Цианид - Кристина Старк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Держи, братуха, – сказал он, подставляя мне кулак для приветствия, и я тут же вытянул свой. – Ты местный?»
«Угу», – кивнул я, поглаживая собаку.
«Наверно всех тут знаешь?» – спросил он.
«Ну еще бы», – ответил я.
«А вот я – никого. Иногда выйду с собакой вечерком, и такая тоска, хоть вешайся. Завтра опять сюда приду. Подтягивайся, если нечего делать», – сказал он, прыгнул в тачку и укатил.
Естественно, я пришел на следующий день. Я был заинтригован, мне нравился его вайб – такой гламурно-криминальный, как в кино. Тони угощал меня напитками, покупал сигареты, оставлял мне нянчить Плюшку – своего питбуля, приглашал меня и Ника, моего младшего брата, на вечеринки в свой дом, где всего было в избытке: алкоголя, развлечений, девушек, веселья, травки. Тони всегда был добр к нам, всегда рад приютить и ничего не просил взамен. Ну разве что… оставить пару закладок в нужных местах там, где он скажет.
Я не хотел влезать в это. Я был балбесом, но не идиотом. Знал, что наркотики – это не шутки. Но все сложилось иначе…
Мой отец был жестоким, импульсивным типом, раздражающимся от любого сказанного поперек слова. Бесился от всякой ерунды, постоянно искал, к чему придраться. Обожал рукоприкладствовать и вдобавок ко всему прочему регулярно напивался до чертиков – два любимых хобби Грэма Макферсона. А моя мать не могла от него уйти. Некуда было, да и зарплаты кассира не хватило бы, чтобы растить двух сыновей. Пока однажды мой отец не отправил ее в больницу, разозлившись из-за очередной безделицы. Я не буду рассказывать, что он с ней сделал, просто не могу, даже столько лет спустя…
Митчелл открыл еще одну банку энергетика, сделал глоток и шумно выдохнул:
– Я мечтал избавить свою мать от этого ублюдка. Любой ценой и как можно быстрее. В тот же вечер, когда ее забрали в больницу, я позвонил Тони и согласился делать любую работу. А через два месяца положил перед матерью толстую пачку денег и сказал: «Теперь ты готова уйти от него? Уходи. Пошел он на хрен. Мы проживем без него».
Через полгода я уже вовсю торговал марихуаной. Оставлял товар там, где просили. Привозил куда надо. Едва успевал деньги собирать, которых внезапно стало так много, что я не знал, на что их тратить.
«Ты только смотри в оба, – говорил Тони. – И держи язык за зубами, если накроют. Срок тебе не дадут, так как ты несовершеннолетний, отделаешься. Но что что бы ни случилось, я позабочусь о твоем брате и маме. Я своих не кидаю. Пока меня не кинут, первым никогда не кидаю».
Тони торговал не только марихуаной, но и веществами, за которые сажают надолго. Я узнал об этом не сразу. Только когда нашего общего с Тони приятеля, Дару, взяли с партией прямо у него в гараже. Тот сел на семь лет, но со следствием сотрудничать не стал, покрывал Тони и его бизнес. А Тони позаботился о семье Дары. Те ни в чем не нуждались, пока он сидел. Я никогда не думал о том, что с ними было бы, если б Дара выложил все полиции.
В девятнадцать я в первый раз перевез партию кокаина через границу в Северную Ирландию. Тони всегда говорил, что у меня талант оставаться незамеченным и не привлекать к себе внимание. Наверно так оно и было. Мое лицо – лицо прелестного мальчугана из хорошей семьи – стало моим козырем. Я мог выглядеть как парень из элитного колледжа: беленький свитер от Ральфа Лорена, хипстерский берет, большие очки, чемодан, в котором не иначе как книги или проигрыватель с пластинками. Никаких кожаных курток, агрессивных ботинок и коротко бритых волос. Я мог перевоплощаться, как оборотень. Тогда у меня не было ни одной татуировки (почти все я сделал уже после того, как завязал с дилерством) – я был чистым, розовощеким и немного растерянным. Умел быть. И еще у меня были стальные нервы. Я мог пройти мимо отряда таможенников с собаками с полным чемоданом кокаина и глазом не моргнуть. Перевозил его не только в Северную Ирландию, но и в Королевство, и на остров Мэн. Водил дружбу не только с Тони, но и с теми, на кого Тони работал. Мне дали прозвище Невидимка за то, что меня ни разу не поймали. Уже в двадцать два я перевозил партии, которые стоили… – собьешься, пока нули считать будешь.
Но, видимо, всему приходит конец. Я попался на одной из перевозок. Успел сбросить большую часть груза, но не все, и в итоге сел на два года. Вышел в двадцать четыре… Тони не подвел и все это время пекся о моей матери и о Нике. Хотя лучше бы держался от них подальше, – Митчелл открыл форточку, подкурил еще одну сигарету и выпустил облако дыма в предрассветное небо. – Ник подсел на героин, пока меня не было. Капитально. Я вернулся, а он уже таял, как лед под солнцем. Ни дня не мог без дозы. Я отправил его на реабилитацию, там его поставили на ноги, но стоило ему вернуться – и он снова сел на иглу.
Я вернулся к тому, чем занимался. Невозможно было не вернуться. Большую часть моего имущества арестовали после суда. Снова нужны были деньги. Лечить Ника, содержать мать, продолжать вести тот образ жизни, к которому я привык. Образ жизни затягивает так же сильно, как и наркотики. Если ты привык ездить на дорогих машинах и жить во дворцах, ты пропал.
Тони был рад меня видеть и еще больше рад был подкинуть новую работу. Предложил перевезти десять килограмм героина в Ливерпуль. Так много я никогда не брал. Но Тони дал мне в напарники Дару, которого тогда уже выпустили условно-досрочно. На Дару можно положиться, это знали все.
Даре тоже нужны были деньги. Мы недолго думая согласились. Десять пакетов, по килограмму каждый, засунули под дверные панели новой «Ауди» и двинули в направлении Белфаста, а оттуда через переправу планировали добраться до Ливерпуля.
– Сколько это – десять килограммов героина? – спросила я. – В евро.
– Примерно пять миллионов, если по уличной стоимости, – ответил Митчелл и, усмехнувшись, добавил: – Или пятнадцать лет… Дара почуял неладное задолго до переправы. Просто на измене был всю дорогу. Руки тряслись так сильно, что он не смог бы сигарету подкурить. Я же не чувствовал ничего. Словно чутье притупилось начисто.
Мы пересекли границу с Северной Ирландией, почти доехали до Белфаста, и тут Дару накрыло. Он стал оглядываться
