Краткая история тела. 24 часа из жизни тела: секс, еда, сон, работа - Дженнифер Акерман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Фиксируя температуру тела волонтеров, содержание гормонов, в частности мелатонина, и электроэнцефалограмму, Вер обнаружил, что организм функционирует по-другому, вырабатывая ночью больше мелатонина и связанного со сном гормона роста. Период между двумя циклами сна тоже был уникальным с точки зрения биохимии: резко повышалось содержание пролактина, гормона, который вырабатывается у женщин во время кормления грудью (а у кур – при высиживании яиц). Именно это особенное с эндокринологической точки зрения состояние может спровоцировать самосозерцание и нечто вроде тихого медитирования, говорит Вер. Не исключено, что двухфазная модель сна, когда человек переходит от глубокого сна к спокойному отдыху, открывает доступ к видениям, давно нами утраченным. «Хочется думать, – пишет Вер, – что в доисторические времена такой распорядок перекидывал мостик между снами и реальной жизнью, который постепенно исчез из-за того, что люди сократили и объединили фазы своего сна. Если это так, понятно, почему современные люди утратили связь с источником мифов и фантазий».
Вер подозревает, что двухфазный режим сна (по крайней мере, в длинные зимние ночи) все-таки более естественен для нас и что сегодняшнее обыкновение спать без перерыва – артефакт современных технологий искусственного освещения. «Сегодня люди уже не осознают, что могут пробовать альтернативные модели сна. В доисторические времена это происходило само собой из-за смены времен года, – говорит ученый, – а сейчас потребность в этом покоится в нашем подсознании». Мы попали в капкан модели «короткая ночь – длинный день», и его тиски сжимаются все сильнее.
* * *
Вы включаете прикроватную лампу – один из тысяч источников искусственного света, с помощью которых мы сокращаем свои ночи и не пускаем себя в мир снов. Томас Эдисон прогнал темноту и сны дальше, чем кто бы то ни было.
На протяжении десятков тысяч лет сумерки подавали человеку сигнал, что пора ложиться спать, а восходящее солнце призывало проснуться. Солнце было единственным источником света, на который ориентировались наши внутренние часы, настраиваясь на продолжительность дня и на время года. Потом появились очаги и светильники, заправляемые маслом, жиром, смолой, сырой нефтью, керосином и газом. Они рассеивали мрак, но не настолько, чтобы нарушить ход наших биологических часов. А в 1879 году была изобретена лампа накаливания, и электрический свет начал свое победное шествие по миру. Внезапно наш биологический вид выпал из солнечного цикла, и мы могли теперь притвориться, что каждая ночь светла как день. Однако наши биологические часы все еще были настроены на древний режим «свет – тьма», и эта круглосуточная иллюминация обернулась издержками, значение которых мы только начинаем осознавать.
Наши биологические часы нуждаются в темноте так же отчаянно, как и в свете. В 2005 году ученые из Университета Вандербильта продемонстрировали, что свет, не потухающий на протяжении суток, десинхронизирует работу нейронов, из которых состоит СХЯ[518]. Включая лампы и люстры после захода солнца, мы непреднамеренно сбиваем с толку свои биологические часы[519]. Даже низкая освещенность, скажем в 100 люкс, как в офисе или гостиной, может повлиять на наши биоритмы[520]. Группа Чарльза Чейслера обнаружила, что в начале биологической ночи циркадианные часы особенно уязвимы[521]. Поздним вечером яркий свет отодвигает наступление ночной фазы, и организм работает так, как будто и утро наступит позднее. Если вы оказываетесь на свету ранним утром, ваши биологические часы перестраиваются на то, что восход солнца наступает раньше. Ночной свет подавляет секрецию мелатонина. Даже короткое пребывание на свету в середине ночи радикально сокращает активность фермента, необходимого для выработки мелатонина[522].
Люди – единственный биологический вид, который освещает ночь, игнорирует свои биоритмы, пересекает часовые пояса, работает и спит наперекор внутренним часам. Мы пренебрегаем генетической памятью своих биологических часов себе во вред.
Возьмем длинные перелеты. Некоторое время назад в маленькой китайской деревушке я сидела за столом с местными сановниками и учеными. Нас потчевали замечательными экзотическими блюдами, в том числе супом из ласточкиных гнезд. Эти гнезда – поразительно прочные конструкции, скрепленные клейкой слюной, – варят в курином бульоне. Я знала, что должна попробовать дорогой деликатес, но замерла с поднятой ложкой. Не то чтобы я не хотела насладиться студенистыми нитями, которые выделяют слюнные железы птиц. В том, что касается еды, я авантюристка, готовая попробовать самые необычные кушанья. Но мой желудок просто не принял бы эту пищу – как, впрочем, и любую другую. Я прилетела в Китай накануне, а мои внутренности, казалось, остались в Вирджинии. На самом деле, как объяснил мне позднее друг-ученый, так оно и было.
Говорят, когда вы пересекаете полмира, вашей душе нужно еще три дня, чтобы поспеть туда за вами[523]. То же самое происходит с желудком. Вам может казаться, что вы в полном порядке, говорит Майкл Менакер, но отдельные части тела, живущие по собственным часам, догонят вас еще нескоро. Организму нужно время – примерно по дню на каждый часовой пояс, – чтобы полностью перестроиться. Две трети путешественников на большие расстояния обнаруживают у себя симптомы нарушения суточного ритма: медлительность, расстройство желудка, дневную усталость, проблемы с засыпанием (после перелета на восток) или ранним подъемом (при перелете на запад), нарушения памяти, спад активности, потерю аппетита. И это только начало. В середине ночи путешественники просыпаются от выброса гормонов, который сигнализирует о наступлении утра. При перелете с запада на восток симптомы обычно проявляются сильнее, потому что организму легче приспособиться к удлинению дня, чем к его сокращению.
Менакер предполагает, что дискомфорт и плохое самочувствие при сбоях суточного ритма вызваны нарушением синхронизации между главными и периферическими биологическими часами, которые приспосабливаются к новым условиям в разном темпе. В ходе одного опыта на генетически модифицированных крысах Менакер и его коллеги наблюдали за влиянием временно́го сдвига на циркадианные ритмы разных органов[524]. Результаты навели на мысль о том, что главные часы организма, которые находятся в СХЯ и отвечают за основные ритмы, такие как ритм изменения температуры тела, приходят в норму примерно за сутки, а расположенным в тканях разных органов,
