Чисвикские ведьмы - Роберт Рэнкин

– Эй, эй, – произнес судья Давстон с той особой интонацией, которую однажды изберет легендарный ныне (или в те времена) сэр Джимми Сэвилл.[109] – Как насчет порядка, а?

– Ни о чем не беспокойся, – шепнул Тим Уиллу – разумеется, Уиллу номер один, скованному по рукам и ногам. – Оглянуться не успеете, как вам предложат покинуть это место и вы отправитесь гулять по улицам как свободные люди.

– Думаю, пару раз мы оглянемся, – возразил Уилл.

– О да, пару раз. Но не больше. Ну, в лучшем случае это займет пару месяцев.

Защитник Тим Макгрегор приблизился к судейскому месту.

– Я хотел бы перекинуться с вами парой слов, ваша честь, – произнес он.

– А, – откликнулся судья. – Мистер Макгрегор. Я надеялся, что еще с вами… столкнусь.

– Разумеется, я же защитник обвиняемого.

– Вам придется хорошо потрудиться…

– Не сомневаюсь, что так и будет, ваша честь.

– … потому что я, честно говоря, не в восторге оттого, что Фредди Лонсдейл по прозвищу Проигрыватель отстранен от дела.

– Таково желание моего клиента, ваша честь.

– Просто Фредди только что известил меня, что он мой кузен.

– О…

Возможно, Тим собирался еще что-то сказать, но рядом неожиданно материализовался мистер Гуинплен Дхарк.

– Если ваша честь позволит, я хотел бы вызвать первого свидетеля, – произнес он.

– А, мистер Дхарк… Конечно, вызывайте. Полагаю, это какая-нибудь знаменитость?

Тим оглядел мистера Дхарка с головы до пят. Тот буквально источал зло. Зло струилось из пор его кожи. В итоге мистера Дхарка окружала жуткая тьма и не менее жуткий холод.

– Бр-р-р, – произнес судья Давстон. – Будьте любезны, кто-нибудь! Включите обогреватели. И свет зажгите, а то темновато становится.

– Ваша честь, – мистер Дхарк растянул губы в улыбке, обнажив два ряда острых желтых зубов. – Я хотел бы пригласить мастера Мэйкписа Скриббенса.

– Мэйкписа Скриббенса? – переспросил судья. – Сомневаюсь, что я о таком слышал.

– Безусловно слышали, ваша честь. Он местная знаменитость.

Судья Д. покачал головой, и его парик чуть съехал набок.

– Об этом писали во всех газетах, ваша честь. Несомненно, вам доводилось слышать о маленьких детях, потерянных родителями в лесах и джунглях, которые прибивались к волчьим стаям и воспитывались волками? Такие случаи неоднократно имели место в наших колониях.

– Полагаю, доводилось, – ответил судья хорошо поставленным голосом прямо в микрофон. – А также газелями и обезьянами. Вы не о сыночке лорда Грейстока?[110]

– О нет, ваша честь. Семья Мастера Мэйкписа Скриббенса стала жертвой аномального электрического разряда. Это произошло в Брентфорде, прямо у них на огороде. Родителей поразило насмерть. Мастер Мэйкпис, крохотное беспомощное дитя, остался один-одинешенек. И непременно умер бы, но его подобрали улитки. Они выкормили его и воспитали.

Судья Давстон смахнул слезинку.

– Какая трогательная и поучительная история. И этот бедный малютка сможет выступить в качестве свидетеля по данному делу?

– Без сомнения, ваша честь. Он был самым настоящим свидетелем инцидента. И, будучи воспитанным улитками, он окажется идеальным свидетелем. Поскольку не умеет лгать.

Судья Давстон улыбнулся:

– Улитки действительно славятся своей честностью. Как говорили в старину, «чего улитка не знает о честности, того не знает муха о лукавстве»…

– Ваша честь высказывается точно, как никто иной. Может, ваша честь, вы сами в чем-то сродни улиткам?

– Льстец, – проговорил судья.

– Что? – переспросил Уилл номер один.

– Что? – переспросил Уилл номер два.

– Протестую, – сказал Тим Макгрегор.

– Почему? – спросил судья.

– Я не вполне уверен, – объяснил Тим, – но мне не нравится эта история о воспитаннике улиток.

– О-о-о-о-о! – выдохнули все присутствующие. Включая представителей прессы, джентльменов с ВВС[111] и шведку-блондинку из службы погоды. Правда, блондинка сказала скорее «О-ох», потому что запрокинула при этом голову.

– В чем дело? – удивился Тим.

– Улитки имеют репутацию правдивых созданий, – пояснил судья. – Вы в этом усомнились. И тем самым ступили на скользкую почву.

– Протест снят, – ответил Тим. – Более того, приветствую свидетеля обвинения. Пусть внесут этого слизнячка.

– О-о-о-о-о-о! – разом произнесли все присутствующие.

– Оу!!! – воскликнула шведка-блондиночка и шлепнула репортера, который только что шлепнул ее по задничке.

– А теперь что? – спросил Тим. – По какому случаю это всеобщее «о-о-о-о»?

– Он прикован к инвалидному креслу, – произнес мистер Гуинплен Дхарк. – Ваше замечание было слегка нетактичным.

– Но, – возразил Тим, – но…

– Вызывается мастер Мэйкпис Скриббенс, – объявил судья.

– Вызывается мистер Маркиз Рыббинс, – подхватил секретарь суда, у которого был волдырь в левом ухе.

– Вызывается миссис Марица Улыбица! – крикнул судебный исполнитель, который стоял у дверей. На копчике у судебного исполнителя была бородавка, и он пытался избавиться от нее при помощи иглоукалывания.

– Вызывают оккупантов с межпланетного судна, – провозгласил в коридоре констебль, внуку которого предстояло прославиться песнями, написанными для «Карпентерс».[112]

И вот отверзлись двери,Притих огромный зал,В давящей атмосфереГремел сердец металл.И некто жутким скрипомПотряс всеобщий слух.Все ближе, ближе, ближе.Химера? Зверь? Иль дух?

– Не следовало говорить об этом стихами, – заметил звукорежиссер ВВС.

– Но я поэт-лауреат, – возразил поэт-лауреат. – Стихи мои – это мой хлеб насущный.

– Простите, – уступил звукорежиссер. – Прошу вас, продолжайте.

– Не могу. Муза пропала.

– Может, вы ее в другом килте оставили? – предположил звукорежиссер.

– Пойду взгляну, – согласился поэт-лауреат, известный также как Великий Макгонагалл.

В это время в зале суда появился мастер Мэйкпис Скриббенс, Брентфордский Мальчик-улитка.

Сначала все взгляды обратились к двери. Потом почти все в ужасе отвели глаза. Но многие из тех, кто отвел глаза, снова устремили их на Мальчика-улитку. Ибо что такого в том, чтобы просто взглянуть? В конце концов, не каждый день можно увидеть мальчика, которого вырастили улитки.

– Надеюсь, это зрелище будет достойно внимания, – сказал судья Давстон. – Такой накал страстей…

– Не сомневайтесь, – ответил мистер Гуинплен Дхарк, – я все-таки королевский адвокат.

Инвалидное кресло катила няня. Это была хорошенькая молодая женщина с ясными глазками и розовыми щечками, ее звали мисс Поппинс.

Подопечный мисс Поппинс, сидящий в инвалидном кресле, не мог похвастаться ни ясными глазками, ни розовыми щечками. Почти все его тельце было скрыто одеялом. Но и одеяло не могло скрыть того, что тельце Мальчика-улитки комковатое и бесформенное. Для головы же и того немногого, что оставалось на виду, скорее подходили эпитеты «пухлое», «раздутое» и тому подобные. Глаза терялись в складках бледной плоти, от лысого черепа попахивало чем-то похожим на плесень. За колесами тянулись две полоски слизи.

– Мистер Маркиз Рыббинс, – провозгласил секретарь, – будьте любезны, займите место свидетеля.

Губы Брентфордского Мальчика-улитки – две бесформенных кожаных складки – шевельнулись, словно он пытался произнести что-то членораздельное. Ясно, что это бы ему не удалось.

– Похоже, нам предстоит повеселиться, – шепнул Уилл Тиму.

– У нас большие проблемы, шеф, – предупредил Барри.

– Тебе охота подурачиться, Барри?

– Именно так, шеф.

– Тогда зачем ты это сказал?

– Потому что я годами не говорил ни слова. Да какое годами – веками! И тут появляется какой-то человек-моллюск и сразу оказывается в центре внимания. Мне это совершенно не нравится.

– Вы можете занять место свидетеля? – спросил судья Давстон, обращаясь к Брентфордскому Мальчику-улитке.

– Пш-ш-ш, – прошелестели раздутые губы Мальчика-улитки. – Пиш-ш, паш-ш, пош-ш.

– Он желает, – объявил мистер Гуинплен Дхарк. – Я помогу ему. Мисс Поппинс, с вашей помощью…

– Сверхаккуратно и сверхосторожно, – сказала мисс Поппинс.

Вдвоем они извлекли мальчика из инвалидного кресла и перенесли в кресло свидетеля.

– Пш-ш-ш, – сказал Мальчик-улитка.

– Мое почтение, – ответил мистер Дхарк.

– Пусть свидетель принесет присягу, – объявил судья Давстон, обмахиваясь молотком. – От него довольно неприятно пахнет, так что давайте побыстрее.

– О нет, – мистер Дхарк попятился, не сводя глаз с Библии, которая лежала на свидетельском месте, и наступил на ногу кому-то из зрителей. – Он не может присягать на Библии, поскольку не имеет представления о христианстве. Правда, монахини святой Салли-с-Маленькой-Попкой не жалеют сил, чтобы наставить его на путь истинный. Но он может присягнуть только на ящике с солью.