Экран наизнанку - Леонид Марягин

- На Балтике.

- Точнее!

- Рижская военно-морская база...

- О! - оживился режиссер, - я поднимал в Риге национальное кино. Там тогда командовал адмирал Головко-младший...

- Он и сейчас командует...

- Хочешь у меня работать? - великодушно спросил народный.

Вопрос не требовал ответа.

На этой съемке ни Севе, ни его нынешнему коллеге ассистенту режиссера Певзнеру нечего было делать. Командовал съемочной площадкой представительный мужчина с обширными залысинами и волевым профилем - второй режиссер Иван Иванович, которого в обиходе для удобства звали Ван Ванычем.

- Мотор! - Ефим Давыдович - режиссер, которого мы видели в "Национале", откинувшись в кресле, командовал тихо, не затрачивая энергии.

И Ваныч так же негромко вторил через микрофон:

- Мотор!

Сторож с берданкой на плече стоял, подперев дверь магазина.

- Сторож, высморкайся и уйди налево, - приказал шеф.

Второй повторил в микрофон.

Сторож оставался неподвижен.

- Сторож, высморкайся и уйди налево, - снова приказал шеф.

Ван Ваныч старательно повторил в микрофон:

- Сторож, высморкайся и уйди налево!

Команда не действовала на сторожа.

Шеф начал терять терпение:

- Пусть немедленно уйдет налево!

Второй повторил:

- Сторож, уходи налево!

Сторож по-прежнему стоял.

- Стоп! - закричал шеф без микрофона так, что Севе захотелось заткнуть уши, - он что, глухой?

- Сейчас выясню, - Ваныч важно направился к сторожу, заслонил его собственной фигурой и, как-то объяснившись, вернулся к съемочной камере.

- Он - глухой.

- Ты узнал это только сейчас? - угрожающе спросил шеф.

- Да.

- Какой ты второй режиссер! - кричал Давыдович, воздев массивную палку над собой, - второй режиссер обязан знать не только занятость актера, но и его медицинскую карту! Это - начальник штаба! В его руках - все: от последней вилки в реквизите до тысячной массовки, которой он руководит! Этого может не знать еще, - шеф поискал глазами и нашел Севу, - вот он! - и ткнул в направлении Севы палкой, - ему я могу простить. Он в кино без году неделя! А ты? Говорили мне, что ты - работник во-о-о-от такого масштаба, Ефим Давыдович показал кончик указательного пальца и горестно развел руками.

Ван Ваныч воспользовался паузой и высказался:

- Хорошо, что сторож глухой. Мы же снимаем ограбление магазина!

Съемочная группа захохотала.

- Ты это серьезно или шутишь? - Шеф, белый от бешенства, подошел вплотную ко второму.

Тот не отвечал, боясь высказаться невпопад.

- Я спрашиваю: ты это серьезно или шутишь? - повторил Давыдович шепотом.

- Шучу, - наугад ответил второй.

- Ну, тогда работай пока, - махнул рукой шеф и отошел от Ваныча, нелепо торчавшего в центре пустой съемочной площадки.

Хлопушка "Цена человека".

- Кадр семь, дубль четыре! - Щелчок дощечки, и помреж Люся Яровая выбежала из кадра, открыв строй заключенных из бригады хозобслуги во дворе пересыльной тюрьмы.

- Плотники - шаг вперед! - звучит голос нарядчика.

Зеки названной специальности выходят из строя.

Начальник, стоящий под сторожевой вышкой, наблюдает за назначением на работы.

- Каменщики - два шага вперед!

Снова хлопушка "Цена человека".

Каменщики делают свои два шага. Камера панорамирует по лицам оставшихся в разреженном строю заключенных - здесь мы впервые видим лицо актера, играющего главного героя в фильме "Цена человека".

- Остальные - разобрать носилки и лопаты и - на погрузку.

Остатки строя рассыпаются.

Зеки разбирают носилки и лопаты. Удаляются к машинам. Одни - направо, другие - налево.

Крик:

- Стоп! - Движение в кадре остановилось, все зеки развернулись лицами к издавшему этот требовательный и недовольный крик.

Ефим Давыдович командовал съемочной площадкой через микрофон, не вынимая грузного тела из режиссерского кресла.

- Этюды лепите с массовкой, этюды! Что они у вас ходят слева направо и справа налево!

- Вы абсолютно правы, - поддакнул второй режиссер из-за спины шефа.

Ассистенты - их было двое: Певзнер и наш герой, Сева, находившиеся в гуще "зеков", обернулись и застыли.

- Вы бездарны!

- Что? - выставил челюсть вперед Певзнер.

- А то! - взревел Ефим Давыдович, - еще раз огрызнешься - поедешь туда, где лес рубил. Не забывай, что у нас консультант - комиссар милиции города! Севка! - режиссер направил свою энергию на Севу, - боржом!

На глазах у застывшей массовки, среди которой выделялись молодые особы, изображавшие подруг "зеков", приехавших на свидание в лагерь, Сева шел нарочито медленно.

- Бегом! - заорал режиссер.

И Сева кинулся к стоящему поодаль деревянному ящику с боржомом, выхватил бутылку и, на ходу открывая и обливаясь, протянул ее Ефиму Давыдовичу.

Тот глотнул прямо из горлышка.

- Видишь, - бросил Ефим Давыдович, отдавая ему пустую боржомную бутылку.

- Что вижу? - не понял он.

- Я прочитал твои рассказы для института. Видишь.

Жить в Москве было негде, и он ночевал на диване в кабинете у Давыдовича. До случая - ночью комнаты проверяла охрана.

Охранники в специфической форме, которую почему-то принято было называть полувоенной, шли по студийному коридору со связками ключей в руках, приоткрывали ближайшую дверь, заглядывали внутрь и, закрыв, устремлялись дальше.

Сева уловил звяканье ключей и, прихватив туфли, выглянул в окно.

Кабинет находился на втором этаже. Рядом с окном пролегала водосточная труба.

Сева дотянулся до нее и провисел снаружи корпуса, пока шла проверка скрипела дверь, звенели ключи...

Но больше не рисковал ночевать в этом кабинете.

- Где ты теперь ночуешь? - спросил коллега - ассистент Певзнер. Они сидели в курилке на пересечении павильонных коридоров.

- В поезде "Москва - Петушки".

- Почему именно "Москва - Петушки"?

- Негде было ночевать, решил поехать домой. Сел в поезд. Залез на вторую полку и проспал свою платформу "Крутое", вышел в Петушках, снова сел в поезд и... До Москвы. Удобно! - отшутился к финалу монолога Сева.

- Не сладко, - заключил Певзнер.

Рабочие-постановщики пронесли мимо сидящих в курилке бутафорскую, под металл, кованую решетку.

Певзнер полез во внутренний карман пиджака, вынул распухшую записную книжку и, разыскивая нужную запись, рассказывал:

- Когда я, желторотый студент, попал в лагерь на лесоповал, я выжил только потому, что мне помогали опытные зеки...

- Политики или урла? - полюбопытствовал Сева.

- Честные - есть везде, - ушел от ответа Певзнер.

- Тебя за глаза Давыдович зовет "еврейский бандит Певзнер".

- Знаю, меня посадили по уголовной статье...

- А на самом деле?

- А на самом деле за то, что был студентом еврейской студии и раза два или три видел самого Михоэлса.

- И ты терпишь это прозвище Давыдовича?

- Он взял меня на студию. Это - не просто. Ну, хватит травить - вот телефон. Звони от меня. Хозяйка - баба с бурным прошлым, но сейчас жутко идейная. Общественница фабрики "Гознак". Обещай вести себя в ее комнате тише воды и ниже травы. А там - как выйдет.

- Я - твой должник.

Певзнер запрокинул красивую голову и с прищуром посмотрел на Севу:

- Время покажет.

- Баб - не водить. Тишину - соблюдать. По счетам будешь платить сам. Я - буду проверять, - общественница "Гознака" загасила окурок беломорины о надколотое блюдце, поправила криво висящую иллюстрацию из "Огонька" в рамке. - Чего не выполнишь - пеняй на себя! Значит, ты здесь не жилец!..

После своих наставлений она удалилась, позвякивая медалями на двубортном пиджаке.

Обстановка в комнате была безумно убогой и скучной: старая мебель с продавленным диваном на видном месте, мертвые настенные часы, параллельный телефон у самой двери. Когда он попробовал набрать номер, дверь распахнулась, на пороге появилась ровесница англо-бурской войны в халате и заявила:

- Ты что, не слышишь? Я разговариваю. Учись правилам общежития! Это не твой личный телефон, а параллельная трубка!

После такого замечания телефонировать не захотелось. Он пересчитал скудную наличность и принял решение.

В кафе "Националь" в этот час было еще пусто, но собеседник все-таки обнаружился. За столик сел парень старше его лет на семь, с губами-плюшками, курносым носиком и глазами дауна.

- Пижонишь? - спросил он Севу, как старого знакомого. Впрочем, такая манера общения была у Губана со всеми - и со знакомыми и с незнакомыми.

- Что вы имеете в виду? - Сева постарался не грубить.

- Твою тельняшку. За сколько купил? Хочешь выглядеть мужественным?

- Я, чтоб ты знал, старший матрос! - ощетинился Сева.

- С Неглинки, которая течет в трубе. - Губан осклабился, обнажив ряд кривых зубов.

- С Балтики!

- О! Приятно познакомиться. А я представитель второй древнейшей профессии! Какая первая - знаешь?

Не хотелось признаваться, но Сева не знал.

- Первая - проституция, а вторая - журналистика! - победно пояснил Губан.