Царь нигилистов - Наталья Львовна Точильникова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Милый Саша! — писала Елена Павловна. — Я нашла для тебя студента-медика. Мне его порекомендовал Николай Иванович Пирогов. А ему — профессора Московского университета, почетным членом которого он является. Его протеже готов приехать в августе в Петербург, чтобы стать твоим учителем».
Из Москвы! А в Питере что ли нет?
На экскурсию ему захотелось в Петергоф!
И Саша погрузился в размышления, как бы это двоюродной бабушке повежливее ответить.
«Любезная Елена Павловна! — написал он. — Я безмерно уважаю академика Пирогова и его рекомендации. Однако приглашение студента из Москвы потребует дополнительных расходов. Как минимум, если я приглашаю человека, я должен ему оплатить жилье. Сколько стоит аренда квартиры в Петергофе? И сколько он берет в час?
Как зовут этого московского гения?
Нет ли подходящих кандидатур в Петербурге?»
«Милый Саша! — ответила Елена Павловна. — О деньгах не беспокойся. Я оплачу ему аренду квартиры. Это сущие копейки! Берет он 50 копеек в час. Можно найти дешевле, но будет ли это лучше?
Молодого человека зовут: Склифосовский Николай Васильевич.
Ему 22 года. Он из Херсонской губернии. Окончил с серебряной медалью гимназию в Одессе. Потом поступил на Медицинский факультет Московского университета. Перешел на четвертый курс. Один из лучших студентов».
В общем-то, после ФИО Елена Павловна могла уже ничего больше не писать.
«Любезная Елена Павловна! — ответил Саша. — Спасибо Вам за отличную рекомендацию! Я согласен. Когда Николай Васильевич будет в Петергофе, и мы сможем познакомиться? Оплату его квартиры в перспективе постараюсь взять на себя. Можно его в какой-нибудь питерский медицинский университет перевести?»
Встречу со Склифосовским запланировали на начало августа.
Июль подходил к концу, и можно было подвести некоторые итоги.
Пошли первые продажи шампуня. Реализацией занимался Илья Андреевич прямо в своей аптеке, адрес которой был написан на пакетиках, на оборотной стороне. Рекламу выставили прямо в окне, просто рукописный плакат пока без картинки:
«Величайшая потребность века!
Английское средство для мыться волос — шампунь.
Восторженные отзывы первых красавец Санкт-Петербурга!
Всего 25 копеек».
Цена, конечно, была высокая, но Саша поначалу и не рассчитывал на большие продажи. Если очень туго пойдет — можно скинуть. С каждого пакетика партнеры получали 10–15 копеек прибыли.
Илья Андреевич присылал отчеты за каждый день. Саша подумывал, конечно, не наслать ли на него ревизию и не сделать ли контрольную закупку. Но решил, что на первых порах взаимное доверие между партнерами важнее возможных финансовых потерь.
Деньги договорились делить, когда наберется хотя бы рубль чистой прибыли.
Инструкцию по изготовлению китайских фонариков он отправил аптекарю на следующий день после маменькиного ДР. Здесь надо было торопиться. Собственно, 28 июля в «Санкт-Петербургских» ведомостях был опубликован репортаж с мероприятия с иллюстрацией с изображением его и Никсы, запускающих фонарик, и подписью:
«Цесаревич Николай Александрович и Великий князь Александр Александрович запускают бумажный монгольфьер».
Партнер мысль понял, подсуетился, и уже на следующий день в окне аптеки красовался еще один рекламный плакат с вырезкой из газеты.
«Светящийся бумажный монгольфьер „Небесный фонарик“, всего 15 копеек».
Саша хотел, было, честно назвать продукт «китайским фонариком», но партнер утверждал, что «монгольфьер» пойдет лучше, и Саша решил, что аптекарь лучше знает рынок.
Себестоимость фонарика составляла 7 копеек, то есть прибыль 8 копеек с экземпляра. Зато из-за бесплатной рекламы в «Ведомостях» партнеры ожидали лучших продаж.
В тот же день, 29 июля, Саша написал очередную заявку на привилегию.
Две относительных удачи из многочисленных попыток. Зависли оба проекта авторучек, завис велосипед, зависли телефон с радио, которые он набросал, еще не вполне осознавая серьезность ситуации. Завис пенициллин.
Зато в народ пошел Бетховен, Щербаков и история ронинов.
А также, конечно, инновационный способ вызова духов. Тетя Санни утверждала, что весь Петербург перешел со стучащих столов на вращающиеся блюдца.
При этом объем корреспонденции рос как снежный ком. И Саша подумал, что еще немного, и он будет с утра до вечера исключительно отвечать на письма, забросив и французский, и «Путешествие», и купанье в Финском заливе, и прогулки на ландо.
И он всерьез задумался насчет секретарши. Все-таки секретарь его как-то не очень прикалывал.
Секретарша представлялась ему румяной голубоглазой блондинкой с толстой косой примерно до того места, где даже у барышень кончается часть тела с благородным названием «спина».
Почему-то была зима, оттепель, барышня прятала ручки в меховой муфточке, а потом, изящно изогнувшись, грациозно счищала мокрый снег с каблучка.
Зондировать почву на эту тему у Гогеля он не решился, а потому просто записал в своем дневнике:
«Отвечал на письма от Ильи Андреевича и Елены Павловны. Еще немного, и я разгибаться не буду от корреспонденции.
Нужен секретарь.
Интересно, секретарша обойдется дешевле секретаря?
Можно дать объявление. Что-то вроде: „Великому князю Александру Александровичу требуется секретарша. Золотая или серебряная медаль женской гимназии или Института благородных девиц. Танец с шалью с губернатором на выпускном балу. Умение изъясняться и вести переписку на четырех языках: русском, английском, французском и немецком. Английский свободно. Аккуратность, исполнительность, работоспособность“».
Саша задумался не прибавить ли про приятную внешность, интенсивность румянца и длину косы. Но передумал. Мало ли у кого, какие представления о приятной и неприятной внешности. Не хочется заранее отсеивать подходящих кандидаток.
Когда Гогель читал его запись, Саша с интересом наблюдал, как брови гувернера ползут вверх.
— Александр Александрович, это не принято! — отрезал он.
— Почему? У меня действительно очень много переписки. Нужна помощница.
— Помощник, — вздохнул Гогель. — Может быть.
— Но барышни аккуратнее, — заметил Саша. — И наверняка дешевле.
— Ну, кто же отдаст на это свою дочь?
— Чем это хуже, чем фрейлина?
— Фрейлины служат августейшим дамам.
— Угу! А августейшие мужи их, наверное, в глаза не видят.
— Александр Александрович, вам еще рано думать об этом!
Саша вздохнул.
— А я думаю, что был бы конкурс, Григорий Федорович.
Четверг так и закончился на этой грустной ноте.
Зато пятница началась просто замечательно. А именно: рядом с Сашиной кроватью утром стояла гитара.
Не дрова! Даже по виду это были совершенно очевидные не дрова. Черный гриф с позолоченными колками, светлые струны — если не серебряные, то посеребренные точно, вокруг резонаторного отверстия — черная розетка с растительным узором, мостик для крепления струн с изящным изгибом.
— Это от государыни, пояснил Гогель.
Саша начал настраивать и понял, что и звук —
