Среди красных вождей том 1 - (Исецкий) Соломон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но возвращаюсь к Андреевой. Вскоре после своего назначения она из Петербурга приехала представиться мне. Она, очевидно, нарочито была очень скромно одета, пожалуй, даже с нарочитой небрежностью.
— Вот и я, — с театральной простотой и фамильярностью сказала она, входя ко мне. — Имею честь представиться по начальству…
Я ответил ей очень вежливо, но без всякого поощрения взятого ею тона. Она поняла это и сразу стала серьезна.
— Хотя мы с вами и не знакомы, — продолжала она, — но я вас хорошо знаю по рассказам Леонида Борисовича и Алексея Максимовича… Вообще мы, старые коммунисты, хорошо знаем друг друга…
— Ну, я то вас хорошо знаю по моей службе в note 292Контроле Московско-Курской железной дороги, — ответил я, — когда я находился под начальством вашего мужа Андрея Алексеевича Желябужского. Помню, вы устраивали в Контроле спектакли и балы, на которые все подчиненные вашего тогдашнего мужа обязаны были являться, внося, кажется, по рублю… И вы блистали на этих балах, как королева: вы посылали секретаря Лясковского, как вы знаете, проворовавшегося, к тем, кого вы хотели осчастливить, с объявлением что желаете с ним танцевать… О, я вас очень хорошо помню… Но о том, что вы коммунистка, да еще старая, я и понятия не имел…
Все это я сказал не без ехидства. (Марья Федоровна Желябужская (по сцене Андреева, впоследствии жена Горького) была бичом служащих Контроля, начальником которого был ее муж и на который она вместе с ним смотрела, как на свою вотчину. Служащие должны были по ее поручению бегать к портнихам, модисткам и пр. и постоянно были заняты перепиской для нее ролей. Служащие же уплачивали ежемесячно врачу, которым не могли пользоваться, но который зато два раза в неделю являлся к Желябужским, как их домашний врач… Вообще это была скандальная пара…. Описание их похождений могло бы составить интересную страницу в воспоминаниях о чиновничьем быте… Это не входит в тему моих настоящих воспоминаний и упоминаю я об этом лишь вскользь, чтобы дать понять читателю, из кого состоят "старые коммунисты". — Автор.).
Она покраснела и сильно смутилась. Я предложил ей перейти к делу и она стала читать мне написанный в петербургском отделении рапорт о приеме ею в свое ведение отделения. Мне часто приходилось видаться с нею и, само собою, как комиссар, она ничего не стоила — орудовали за нее секретари… Но она, как известно, сделала карьеру…
Перед Новым Годом все ведомства, в силу note 293закона о монополии торговли, представили в Наркомвнешторг свои требования на заграничные товары. Эти сметы поражали своими чисто астрономическими суммами (напоминаю об обесценении рубля). Требования были обширны и, в виду блокады, представляли собою лишь академический интерес — контрабанда, конечно, не могла их удовлетворить. Происходили совещания с представителями заинтересованных ведомств, проверялись списки необходимых товаров. По тому времени это была совершенно бесполезная работа.
Но, просматривая эти списки, я случайно заинтересовался тем, что военное ведомство требовало на какие то колоссальные, даже по тому времени, суммы лент для пишущих машин и вставочек для перьев. Совершенно случайно я встретился с одним инженером, который сказал мне, что машинные ленты он может изготовить в нужном для всей России количестве домашними средствами, а также и вставочки для перьев. Через несколько времени он доставил мне приготовленный им образец ленты и представил смету, по которой выходило, что каждая лента обойдется всего в 67 советских рублей. По тогдашним временам эта цена казалась до смешного ничтожной, ибо в требовании военного ведомства они оценивались несравненно выше. И для производства всего необходимого количества лент требовалось всего около трехсот пудов льняной пряжи, около десяти пудов краски и еще кое-каких материалов. А вставочки он брался сделать из папье-маше, для чего ему требовалось несколько сот пудов бумажной макулатуры…
По конституции Наркомвнешторгу не представлялось права производить товары. Поэтому я заручился, если не ошибаюсь, разрешением Рыкова, как председателя Чрезвычайной комиссии по снабжению армии, сделать note 294эти опыты с лентами и вставочками. Чтобы получить необходимые материалы, я должен был обратиться в целый ряд ведомств. Все это были пресловутые "Главки" (кстати, их было свыше восьмидесяти). Так, льняную пряжу я мог получить только в ведомстве, носившем сокращенное название «Главлен». Во главе его стоял покойный Виктор Павлович Ногин, крупный партийный работник, старый революционер из рабочих. Для получения краски я должен был обратиться в "Главкраску". Для получения бумажной макулатуры — в "Главбумагу". Нужны были еще некоторые добавочные продукты в очень небольших количествах, химические и другие, и все это было рассыпано по разным "главкам".
К первому я обратился к Ногину, по телефону изложив ему суть дела. Он сразу согласился и сказал мне, чтобы я послал моего инженера лично к нему с запиской и официальной просьбой на бланке, и все будет сделано. Разговор этот происходил в присутствии инженера. Я дал ему записку и он тотчас же поехал. Явился он ко мне только через четыре дня…
— Ну, что, — спросил я его, — все устроено?
— Какой там, — безнадежно махнув рукой, ответил он. — Ничего не устроено.
И он поведал мне свою "льняную одиссею". Ногин принял его очень любезно и сразу же написал свою резолюцию на моей официальной просьбе "исполнить", передал ее своему помощнику, которого тут же вызвал и на словах прибавил: "Сделайте это без задержек". Тот увел инженера к себе. Долго расспрашивал, в чем дело?.. Опять полное сочувствие и направление к следующему по нисходящей иepapxии лицу… Там та же история: длинные объяснения и полное note 295сочувствие … Но весь день прошел в этих хождениях по инстанциям.
— Видите, товарищ, теперь поздно, — сказал ему последний сотрудник, до которого он дошел в этот день. — Приходите завтра.
Но завтра пошли все те же мытарства, а кроме того потребовались какие то справки, но уже обратно по восходящей лестнице иepapxии. Прошел еще день. На третий та же история. Наконец, мой инженер добрался до лица, заведовавшего тем сортом пряжи, который ему был нужен. Опять длинные расспросы, для чего? Подробные объяснения. Дополнительные вопросы. Такие же новые объяснения. Опять наведение дополнительных справок.
Мой инженер выходит из себя.
— Да вот же, товарищ, — говорит он, — ведь вы имеете все резолюции на требовании Наркомвнешторга… Чего же еще?.. Вот резолюция товарища Ногина "исполнить", вот резолюции других сотрудников…
На четвертый день он добрался, наконец, до последней инстанции. Те же вопросы, объяснения, возражения, дополнительные справки по восходящей и нисходящей… Наконец, этот последний сотрудник поднял вопрос, по какому праву Наркомвнешторг требует пряжу? Мой инженер, уже вдребезги измученный, устало объясняет. Ссылается на разрешение Рыкова. Снежный ком снова катится к Ногину. Он занят, будет свободен через два часа. Через два часа Ногин резонно говорит: "Да ведь я же написал резолюцию "исполнить". Kакие же еще вопросы? Надо сделать — вот и все". Но последняя инстанция не согласна. По ее мнению нужно ткать ленты не той ширины, а в несколько раз шире, а потом в бобинах разрезать на ширину, требуемую машиной… Мой инженер возражает ему на это, note 296что резанная лента, пройдя один раз через машину, будет замохряться и будет застревать в машине… Длинный спор. Мой инженер говорит с досадой: "Послушайте, товарищ, ведь все технические условия одобрены уже товарищем Соломоном".
— Мне, товарищ, это не указ… У меня есть свое начальство… я должен справиться у него…
Это был последний разговор, после которого инженер пришел ко мне с докладом… Я разозлился и тотчас же позвонил Ногину. Рассказал ему вкратце все перипетии.
— Что за ….. (матерная брань). Ведь я же ясно сказал: "исполнить"… Подождите, Георгий Александрович. Я сейчас позову своего помощника и наскипидарю ему левый бок… Вы сами услышите. Жду и через несколько мгновений снова слышу матерную ругань — это Ногин "скипидарит" своего помощника. В конце концов он мне говорит: все сделано — я ему дал "импету"… Посылайте вашего инженера"…
Уверенный, что теперь уже все будет сделано, советую моему инженеру начать хлопоты в "Главкраске" и в "Главбумаге" одновременно… И в течение трех недель он скакал по всем этим инстанциям, бросаясь от одной к другой… Между тем я получил официальную на бланке "Главлен" бумагу за подписью (?!) Ногина же в ответ на мою бумагу, что моя просьба не подлежит удовлетворению…
— Что это?! Виктор Павлович, смеетесь вы, что ли, надо мной? — говорю я ему по телефону. Передаю содержание бумаги.
