Россия в Средиземноморье. Архипелагская экспедиция Екатерины Великой - М. Велижев

В ответном письме к Лобковицу от 15 февраля Розенберг просил поблагодарить Екатерину за благосклонное отношение к герцогу (особенно в свете возможных взаимных выгод от морского сообщения и торговли) и сообщал ответную ноту своего двора. Пьетро Леопольдо объяснял, что писал на итальянском языке всем остальным европейским монархам и не встретил никакого протеста с их стороны (наоборот, монархи затем отвечали Пьетро Леопольдо на своих национальных языках). Расхождения в титулах и обращениях он интерпретировал тем, что являлся не только тосканским герцогом, но и королевским принцем Венгрии и Богемии, поэтому считал себя равным по статусу Екатерине. Что касается прочих мелких огрехов, то Пьетро Леопольдо обещал в дальнейшем избегать их: выражение же «Nazione Moscovita» было употреблено им в качестве аналога «Nazione Inglese» применительно ко всему британскому королевству[830]. Объяснения герцога были приняты, хотя уточнения церемониальной формы в корреспонденции между монархами продолжались и далее[831].

Не считая помянутого эпистолярного диалога, переписка между Флоренцией и Петербургом была сугубо официальной и касалась подтверждения взаимной дружбы[832], сообщений (поздравлений и соболезнований) о придворных событиях, о рождении детей[833], бракосочетаниях[834].

Еще в 1764 г. Россия предприняла попытку взять под свое покровительство православную общину в Ливорно[835]. Однако Екатерина натолкнулась на сопротивление со стороны австрийского императора, мотивировавшего свое решение отказать России в праве протекции тем, что никакая другая держава или конфессия в Тоскане подобных привилегий не имеет[836].

На фоне формального характера взаимоотношений между государствами можно оценить, сколь резким и радикальным было «фактическое» сближение России и Тосканского герцогства с 1769 г., когда этот регион в связи с войной против Османской империи вошел в орбиту русской внешней политики, оказавшись главным местом дислокации флота российской Архипелагской экспедиции[837]. Пиза стала фактической резиденцией командующего экспедицией графа А.Г. Орлова, а вольный порт[838] Ливорно – местом стоянки российских военных и транспортных судов.

Тосканские власти, не желавшие (подобно многим другим итальянским правительствам) ввязываться в конфликт России и Турции, как и следовало ожидать, восприняли приезд А. и Ф. Орловых (вначале под псевдонимом «Острововы») в 1769 г. с настороженностью: в Ливорно и Пизе был установлен тщательный контроль за передвижениями А. Орлова и его свиты[839]. Опасения тосканского правительства суммировались первым министром гр. Орсини де Розенбергом в письме к гр. Кауницу от 27 мая 1769 г. из Флоренции:

«Двое братьев Орловых, московитов, со свитой своих соотечественников, были вынуждены уехать из Венеции по приказу тамошнего правительства, ибо подозревались в найме солдат и художников на службу русскому двору. Они устроились в Пизе, и их многочисленные поездки оттуда в Геную, Ливорно, Венецию и в другие места подтвердили подозрение, что они замыслили какую-то громкую интригу. Затем я удостоверился: из последующих разысканий Венецианской республики выходило, что вербовка, осуществляемая братьями Орловыми, имела целью вооружение кораблей против Оттоманской Порты и Рагузы в пользу греков Далмации и Иллирии, преданных и сочувствующих России, и что вооружение это было продолжено в Ливорно или в Генуе. И действительно, в Пизе показалось множество греков и славян, по большей части профессиональных моряков, и направлялись все они к Орловым. Многие были затем посланы в Геную на генуэзских судах, в Ливорно не были утаены слухи, что они должны снарядить там русский корабль»[840].

Действительно, весной-летом 1769 г. в Тоскане находилось большое количество греков и албанцев (многие из них были подданными Венецианской республики), которые активно готовились к грядущим боевым действиям в Архипелаге и поступали на русскую службу[841]. В мае того же года губернатор Ливорно Ф. Бурбон дель Монте узнал от рагузских купцов, давних союзников Оттоманской Порты, что Орлов через посредство британского консула в Ливорно Джона Дика пытается купить для ближайшей кампании английский корабль «Рэчел» капитана Маккардела. Рагузский консулат в Ливорно, не без оснований опасавшийся захватов собственных судов со стороны русского флота, подал официальную жалобу, а флорентийские власти приказали Бурбону дель Монте всячески препятствовать приобретению судна. Об этом Орсини де Розенберг писал Кауницу в Вену в уже цитировавшемся письме от 27 мая: «Прочие греки и славяне остались в Ливорно, куда прибыло и некоторое количество русских офицеров, не представившихся местному губернатору и не давших отчета о целях своего пребывания; есть веские основания не сомневаться, что они хотят тайно снарядить, сговорившись с английским консулом (Дж. Диком. – Авт.), военный корабль той державы „Rachella“, который должен поднять русский флаг, вышедши из этого порта (Ливорно. – Авт.)»[842].

Днем ранее, 26 мая 1769 г., венецианский консул в Ливорно Франческо Бики в своем донесении сообщал, что в этом порту не осталось ни одного корабля, который бы предназначался для русского флота[843]. 27 мая Орсини де Розенберг поспешил написать флорентийскому представителю в Венеции Доменико Коттини, что необходимо заверить венецианцев: опасности появления в Ливорно нанятых Орловыми судов под русским флагом нет. Законы Ливорно не дозволяли оснащения кораблей воюющих держав. Однако если Орловы приобретут в Ливорно торговые суда, с соответствующей данному типу кораблей командой, и отведут их в другие порты для вооружения, препятствовать этому тосканские власти не имеют права, и ответственность в таком случае легла бы на государства, в которых располагаются упомянутые гавани[844]. В тот же период из Тосканы были высланы некоторые опасные с точки зрения властей греки, в частности знаменитый в будущем участник Морейской экспедиции Панаиотти Алексиано[845].

В несколько иных тонах суть проблемы Розенберг излагал в уже упоминавшемся письме Кауницу от 27 мая. Он отмечал, что Пьетро Леопольдо был вынужден тайно («occulto») помешать оснащению судов Орловыми по двум причинам. Во-первых, он стремился защитить интересы собственных подданных, поскольку тосканская торговля с Левантом осуществлялась посредством рагузских судов, которым, как опасались в Ливорно, угрожал русский флот. Во-вторых, действия герцога диктовались необходимостью охранять законы Ливорно, ибо нейтралитет порта способствовал его благополучию. Уступка русским привела бы к изменению баланса сил в регионе и наверняка вызвала бы недовольство других морских держав[846]. В итоге, писал Розенберг, кораблю «Рэчел» было запрещено покидать рейд Ливорно, а соответствующие лица были предупреждены о последствиях нарушения герцогского распоряжения. Одновременно запрет давал возможность тосканским властям снестись с венским двором и получить инструкции о дальнейших действиях (хотя Розенберг и оправдывался перед Кауницем в том, что не мог сообщить ему о происходящем прежде: слишком уж стремительно развивались события). Кроме того, предполагалось известить о происходящем тосканского консула в Ливорно и Оттоманскую Порту (последнее Розенберг оставлял на усмотрение Вены)[847]. 28 июня 1769 г. Кауниц отвечал Розенбергу, что австрийский посол в Константинополе довел до сведения Порты информацию о событиях в Ливорно, подчеркивая приверженность тосканского герцога идее нейтралитета[848]. Одновременно австрийский посланник в России И.-М. Лобковиц 11 августа 1769 г. доносил в Вену о том, что в Санкт-Петербурге возникло недовольство действиями А.Г. Орлова в Пизе, связанное с недостаточной их эффективностью[849].

Таким образом, позиция великого герцога тосканского Пьетро Леопольдо в отношении русского присутствия в Ливорно и Пизе была двойственной. С одной стороны, он принимал во Флоренции русских офицеров, участвовал в организованных ими праздниках и внешне относился к ним вполне благожелательно и лояльно. Однако, с другой, до 1770 г. он не решался открыто поддержать инициативы Орловых по созданию в его государстве русской военной базы. Постоянно соотнося свои действия с позицией брата, австрийского императора Иосифа II, Пьетро Леопольдо старался создать впечатление собственного нейтралитета: в частности, тосканскому консулу в Рагузе 28 октября 1769 г. была дана инструкция отрицать всякий слух о деятельности в Тоскане русских военных агентов[850], схожие разъяснения были даны в конце сентября французскому правительству[851].