Россия в Средиземноморье. Архипелагская экспедиция Екатерины Великой - М. Велижев

Еще летом 1769 г. окончательно стало понятно, что Орлову необходимо назначить официального представителя в Тоскане и, по возможности, при других итальянских дворах (за исключением Венеции, где уже действовал к тому времени маркиз П. Маруцци). Рескрипт Екатерины на имя Орлова от 11 августа 1769 г. (по ст. ст.) предоставлял адресату такую возможность[852]. Предполагалось, что Орлов будет выбирать консулов или агентов из числа местных знатных горожан или купцов других земель, «довольствующихся одними для их домов прерогативами, которые сие публичное звание им приносить может, не требуя, впрочем, денежного себе содержания, разве бы иногда для одного или другого из таковых, вами выбранных, особливо какой резон службы вашей коммиссии того потребовал…»[853]. Первым и важнейшим шагом в этом направлении стало пизанское назначение 15 октября 1769 г. (по нов. ст.) англичанина Роберта Разерфорда русским агентом в Тоскане (согласно формулировке патента: «в Ливорно и Тоскане», с жалованьем и деньгами на содержание[854]). Разерфорду, рекомендованному Орлову британской дипломатической миссией в герцогстве[855], надлежало снабжать русский флот денежными средствами (выступая ответственным посредником между Орловым и банкирами Лондона, Амстердама и Венеции), заниматься закупками продовольствия и оружия, а также выполнять любые поручения императорского военно-морского начальства[856].

Деятельность Орлова становилась более интенсивной по мере приближения к Италии первой русской эскадры под командованием адмирала Г.А. Спиридова, что, несомненно, беспокоило тосканское правительство. Данные о прибытии кораблей русского флота в Порт-Магон заставили флорентийские власти вновь подчеркнуть свою приверженность нейтралитету: аббат Р. Никколи, посланник великого герцога в Париже, 22 декабря 1769 г. был проинформирован о передвижениях русских кораблей и стремлении поддержать независимость тосканских портов, прежде всего Ливорно. Как и в инструкциях собственному посланнику в Венеции, тосканские власти вновь подчеркивали, что русский флот, в соответствии с местным законодательством, имеет полное право приобретать в Ливорно припасы, однако Орловым строжайше запретят набирать людей, что будет тщательно контролироваться правительством[857].

Впрочем, с первыми существенными успехами русской армии и флота (прежде всего в 1770 г.) отношение тосканских властей к Орлову и его сотрудникам стало более мягким. Русские аристократы не упускали случая угодить тосканской королевской чете[858] (подробнее см. об этом гл. 7). Зимой 1770-1771 гг. отношения А. Орлова с местными властями окончательно нормализовались: 9 декабря 1770 г. герцог Пьетро Леопольдо отдал приказ губернатору Ливорно Бурбону дель Монте оказывать Орлову всяческую помощь[859].

С самого начала пребывания российских военных в Тоскане в задачи А.Г. Орлова входил и поиск возможных ремонтных баз для судов российского флота. Во многом праздничные увеселения, богатые подарки властям и аристократии Тосканы, щедрая благотворительность, сложные дипломатические ходы имели конечной целью обеспечение флота портом, припасами, ремонтной базой. Крайне важным для сотрудничества российского командования в Средиземноморье с властями Тосканы стало разрешение великого герцога использовать для нужд флота главный порт Тосканского архипелага Порто-Феррайо, располагающийся на северном побережье острова Эльба.

Этот порт практически сразу привлек к себе внимание русских военачальников. Испытывая трудности с вербовкой солдат и приобретением кораблей в Ливорно и Генуе летом 1769 г., Орловы решили использовать для военных целей Порто-Феррайо, где к середине августа собрались многочисленные славянские, греческие и итальянские (в частности выходцы из Генуи) моряки. Однако тогда тосканские власти немедленно устроили внутреннее расследование, стремясь воспрепятствовать активным действиям русских агентов на Эльбе[860].

Симптомом общего «потепления» во взаимоотношениях русской колонии в Ливорно и тосканских властей после побед 1770 г., стало окончательное открытие тосканских портов для российских кораблей. Порто-Феррайо вновь оказался втянут в орбиту военных интересов Орловых из-за своих технических характеристик: доки Порто-Феррайо могли принимать и ремонтировать большие по размеру суда[861].

Порто-Феррайо

Взаимоотношениям Пьетро Леопольдо и русских агентов в его государстве посвящена специальная глава в монографии Адама Вандружки «Leopold II»[862]. Прежде всего, Вандружка отмечал, что позиция Пьетро Леопольдо была целиком и полностью ориентирована на политику австрийского императора, его родного брата Иосифа II[863]. С началом восстания на Корсике и далее – с прибытием в Тоскану российского флота, братьев Орловых и их многочисленной свиты Пьетро Леопольдо самостоятельно и с большим энтузиазмом занялся сбором информации о намерениях и передвижениях русских агентов в Тоскане, которую он затем – в личных письмах на имя Иосифа II и Марии Терезии – пересылал в Вену. В частности, он уведомлял австрийского императора об исходе морских операций в Архипелаге, о деталях Чесменской битвы, об участии греческих повстанцев в столкновениях с турками. Рвение, с которым тосканский герцог собирал сведения о русско-турецкой войне, Вандружка объяснял следующими причинами: во-первых, всегда сильным в Пьетро Леопольдо чувством семейного единства, диктовавшим необходимость соотносить свою деятельность с внешнеполитическими проектами матери и брата, во-вторых, желанием принять самое активное участие (непропорционально большое, учитывая не самый высокий статус Великого герцогства Тосканского) в важнейших для Европы событиях, даже если его миссия касалась лишь сбора необходимых сведений и, по сути, была консультативной; в-третьих, Пьетро Леопольдо не мог не задумываться о том, что его брат бездетен, и именно тосканскому герцогу (или его детям) рано или поздно предстоит занять австрийский трон; наконец, в-четвертых, деятельность по накоплению информации полностью соответствовала его склонности к «наукообразному» ведению политики[864].

Император Леопольд II

Наиболее активная фаза деятельности Пьетро Леопольдо по изучению нравов русской колонии в Тоскане началась зимой 1770-1771 гг., когда по возвращении из Вены герцог вместе с двором находился в Пизе. В письмах матери и брату Пьетро Леопольдо подробно описывал состояние вернувшегося из Архипелага русского флота, характеризовал поведение русских офицеров и корабельных команд, писал о взаимоотношениях подданных Екатерины II с иностранцами, находившимися на русской службе (англичанами, немцами, итальянцами, скандинавами), входил в детали морских сражений лета 1770 г. и попыток поднять масштабное восстание христиан (греков, черногорцев) против турок. Особое внимание герцог уделял столь важным для Вены намекам на военные планы русской эскадры на будущий 1771-й год[865].

Начиная с декабря 1770 г. Иосиф II просил Пьетро Леопольдо информировать его о встречах герцога с братьями Орловыми. Австрийский император писал брату 17 декабря 1770 г.: «Прибытие Орловых будет весьма интересно, ты сможешь оказать нам большую услугу, если тебе удастся узнать от них или, лучше, от их подчиненных и иностранцев на службе русского флота, в каком состоянии он находится, что можно ожидать в будущем от его операций и куда флот направится в следующей военной кампании»[866].

Как считал Вандружка, выполнение братского задания требовало от Пьетро Леопольдо определенных усилий. Хотя Алексей Орлов сам и во всех подробностях рассказывал герцогу о Чесменской битве и других морских операциях русского флота (письмо Пьетро Леопольдо Иосифу от 5 января 1771 г.)[867], значительная доля информации, в частности о будущих маршрутах эскадры, оставалась для Пьетро Леопольдо закрытой.

Великий герцог тосканский был вынужден установить тайные сношения с кавалером Мальтийского ордена графом Д.Д.М. де Мазеном (де Мазином), который, как уже отмечалось, без разрешения магистра Мальтийского ордена снарядил корабль и отправился в Архипелаг, примкнув к российской экспедиции[868]. Мазен оказался в Ливорно уже в конце 1770 г., пробыв на островах всего несколько недель. Вероятно, он вернулся из Архипелага вместе с А.Г. Орловым[869] и во время одного из придворных маскарадов в Пизе в длительной беседе с великим герцогом поведал тому о многочисленных проблемах русского флота. Кроме того, Мазен поделился с Пьетро Леопольдо своими мыслями о том, как следует Австрии строить ее балканскую политику, исходя из перспективы раздела европейской части Турции и возникновения на ее месте небольших автономных государств. Мазен говорил герцогу, что по пути в Петербург, куда он направлялся курьером, ему хотелось бы изложить свои взгляды Марии Терезии и Иосифу II, прося посредничества Пьетро Леопольдо. Герцог следующим образом описывал Мазена в письме к брату: «Это очень умный человек, полный огня и жизни, но при этом – горячая голова, в которой роятся самые невероятные проекты, отважен и преисполнен фантазиями, очень большой интриган, амбициозный и талантливый… Я убежден, что во многом он фантазирует, но в его рассуждениях могут быть заключены разумные идеи» (из письма от 21 января 1771 г.). Пьетро Леопольдо ничего Мазену не обещал, однако написал обо всем брату и ждал его инструкций[870].