Уинстэнли - Татьяна Александровна Павлова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Знайте, предостерегал он, Сын справедливости уже близко; он разрушит все ваши ограды и откроет землю для простого народа; он спрямит дороги и сровняет горы с долинами.
Перед его глазами вставал Эдемский сад, рай, с его легкой, счастливой беззаботностью, с его изобилием, с его любовью, не замутненной вожделением. Природа представлялась ему одеждой бога, который наполнял все собою. А главным созданием природы, венцом творения являлся человек, господин над землей и всеми тварями земными. И ни одна ветвь человечества не была лишена этого владения, но все должны были владеть всем сообща.
Пять рек омывают этот сад жизни: слух, зрение, вкус, обоняние и осязание. Они связывают все живое с миром природы. А посреди сада возвышаются два древа: древо познания добра и зла и древо жизни. Первое из них имеет в своем облике нечто соблазнительное и злое. Это древо воображения, оно не дает истинного знания. Человечество вкусило от его плодов и потеряло свою честь и силу; слабость и болезнь проникли в его нутро, оно отпало от бога и стало подобно зверям лесным, лишенным понимания окружающего мира. Его наполнили страхи, сомнения, беспокойство, подозрения и зависть; ему захотелось владеть безраздельно каждой вещью, которая сулила ему наслаждение. Оно стало называть доброе дурным, а дурное добрым. Увидело свою наготу и устыдилось. И было исторгнуто из рая, то есть из себя самого, и стало жить без бога. До сих пор человечество во всем мире добровольно вкушает плоды этого древа, им правит власть тьмы.
А древо жизни — могучее и благодетельное, прекрасное древо — источает любовь. Плоды его дают чистое и полное знание мира. Это древо истинного Разума спасет всех, и все станут жить в мире и радости, ибо оно дает скромность, искренность, терпение и терпимость, умеренность, мудрость, истину, справедливость, целомудрие, радость, мир и свободу. Оно принесет истинную общность и уничтожает собственность-убийцу. Оно уравняет всех людей, приведет их к единству сердца и духа.
Уинстэнли писал этот трактат с упоением; восторг и любовь переполняли его сердце. Строгое построение, поначалу созданное разумом, ломалось; мысли обгоняли одна другую, перескакивали с предмета на предмет, возвращались к уже сказанному. Снова дни смешались с ночами, и его естество почти совсем отказалось от пищи. От слабости застилало глаза. Перед умственным взором вставали видения. Свет боролся против тьмы, всеобщая вселенская любовь — против силы себялюбия, жизнь — против смерти, истинное знание против плотского воображения. Мир рушился, наступали последние времена.
И, сам того не замечая, Уинстэнли спускался из блаженного Эдемского сада на грешную, любимую землю, и насущные нужды родной страны заполняли его сознание. Он объяснял своим братьям англичанам: «Стыд и беда нашего века в том, что каждый… ищет Бога и управителя вне себя, как зверь лесной, лишь немногие видят правителя внутри, и потому большинство потеряли власть над собою и господство и живут в проклятии… Они выброшены из райского сада и живут сами собой на земле; они живут богатством, почестями, удовольствиями, проповедниками, юристами, армиями, женой, детьми, указами, внешними обрядами или животным сожительством с женщинами; в наши дни они превозносят вожделения плоти; и полагают хорошим то, что находится вне их. Отберите это у них, и они умрут; ибо не знают, как управлять собой и другими».
Люди недовольны миром, внешние обстоятельства пугают или раздражают их; они стонут от несовершенства миропорядка и не понимают, что главная причина их недовольства — внутри их. Как дать им это понимание? «Те, кто живет внешним, — терпеливо повторял он, — полны внутреннего беспокойства, их пробирают многие горести, рабский страх в душе их заслоняет дорогу к древу жизни; они не осмеливаются жить в свободной общности или всеобщей любви, боясь, как бы другие не стали глумиться, ненавидеть или вредить им или как бы им не впасть в нужду, недостаток пищи или одежды. Ибо воображение говорит им, что если они будут любить и помогать другим, те не ответят им любовью. Но они не знают духа и живут на земле без него — предметами внешними, под властью тьмы, именуемой неверием».
Уинстэнли хорошо понимал опасность, которую несет для власть имущих подъем духовной жизни народа. Они стремятся получить свое — и горе тому, кто мыслит не так, как мыслят они сами! «Человек, живущий плотским воображением, не может жить внутри себя; это для него безумие и чудачество, он должен бежать из дому в поисках удовольствий и услаждает все свои чувства лишь внешними предметами и с жадностью стремится удовлетворить себя. И глумится, смеется, ненавидит и преследует дух, называя его безумием, богохульством и беспорядком, который разрушит всякое правление и порядок».
Он перебирал в уме свою жизнь, и горькие мысли наплывали одна за другой. Примет ли мир его светлую идею, согласится ли с ней? «Да, говорит душа, злое настало время. А мнимый страх твердит, наполняя душу печалью: о, если б это тело никогда не родилось на свет! Как бы хотел я умереть в утробе матери! Если это — удел человека, я хотел бы быть тогда птицей, зверем или другой какой тварью. Когда я не забочусь о том, чтобы поступать по совести, я могу жить, я имею друзей, я наслаждаюсь миром; но как только я начинаю поступать так, как хочу, чтобы поступали со мной, друзья тотчас же удаляются, все начинают ненавидеть меня; я беззащитен перед любым несчастьем. И это все приносит тебе твоя справедливость, о жалкое ничтожество?»
Будущее вдруг начинало рисоваться ему в мрачных тонах. Он забывал о цели и замысле трактата и писал о своей жизни, поверяя бумаге тайные предчувствия и опасения. Что ждет его? «Ты увидишь предательство людей, которые окружают тебя, — говорил ему голос внутри его, — нищета будет грозить тебе, тело ослабеет,
