Цветок камалейника - Ольга Громыко

— И тем не менее покупают ирны, как миленькие, — ехидно добавил обережник.

Охотник, не смутившись, пренебрежительно двинул плечами.

— Купцы тоже привозят нам цветастые ковры и прозрачные чаши, но это же не означает, что они умеют их делать!

— А ваши липовые радки? гадки? умеют, да?!

— Зато они и денег не требуют! — парировал ЭрТар. — Верь себе в них на здоровье, не отвлекаясь на мирское.

— На шипы тебя за такие разговорчики, «сорока» драный, — с досадой бросил Джай, мысленно добавив: «И меня тоже — за то, что уже пятый день их слушаю и ничего не делаю». Помолиться, что ли, для очистки совести? Но заниматься этим при жреце и горце — якобы не имеющим ничего против — было неудобно. Один втихомолку ржать начнет, у второго такое лицо сделается, что лучше бы ржал.

— Зачэм абижаэш’?! — в отместку перешел на лжеакцент ЭрТар. — Гони купец — сиди без ковер, гони бог — сиди без ирна! Горэц умный, он со всеми торгуй! А кто там тки-пряди, глина меси — не его забота!

— Слушай, ты вообще хоть в кого-нибудь веришь?

— Канэчна, — гордо подтвердил тот. — В сэбя! Ну и в тэбя мала-мала... Эй!!!

Жрец, видя, что парни прекрасно беседуют и без него, подобрал вещи и был таков, даже не потрудившись окликнуть спутников. Так что добриваться горцу пришлось на ходу, и одной царапиной он все-таки обзавелся.

— А давай пройдем Иггросельц насквозь, и ты позовешь свою Госпожу с другой стороны? Тогда мы точно будем знать, в городе она или нет! — запоздало осенило его.

Брент покачал головой:

— Каждый жрец может вопросить лозу только раз в сутки. Придется ждать до следующего утра.

— Но йеров-то много! Что им стоит воззвать из разных частей Царствия и…

— Нет. Все их «манки» воспринимаются Привратницей как один. Видимо, из-за того, что звучат одинаково лживо. Пока лоза показывала расстояние, йерам хватало и этого. Но сейчас они в равных условиях с нами.

— Ага, в равных, — скептически буркнул Джай. — Если не считать ту кучу народа, которую они могут привлечь на поиски, чтобы растрясти любой стог на соломинки, а нас на кусочки…

Обережник загородился ладонью от солнца и оценивающе поглядел на город, до которого осталось меньше выстрела. Ворота были закрыты, не иначе как в связи с поисками Твари. Вдоль дороги тянулась какая-то ботва — слева высокая, густая, справа низкая и пучковая. Посредине неподвижно лежала крагга, при виде которой у парня зачесалась нога.

— Стой! — возопил ЭрТар, да так дико, что Джай промахнулся по тушке и чуть не упал.

— Ты чего, рехнулся?!

— А вдруг она живая? Сейчас как вскочит и вцепится тебе между ног, будешь знать!

— По-моему, дохлее не бывает.

— Но она целая, а крагга бывает либо целая, либо дохлая, — продолжал упорствовать охотник. — Ее только стрелкой прибить и можно!

— Может, она от старости померла?

— Да у нее еще пух до конца не сошел!

— Ну заболела… — Джай, впрочем, не собирался рисковать своим драгоценным междуножием ради победы в глупом споре. Обережник выдернул из полевой ограды надломленный прут и потыкал им тварь.

Крагга легко перевернулась, оказавшись не только дохлой, но и окоченевшей.

— Что это с ней? — Крепко озадаченный охотник присел на корточки и осторожно потрогал гадину пальцем. Любопытный кис тут же «помог», хлопнув по ней лапой. Панцирь проломился, из трещин хлынула белая вонючая пена. Корлисс чихнул, отпрыгнул и принялся брезгливо скрести землю когтями.

— Пришлые твари слабеют с каждой инициацией Привратницы. — Жрец прошел мимо, едва удостоив краггу взглядом. — А когда она полностью обретет силу, будут вынуждены либо покинуть наш мир, либо издохнуть.

— Кого ты называешь пришлыми? — подозрительно уточнил Джай. — Мы-то сами уцелеем? Или… вон там подальше еще и песик лежит!

В другое время обережник его бы даже не заметил — вокруг людских поселений всегда полно дохлятины, от не доживших до осени цыплят до коровьих черепов (не внутри же им вонять!) — но после слов жреца каждая муха казалась зловещим предзнаменованием.

— За нас не ручаюсь, — без тени шутки сказал Брент. — Но людям и животным она принесет жизнь, а не смерть. Пришлые же… Например, вот это. — Жрец кивнул на злополучный собачий труп у обочины, почти скрывавшийся под студенистой листвой плесниды. Из кокона торчали только лапы и оскаленная морда с высохшим языком. Алые зонтики соцветий легонько покачивались на ветру. Рядом валялось несколько вороньих тушек — плеснида ни с кем не собиралась делиться своей добычей. Еще до утра она зацветет и на них.

— Ну и что? Обычное растение-падальщик.

— Но плеснида настолько ядовита, что саму ее никто не ест. Даже трава на этом месте лет пять не будет расти, да и потом оно будет выделяться из луговины. Она чужая нашему миру. Он не принимает ее даже мертвой.

— Эй, — спохватился охотник, — выходит, если мы добьемся успеха, то я останусь без работы?!

— Если мы его не добьемся, — сверкнул на него глазами Брент, — то это будет волновать тебя меньше всего. И я сомневаюсь, что об утрате крагг, морунов, плеснид, дхэров и прочей дряни всплакнет кто-нибудь еще.

— Дхэров?!

Но жрец, подойдя к воротам, уже решительно стучал в них рукоятью плети.

Глава 15

…Возрадовался он, но и усомнился:

— Господь мой Двуединый, счастлив и горд я быть Твоим гласом, но вдруг люди не пожелают меня слушать? Успели они сотворить себе множество ложных богов для поклонения, как же я сумею убедить их, что только Ты истина?

Ответил ему тогда Иггр:

— Когда потребуют они доказательств, воззови ко Мне, и отвечу Я силой Своей.

…Так стал святой Ирн первым Взывающим, а чудеса, чрез него Иггром творимые, по сей день ирнами именуются.

Оконный наличник был слишком узок для вороны, поэтому птица просто уцепилась за него когтями и, хлопая крыльями, пронзительно заорала.

— Заткни эту мозгоедку, ась?! — простонал лежащий на кровати человек, отворачиваясь к стене и накрывая голову подушкой.

Смиренный торговец и честный налогоплательщик Шелух по кличке Кость отнесся к крикливой гостье куда благосклонней. Он уже давно проснулся, опохмелился после ночной гулянки и даже успел пересчитать предшествующие ей барыши, чем остался весьма доволен.

Ворона отлепилась от наличника, давая распахнуть окно, и влетела в комнату. Уселась на спинке кресла и начала прихорашиваться, делая вид, что не замечает, как человек отвязывает от ее лапы мешочек с запиской.

Дом торговца обычно делился на лавку и собственно жилье, но Шелуху этого показалось мало. Он жил на втором этаже, а случайным посетителям его лавчонки частенько становилось дурно от тесноты, ибо там с трудом умещались прилавок и три полки: с рухлядью, упоенно поедаемой молью, с ржавой (или грязной, смотря из чего она была сделана) утварью и с низкопробными книгами, такими захватанными, что их противно было взять в руки (знакомые ехидствовали, что их сам Шелух и писал, на что тот очень обижался, утверждая, что вышедшие из-под его пера шедевры здесь бы не пылились). Основная же часть первого этажа вкупе с подвалом (которого в плане здания не значилось) отводилась под загадочную «подсобку», куда хозяин отправлялся «поглядеть, авось завалялось в уголке», если посетитель непременно желал кое-что купить, ссылаясь на общих знакомых, которые якобы видели нужную вещь именно в этой лавчонке.