Трагедия закона - Сирил Хейр

— Я пришел сообщить вам, мистер Петтигрю, что леди Барбер сегодня утром бросилась под состав электропоезда на станции метро «Южный Кенсингтон».

Петтигрю, стоявший возле стола, рукой нащупал кресло у себя за спиной и рухнул в него.

— Так вот почему задержали поезд, на котором я ехал утром, — пробормотал он.

— Боюсь, это слишком тяжелый удар для вас, — сочувственно сказал Моллет.

Петтигрю поднял голову.

— Напротив, — ответил он, — большое облегчение. Я боялся, что вы пришли сообщить мне о ее аресте.

— У нее в сумке нашли записку, — продолжил Моллет. — Кажется, это ваш почерк?

Петтигрю бросил взгляд на листок бумаги, который инспектор положил на стол перед ним.

— Да, — сказал он. — Мой. И полагаю, я несу ответственность за то, что произошло.

— Это очень тяжелая ответственность, — заметил Браф.

— Я осознаю это, — ответил Петтигрю, — но готов отвечать. Насколько я понимаю, вы собирались арестовать ее за убийство? — с волнением спросил он.

— Наше расследование еще не было закончено, — ответил суперинтендант, — но при нормальном ходе дела я, вероятно, обратился бы за ордером на арест в течение ближайших нескольких дней.

— Тогда я поступил правильно, — твердо заявил Петтигрю. — Потому что, да поможет мне Бог, я любил эту женщину.

— Вы хотите сказать, что эта записка послужила причиной того, что леди Барбер покончила с собой?

— Разумеется. — Короткий всплеск эмоций улегся, Петтигрю снова был хладнокровным и ироничным, как всегда. — Я думал, именно это вы хотели обсудить.

— Если так, то я желаю знать, что означает эта записка.

Петтигрю снова бросил взгляд на письмо и сухо улыбнулся.

— Согласен, для постороннего она немного загадочна, — сказал он. — Но для человека, который в курсе дела, значит много. В ней идет речь о… Но не ставим ли мы снова телегу впереди лошади, инспектор? И что еще хуже, не говорим ли загадками в присутствии мистера Маршалла? Вот уже пять минут он пытается прочесть записку вверх ногами и по-прежнему не понимает, что все это значит. Как человек, который еще совсем недавно считался сознавшимся убийцей, он имеет право узнать всю историю, которую, без сомнения, пока знаете только вы. В конце, если возникнет необходимость, я могу добавить кое-какие интерпретации.

Моллет несколько секунд колебался.

— Вы, конечно, понимаете, что все это сугубо конфиденциально, — сказал он, обращаясь к присутствующим.

— Да, конечно. Во всяком случае, что касается меня, мистер Маршалл может подтвердить, что я давно проповедовал перед ним добродетель молчания. В то время он со мной не согласился, но, полагаю, последовавшие события должны были заставить его изменить свое мнение. Что же касается мисс Бартрам…

— Я не пророню ни слова, — серьезно сказала Шила.

— Сомневаюсь. Но ваши шансы на получение от меня свадебного подарка полностью зависят от вашей скромности. Надеюсь, это достаточная угроза. А теперь, инспектор, устраивайтесь поудобней и, если хотите, раскуривайте свою трубку. Мы все — внимание.

— Трудновато сообразить, с чего начать, — сказал Моллет. — Возможно, лучше всего с рассказа о том, как это дело поразило меня, когда меня впервые пригласили его расследовать. Как вы помните, сэр, — он повернулся к Дереку, — когда леди Барбер позвала меня к себе в клуб, чтобы обсудить неприятные события, случившиеся в первых трех городах на маршруте турне, ей весьма не понравилось мое предположение, что она, возможно, ошибается, считая, будто все они имеют одно и то же происхождение. Мое же соображение основывалось на том, что среди этих трех случаев был один, явно не согласующийся с остальными. Я, разумеется, имею в виду конфеты, начиненные карбидом, которые были присланы в саутингтонскую резиденцию. У меня почти не было сомнений, что анонимные письма, доставленные одно до, второе сразу после дорожного происшествия, дело рук Хеппенстола, который, как нам было известно, в то время находился поблизости. Казалось, были все основания предполагать, что он же ответствен и за нападение на леди Барбер в Уимблингэме.

Моллет сделал паузу и подергал себя за ус. Он выглядел смущенным.

— Как оказалось, я ошибался, — признался он. — Впрочем, это не имело никакого значения, как выяснилось впоследствии. Так или иначе, к тому, что произошло в Уимблингэме, Хеппенстол был абсолютно непричастен. Он представил нам не оставляющие никаких сомнений доказательства этого.

— Тогда кто был причастен? — спросил Дерек с нетерпением.

Моллет улыбнулся:

— Ваша догадка, мистер Маршалл, оказалась совершенно верна. Насчет человека, который так больно лягнул вас в ребра.

— Бимиш?

— Да.

— Но вы сами сказали тогда, что если бы он хотел напасть на кого-то в ту ночь, надел бы обувь на мягкой резиновой подошве, — возразил Дерек.

— Правильно. Но Бимиш не хотел ни на кого нападать. То, что он ударил леди Барбер, было чистой случайностью. Он не собирался этого делать, ему пришлось — чтобы улизнуть из коридора, пока его никто не узнал.

— А что в таком случае он делал там в столь ранний час?

— О, стоило немалых трудов выяснить это. Он просто возвращался домой. Видите ли, он провел… — Моллет бросил быстрый взгляд на Шилу и слегка покраснел, — в некоем месте большую часть ночи, если вы меня понимаете. Боюсь, его нравственные устои…

— Ну-ну, — перебил его Петтигрю. — Не будем к нему слишком строги. В конце концов, кровати в тамошней резиденции славятся своим чудовищным неудобством. Трудно винить его за то, что он захотел поискать более мягкую постель в другом месте. Но продолжайте, инспектор.

— Так вот. Как уже сказал, все остальные события я был готов отнести к одному и тому же источнику. Только не конфеты. Это преступление — совершенно иного типа. В сущности, это не столько преступление, сколько злой розыгрыш. А розыгрыши обычным путем раскрыть очень трудно, ибо суть их заключается в полной безответственности и отсутствии мотива. Но в данном случае стоило покопаться. Судья уже был замешан в неприятность, никак не связанную с освобождением Хеппенстола из тюрьмы, — я имею в виду дорожный инцидент, в котором пострадал мистер Сибалд-Смит. Исходя из предположения, что у судьи все же только два недоброжелателя, а не три, я попытался связать случай с конфетами с дорожным происшествием. Я тайно навел кое-какие справки о мистере Сибалде-Смите, выявил его отношения с некой дамой по фамилии Парсонс, разузнал кое-что о ее характере и о том, что она неплохо осведомлена о кондитерских предпочтениях судьи, и в результате пришел к заключению, что эпизод с конфетами именно ее рук дело.

— Кроме этого, никаких других шагов вы не предпринимали? — спросил Петтигрю.

— Нет. Ничего на самом деле больше и не требовалось. В тот момент у меня не было оснований для ареста Хеппенстола, но я знал, что за ним нужно пристально следить, чтобы он не учинил еще какой-нибудь пакости судье. Надо сказать, что мы прихватили его таки несколько недель спустя за мошенничество, но это чистое совпадение. Что же касается дамы, я не видел в ней серьезной угрозы, хотя время от времени она могла доставлять неприятности.

Таково было положение вплоть до окончания уимблингэмских ассизов. За оставшийся период турне я получил донесения из полиции разных городов, которые меня весьма обеспокоили. Вот почему я постарался встретиться с мистером Маршаллом сразу же по его возвращении из турне и узнать от него все, что можно, пока события еще были свежи в его памяти. Происшествиями, заслуживавшими внимания, оказались — последовательно — посылка с мертвой мышью, падение судьи с лестницы, третье анонимное письмо — это все в Рэмплфорде, и, наконец, утечка газа в спальне судьи в Уитси. Вообще-то был еще один инцидент, о котором мне долго ничего не было известно, но который был самым, пожалуй, зловещим, — исчезновение ножа из зала суда в Истбери. Впрочем, тогда вряд ли мне бы сильно помогло, если бы я узнал о нем раньше.

Мертвая мышь, разумеется, не вызвала никакой тревоги. Она идеально согласовывалась с отравленными конфетами и только укрепила мои догадки на этот счет. Иное дело — остальные происшествия. Они вообще ни с чем не согласовывались. Более того, они не согласовывались с теми, что имели место на предыдущих этапах турне. А еще важнее то, что по контрасту с ними при ближайшем рассмотрении они обнаруживали все признаки имитации.

— Имитации? — удивился Дерек. — Что навело вас на такую мысль? В конце концов, судья дважды оказывался в серьезной опасности: упал с лестницы и чуть не отравился газом той ночью в Уитси. Ничто из случившегося ранее не было и близко так опасно для его жизни.

— Именно, — согласился Моллет. — Оба эти случая откровенно выглядели как преднамеренное покушение. Но обе попытки провалились. И в обоих случаях леди Барбер оказывалась рядом, чтобы спасти его — причем спасти на глазах у людей. Этот факт, конечно, не доказывал, что она сама все и подстроила, но создавалось впечатление, будто тот, кто организовал эти квазипокушения — кем бы он ни был, — постарался сделать так, чтобы их провал происходил в присутствии свидетелей. Следующее, что я заметил, это то, что если предыдущие инциденты могли быть делом рук кого-то из домочадцев судьи, то эти почти наверняка должны были быть таковыми. Что же касается последовавшего анонимного письма, то оно и вовсе не оставляло в этом уже никаких сомнений. Как вы помните, его нашли в резиденции после отъезда судьи со своей командой. Посторонний, доставивший письмо, подходящее под описание, вручил бы его кому-нибудь на пороге дома и не мог бы при этом не увидеть через открытую дверь, что лицо, которому письмо предназначено, либо уже уехало, либо вот-вот выйдет из дома. Нет, тот, кто написал письмо, хотел, чтобы его нашли как можно позже, но все же вовремя для того, чтобы судья получил его до отхода поезда. Это привело меня к выводу, что скорее всего оно было оставлено в холле на столе кем-то из домочадцев перед самым выходом из дома. В предотъездной суете это было совсем не трудно сделать, особенно если автор письма выходил одним из последних.