Квадрат для покойников - Сергей Арно

Напротив туалета на помойном ящике сидел заросший дремучей бородой старичок в костюме явно с чужого плеча, кирзовых сапогах и что-то старательно и громко сосал во рту. Увидев Николая, он подмигнул ему и сказал, показывая полную горсть разноцветных таблеток:

– Если таблетки есть не будешь, мне отдавай.

Николай на это ничего не ответил, а зашел в туалет и заперся.

"Что за дурдом, – думал он, справляя нужду. – Где Захарий, где Эсстерлис? Может, их дурики в окно вытолкали?"

Мимо сосущего таблетки старичка Николай вышел в коридор. В коридоре появились четверо блуждающих по лабиринтам своих забот мужчин. Николай, не вглядываясь в лица, подошел к купе и быстренько шмыгнул за дверь.

– Куда же Захарий делся? – пробормотал он, в одиночестве уселся, поставил локти на столик и уставился в окно.

Вдоль железнодорожного полотна проходило шоссе, по нему катили грузовики и легковушки. Но одна из машин иностранной марки, идущая наравне с поездом, привлекла внимание Николая. Из ее окошка кто-то глядел на него в бинокль, да и сама машина показалась ему знакомой. Наблюдатель убрал бинокль от лица и, высунувшись в окошко, помахал Николаю рукой. Это была японская машина, в которой он, тресни тогда Эсстерлиса по голове, мог бы заниматься с Леночкой любовью, а эта махавшая и была сама соблазнительная Леночка. Он помахал в ответ, в нем снова взбаламутились былые чувства. Ведь столько дней воздержания!.. Но тут шоссе повернуло в сторону, и машина любви скрылась за деревьями. Возбужденный Николай еще долго глядел в окно, думая о Леночке.

Перестук колес, сменяющиеся пейзажи убаюкивали, и Николай закрыл глаза, но заснуть ему не дали. Дверь с визгом открылась, в купе вошли Захарий и Казимир Платоныч.

– Ты, Колян, проснулся? А мы тут с Казимиром делом занимались, как каторжные придурков охраняли.

– Откуда они здесь? – спросил зевая Николай.

– Экономят все. А если кто из них в окно выкинется. Вот стоп-кран-то уже сорвали, – пробурчал недовольный Казимир Платоныч, усаживаясь напротив Николая и раскрывая газету.

– Да уж, экономят, – подтвердил Захарий. – Давайте поедим. Жрать охота.

Он снял докторский халат, выдвинул из-под стола большой старый чемодан и, открыв его, стал выкладывать оттуда съестные припасы. Оказались у запасливого Захария и вареная курица, и огурцы, яйца…

– Эх, чаю бы хорошо, – любовно окинув продукты взглядом, сказал Захарий. – Да проводника теперь никакими калачами из купе не выманишь. Заперся – никому не открывает. Бздит от страха. Придется всухомятку. Налетай, народ.

Казимир Платоныч отложил газетку, и все трое принялись за еду.

В середине трапезы их побеспокоила заглянувшая в купе женщина, судя по ласковому голосу, санитарка.

– Дорогие, нужно бы милых поохранять, а то у меня глаз за ними не хватает, разбрелись по всей электричке, падлы такие.

– Погоди, мамаша, наедимся, соберем твоих придурков.

– Откуда они здесь? – когда санитарка удалилась, спросил Николай, хрустя огурцом.

– А ты чего, не знал? Указа президента не читал? – Захарий хлопнул себя по коленкам. – Всех сумасшедших в мать-перемать городов русских – Москву свезти велено. Теперь Ленинград – свободная зона. Москва – центр психического здоровья. Вокруг Кремля их расселят. И будет, что в Кремле – что вокруг. Красотища!

– А лечить будут? – улыбнувшись, спросил Николай. – Или в здоровой политической среде сами выздоровеют?

– А тех, кто в Кремле заседает, лечат? Вот и этих не будут.

– Экономят все, – Казимир Платоныч вытер руки полотенцем. – На симпозиум их везут. Должны были самолетом отправить, да экономят.

– На симпозиум, – Захарий ухмыльнулся, – по обмену опытом. Из Московского дурдома в Ленинград делегацию прислали, а из Ленинграда в Москву. Новые веяния перестройки. Так они сэкономить решили и послали дуриков поездом, теперь медперсонал с ног сбился. Меня, как медика, на помощь мобилизовали. Вообще-то, этот вагон психбольница закупила, только три места налево продали. Вот мы и оказались…

– А вы зачем в Москву-то едете? – спросил Николай.

– Да дельце…

– А тебе-то что?! – перебил Казимир Платоныч, свирепо глядя на Николая.

– Ладно тебе сердиться. Человек из интереса спрашивает. Помочь, может, хочет. Точно, Колян? А на Казимира не обижайся, он нервный оттого, что трость свою дома забыл. А в Москве у нас дело. Поможешь?

– Помогу, – пожал плечами Николай, вставая. – А что за дело-то?

– Тайна покамест.

Поезд на полном ходу вдруг взвыл всеми тормозами, и карлик повалился на спину, смешно задрав вверх ноги, а Николая швырнуло на сидение между Эсстерлисом и Захарием, так что он врезался плечом в стену. Произошло его падение вовремя, потому что на то место, где стоял Николай, в тот же миг сверху, с багажной полки, с грохотом рухнул мужчина. И не освободи Николай ему для падения место, он мог получить тяжелое телесное повреждение. Мужчина как ни в чем не бывало поднялся с пола и вышел из купе. Все проводили его взглядами, единственное, что успел заметить Николай, это то, что голова его перевязана бинтом.

– Заяц, наверное, – предположил Захарий. – Пошли поможем женщине психов согнать. Я ведь медик как-никак.

Глава 2

Согнав в одно место нужное количество душевнонездоровых людей, уставшие друзья пошли в свое купе.

Собирать больных пришлось по всему поезду, некоторые из них настолько походили на совершенно здоровых, что опознание проходило с большим трудом. Кроме того, какой-то озорной шизик всю дорогу срывал стоп-кран. Это затрудняло опознание и наносило ущерб здоровью поисковой группы, потому что приходилось падать ничком, где попало.

В большинстве случаев больных выявили по мятой одежде. В больнице при хранении личных вещей умалишенных аккуратность не соблюдалась, и за годы лежания в мешках она сильно помялась и поелась молью. Поэтому умопомешанные имели отличительный внешний признак – неопрятность. Но убогость и помоечный вид одежды не редкость в стране нескончаемых строек и перестроек, поэтому случались конфузы. Но набранный излишек мужчин нечистоплотного вида возвращали на места, и они не обижались, а очень даже радовались и благодарили.

Активную помощь в поисках оказывали проводники, вооружившиеся кто чем. Опасаясь (как всякий нормальный человек) того, чтобы их не приняли за слегка свернутых, они изо всех сил ругались матом и вели себя очень бодро. Правда, один шизофреник, затесавшись в их ряды, тоже ходил по поезду, матюгаясь и разыскивая больных, но его выявила санитарка, узнав в лицо. После этого случая проводники ругаться перестали, словно разучились, и поглядывали друг на друга с подозрением.