холу, но лучше было бы, если бы я разобрался, что это значило для меня самого.

— Как вы это делаете, Джим?

Внезапный взрыв эмоций. Хол даже не слышал моего вопроса и не обратил внимания на мои уколы: Как вы — и любой другой — это делаете? Как вы можете нести весь этот груз? Люди, которые приходят к вам — я и другие недотепы, — да еще ваша семья и все остальное. Как вы это делаете?

Я хотел было спросить: "делаю что?", но знал, что Хол имеет в виду, и сейчас было не время для подобных реплик. Я рискнул быть более прямым: