Глиф - Антон Фарб

В телецентре вспыхнул пожар. Ничего серьезного, коротнуло розетку, заполыхали пластиковые жалюзи и ковролин, все потушили за десять минут, дыма и сажи было больше чем огня. Именно благодаря саже, покрывшей боковую стену телецентра, опять проявился плохо отмытый глиф, творение Клеврета и Ромчика. Как рельефный отпечаток под карандашной штриховкой.

У синагоги рухнула стена. Не та, где был глиф, а соседняя, давно уже стоявшая с трещиной. Водой подмыло, не иначе.

Костел срочно закрыли на ремонт. Внутри что-то ожесточенно строгали и прибивали молотками.

У собора пропали нищие. Совсем. Зато круглосуточно стал дежурить наряд милиции.

Ну и из свежего: загадочное исчезновение бродячих собак…

Все эти малозначительные события, если воспринимать их с точки зрения конспирологии, были, разумеется, связаны с Игрой. Ника конспирологию не любила почти так же сильно, как мистику с эзотерикой, и потому с выводами не спешила.

А вот кое-кто уже подсуетился. Возвращаясь домой через пешеходную улицу Михайловскую, Ника издалека заметила немногочисленную, но четко структурированную и весьма шумную толпу у здания горсовета (пардон, мэрии). Толпа с транспарантами, флагами и лозунгами, скандирующая некие чеканные фразы — обычное дело при нынешнем разгуле демократии: состоят такие мобильные агитбригады преимущественно из пенсионеров (делать нечего, а энергия еще есть), студентов (прогуливаем пары и зарабатываем деньги) и профессиональных общественных деятелей (подписантов и протестантов на довольствии конкретной политической партии).

Данная компания по производству народного гнева отличалась лишь тем, что вместо флагов размахивали большими, плакатных размеров, фотографиями с достопримечательностями Житомира. Собор, костел, площадь Ленина, подвесной мост в парке Гагарина, танк на площади Победы, новый торговый центр на Киевской, фастфуд «Французская сдоба» на Михайловской (Ника только что там пообедала) — все это было похоже на увеличенные снимки из путеводителя для туристов, если бы не одно «но»: все вышеперечисленные места и строения были щедро украшены глифами.

Галдеж протестующих, разобрала Ника, подойдя поближе, был направлен против мэра, разгула хулиганствующих элементов и бездействия (по причине бессилия) милиции. Кто-то собирал подписи в защиту чего-то и за отставку кого-то, рядом раздавали листовки, бухтели в мегафон, травили анекдоты, обсуждали Игру и планы на выходные…

Девушка с сонными глазами ткнула листовку Нике, и та машинально взяла. Уже протолкавшись через толпу и выйдя на угол Бердичевской, Ника развернула листок и пробежала по нему глазами.

В центре была мутная фотография водонапорной башни, неофициального символа Житомира. Над фото — лозунг: «Сохраним исторический облик Житомира!». Снизу — банальное: «Мэра — в отставку!»

А еще ниже — неожиданное:

«Банду Загорского — под суд!»

От удивления Ника даже открыла рот, и еще раз перечитала последнюю фразу. Банду? Какую, к лешему, банду?! Может, это другой Загорский?

Пытаясь осмыслить прочитанное, Ника в задумчивости повернула обратно, к мэрии и протестующим, и увидела, как из дверей мэрии выходит (поправка: практически выбегает) Влад Вязгин.

— Влад? — изумилась Ника. — Какого дьявола тут происходит?!

— Ника?! — опешил Вязгин. — Вот уж, действительно, тесен мир… Я вас искал все утро, мобильники ни черта работать не хотят, а домашний у вас не отвечает…

— Его отключили, — машинально сказала Ника. — А зачем искали?

— Чоппер ваш нашелся. Поехали, пока его не увезли.

— Куда увезли? — не поняла Ника.

— В морг, куда же еще…

10

— Рассказывай, — потребовал Клеврет. — Ты ее уже чпокнул?

— Иди ты знаешь куда! — огрызнулся Ромчик. — Не твое собачье дело.

Клеврет театрально вздохнул.

— Значит, не чпокнул, — умозаключил он. — Ну ты и лошок…

— Щас в лоб дам, — серьезно пообещал Рома.

— Да че ты? Че ты в самом деле? Я ж пошутил… — испугался Женька. — Пошутить уже нельзя?

— Дурак ты, Клеврет, и шутки у тебя клевретские… Не зря тебя с уроков выгнали!

— Ну, положим, выгнали меня не за шутки… — степенно и с легким самодовольством в голосе заявил Женька.

Это было правдой: Клеврет, придя в школу, на первом же уроке размотал и снял бинт, гордо явив миру зажившую татуировку-глиф на предплечье. А на втором уроке — литературе — Вера Галактионовна, нависнув над Женькой всей своей тушей, грозно вопросила, что это за гадость он намалевал у себя на руке, и потребовала смыть это немедленно. Непонятно было, как баба Вера в почти восемьдесят годков, и в очках, стекла которых по толщине были как линзы для телескопа, углядела крошечный глиф на Женькиной руке; но, когда выяснилось, что смыть «эту гадость» нельзя, могучая старуха обрушила на Клеврета всю тяжесть педагогического гнева. Запись в дневнике, вызов родителей в школу, и вон с моих уроков, чтобы ноги твоей не было в классе, пока не выведешь эту блатную мерзость, уголовник малолетний!

Как говорится, вот тебе и баба Вера, божий одуванчик…

Но Клеврет не особо и расстроился. У Ромы складывалось впечатление, что Женька просто на все забил, кроме Игры, и с каждым днем уровень его пофигизма рос на глазах…

— Ты родителям уже показал? — спросил Рома. Он отпросился из класса следом за Клевретом, чтобы спокойно переговорить с тем в коридоре.

— Не-а, — отмахнулся Клеврет. — Зачем? Им все равно насрать. Батя опять забухал…

— А мать?

— А что мать? — скривился Женька. — Батя один пить не любит. Мама с ним, за компанию…

— М-да… — протянула Ромчик. Иногда, общаясь с Клевретом о его семье — не слишком часто, обычно Женька этой темы избегал, Рома даже пытался убедить самого себя, что уж ему-то с родителями повезло. Хватало этого аутотренинга ненадолго, до первой маминой истерики или выволочки от отца.

А учитывая нынешнюю ситуацию… отец в тюрьме, мама в психушке… еще неизвестно, кому больше не повезло — мне или Женьке, подумал Ромчик.

— Я, наверное, скоро к Славику перееду, — задумчиво сказал Женька.

— Что, дурной пример заразителен? — подначил Ромка. — А как же Настена?

Насте, младшей сестренке Женьки, было лет десять, но в умственном развитии (вероятно, из-за алкоголизма родителей) она остановилась где-то на уровне пятилетней. Когда родители Клеврета уходили в очередной запой, забота о Настене ложилась на плечи старшего братика. Женька в сестре души не чаял.

— И Настену с собой заберу.

— А Славик об этом знает?

— Пока нет… Но он не откажет. Он классный чувак.