Расцвет и закат Сицилийского королевства - Джон Норвич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но было ли это плохо? Ничто не объединяет людей так, как наличие общего врага, а в стране, раздираемой постоянным соперничеством разных группировок, присутствие любой объединяющей силы, даже жестокой и продажной тирании, может пойти на пользу. Стефан не был ни жесток, ни корыстолюбив; он просто никому не нравился. И не исключено, что главная его заслуга перед королевством состоит не в проведении административных реформ, а в том, что он напомнил своим противникам, что они прежде всего сицилийцы и у них есть общее дело — избавить страну от вторгшегося внее иностранца.
Насколько успешно они это сделали, будет рассказано далее. Но тем временем на горизонте возникла фигура еще одного незваного гостя, в сравнении с которым Стефан дю Перш и его друзья должны были показаться поистине мелкой неприятностью. Через несколько недель после их прихода к власти до Палермо дошла весть, что император снова выступил в поход.
Глава 15
Вторая схизма
Октавиан, в безумии каком
Навлек на Рим ты вечное проклятие?
Как соблазнили тебя
Разорвать тунику Христа?
Ты тоже будешь падать вновь и вновь;
Пока ты жив, но завтра ты умрешь.
Бритто, римский пимфлетистКогда в конце 1166 г. Фридрих Барбаросса вел свою огромную армию на юг для новой кампании, перед ним стояли три разные задачи. Во-первых, он намеревался ликвидировать неофициальный аванпост византийцев в Анконе; затем он собирался пойти на Рим и заменить папу на престоле святого Петра своим ставленником, а под конец, как всегда, планировал стереть с лица земли нормандское королевство в Сицилии. Хотя три цели, на которые Фридрих собирался направить удар, имели мало общего, причины, которые заставляли императора их атаковать, были тесно взаимосвязаны; чтобы понять их, мы должны бросить ретроспективный взгляд на развитие отношений между империей и папством в течение семи лет, прошедших со дня смерти папы Адриана, — ив особенности на печальный фарс, которым сопровождалось избрание его преемника.
Надо вспомнить, что незадолго до смерти Адриана кардиналы просицилийской партии собрались в Ананьи и договорились избрать следующего папу из своей среды — при этом их предводитель, кардинал Роланд, казался наиболее предпочтительным кандидатом. Поскольку в эту группу входило примерно две трети выборной коллегии, можно было надеяться, что выборы пройдут достаточно спокойно — что и произошло бы, если бы не присутствие проимперской оппозиции в лице кардинала Октавиана из монастыря Святой Цецилии. Этот прелат уже дважды появлялся в нашей истории: первый раз — когда в качестве папского легата вы слушал от Рожера II, к которому он был послан, известие о смерти папы и, соответственно, об окончании его собственных полномочий, а второй — когда, явившись в роли посланца к Конраду Гогенштауфену, своим поведением вызвал насмешки Иоанна Солсберийского. В обоих этих случаях, как и во многих других, он выглядел достаточно нелепо, но теперь превзошел сам себя.[106]
5 сентября 1159 г. через день после того, как тело Адриана упокоилось в склепе собора Святого Петра, тридцать кардиналов собрались на конклав за алтарем базилики[107] два дня спустя все, кроме троих, отдали голоса кардиналу Роланду, которого в результате признали избранным — надо заметить, в полном соответствии с каноническим правом. Принесли алую папскую мантию, и Роланд, по обычаю изобразив сначала нежелание, затем склонил голову, позволив надеть на себя одеяние. Неожиданно Октавиан бросился на него, схватил мантию и попытался надеть ее сам. Последовала потасовка, во время которой мантию у него отняли, но его капеллан тут же передал ему другую — предусмотрительно принесенную как раз для такого случая, — которую Октавиан на сей раз успел на себя водрузить, правда задом наперед.
Последовало всеобщее замешательство. Вырвавшись из рук разъяренных сторонников Роланда, которые старались стащить с него мантию, Октавиан — чьи отчаянные попытки перевернуть ее правильно привели только к тому, что кайма обвилась вокруг его шеи, — подбежал к папскому трону, уселся на него и провозгласил себя папой Виктором IV.[108] Он затем обыскал собор Святого Петра, обнаружил группу младших клириков, приказал им провозгласить его папой — что, увидев внезапно распахнувшиеся двери и банду головорезов, ворвавшуюся в церковь, они поспешно сделали. На время оппозиция замолкла; Роланд и его приверженцы укрылись в башне Святого Петра, находившейся в надежных руках кардинала Босо. Под присмотром головорезов Октавиан был возведен на папский престол несколько более официально, чем в предыдущий раз, и препровожден с триумфом в Латеран — предварительно, как нам сообщают, приведя в порядок свое одеяние.
Теперь стало ясно, что эта узурпация — при всей ее позорной нелепости — была тщательно и умело спланирована; уровень исполнения не оставлял сомнений в том, что империя к этому причастна. Октавиан не скрывал своих проимперских симпатий, и два посла Фридриха в Риме сразу же признали его избрание, одновременно объявив войну Роланду. Вновь германское золото свободно потекло в кошельки и карманы тех римлян — дворян, сенаторов, простолюдинов, которые открыто поддерживали Виктора IV. Роланд и верные ему кардиналы были заперты в башне Святого Петра.
Но почти сразу же Октавиан — или Виктор, как мы должны его теперь называть, — обнаружил, что почва уходит у него из-под ног. История о его поведении на выборах стала известна в городе и, можно не сомневаться, ничего не потеряла в пересказе; в результате многие римляне обратили свои взоры к Роланду, как к законно избранному папе. Вокруг башни Святого Петра собралась толпа, гневно требовавшая его освобождения. Через неделю Роланда перевезли в более надежное место в Трастевере, но возмущение людей только росло. На улицах на Виктора шикали; ему вслед распевали насмешливые вирши. Ночью 16 сентября он бежал из Рима; а на следующий день законный понтифик ко всеобщей радости появился в столице.
Но Роланд знал, что не может остаться в городе. Послы императора по-прежнему находились в Риме, и их сундуки с деньгами не опустели. Кроме того, род Виктора — Кресченти — числился среди самых богатых и влиятельных римских семейств. Задержавшись только для того, чтобы собрать подобающую свиту, папа 20 сентября отбыл на юг в Нинфу, процветающий небольшой город, принадлежавший его друзьям Франджипани, и здесь, в церкви Святой Марии Маджоре, наконец состоялось его официальное посвящение под именем Александр III.[109] Первым делом он, разумеется, отлучил антипапу — который вскоре, столь же предсказуемо, отлучил его. Второй раз за тридцать лет в римской церкви начался раскол.
Избрание на папство его старого друга кардинала Роланда стало последней большой дипломатической победой Майо Барийского; но фактически оно принесло Сицилийскому королевству даже больше выгод, чем Майо мог предположить, благодаря, как ни странно, Фридриху Барбароссе. Если бы Фридрих смирился с неизбежным и признал Александра в качестве законного папы, каковым тот, безусловно, являлся, они вполне могли бы договориться. Вместо этого на совете в Павии в феврале 1160 г. император официально признал смехотворного Виктора и тем самым заставил Александра — чьи права вскоре были признаны всеми другими правителями Европы — вступить в еще более тесный союз с Вильгельмом I, а также взял на себя самого новые ненужные обязательства, которые политически связывали его по рукам и ногам в последующее двадцатилетие. Не будь этих обязательств, Фридрих мог бы воспользоваться сицилийским кризисом 1161–1162 гг.,[110] что, как мы знаем, он и собирался проделать, и нормандское королевство Сицилии закончило бы свое существование даже быстрее и трагичнее, чем это реально произошло.
Этот кризис подтолкнул Александра к тому, чтобы предпринять конкретные действия против императора. Он отлучил Фридриха еще в марте 1160 г. — после Павии ему ничего другого не оставалось — и освободил всех подданных императора от их обязательств по отношению к нему; вплоть до конца следующего года он жил попеременно — не считая краткой и неудачной попытки вернуться в Рим — в Тер-рачине и Ананьи, двух папских городах, расположенных в удобной близости к границам Сицилийского королевства, которое он рассматривал как военное прикрытие и источник денежных субсидий, в которых он отчаянно нуждался. События 1161 г., начавшиеся с восстания в Палермо и закончившиеся тем, что вся южная Италия поднялась против короля, все изменили. Папа понял, что Вильгельм Сицилийский не сумеет обеспечить ему поддержку в крайней ситуации; требовались другие союзники. Он отплыл из Террачины на сицилийском корабле в последние дни 1161 г. и в апреле высадился близ Монпелье.