Избавление - Василий Соколов

_______________

* Л о с - давай (нем.).

** Л у с т и х - весело (нем.).

- Нет-нет, доскажите, - настоял Костров.

- Ох как вскипела я, откуда только силы взялись! - опять заговорила Кира. - Бросилась на извергов с кулаками, норовила царапать лица, рвать на них одежду... И маму, лежащую бесчувственно, и меня уволокли в полицейский участок, бросили в подвал... Меня выпустили, уж не знаю почему, может, муженек помог... А маму держали в камере, совсем бы сгноили, да наши подоспели...

В это время старая Августина метнулась от окна, чуть не сбив герань в горшочке, расставив впереди себя руки, словно ловя воздух и опираясь на него.

- Заявился ихний прихвостень Цыба. Мама и по сей день его боится, пошла прятаться в свой закуток, - настороженно, вполголоса промолвила Кира, побледнев. - А вы отдыхайте... С дальней-то дороги воину покой нужен, - и тоже встала.

Костров не до конца понял, чем же муж провинился перед ней и виноват ли? Но в душе у него все кипело.

Кира, однако, раздумала уходить, словно боялась оставлять одного гостя-постояльца. Глаза ее стали умоляющими.

- Только вы ему не перечьте, - шепнула она. - Убить может. - И начала греметь посудой.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Старательно, с особым радением Верочка надевала форменную синюю юбку, гимнастерку зеленого цвета, надевала и улыбалась во все лицо, поворачиваясь и так и сяк перед зеркалом и подмаргивая самой себе: "Ну как, армейка, идет тебе форма?.. А что скажет Алешка? Покажусь ему и прямо доложу: "Товарищ гвардии капитан, перед вами явилась рядовая Вера Клокова. Прошу любить и жаловать..." Ой, что это я? Заговорилась, тараторка! Да и как можно - любить... Пусть сам признается..." А показаться надо. И Верочке захотелось сразу сбегать прямо на его службу, отыскать его... "Нет, нельзя сразу в полку появляться, еще осмеют и его и меня..." Больше всего она боялась какого-нибудь поганого, непристойного прозвища. Она хотела порядочности во всем: на работе, в дружбе, в быту - и, конечно, чистой-чистой любви...

Рассуждая про себя, Верочка и не заметила, как настало время идти на дежурство. Взглянула на стену, где висели часы с зеленой птицей над циферблатом, - уже седьмой час вечера, - и стала торопливо собираться. Служба телефонистки, куда она была определена, вызывала у нее и радость и сомнение: "Сумею ли?"

Она дала себе слово, что отныне должна вести себя строго - к этому обязывала даже военная форма, - и, уж во всяком случае, нужно на время отложить встречи, не до любви теперь, еще нужно научиться умело на аппаратуре работать. Да и к армейским порядкам не просто было привыкнуть. Получился же вчера конфуз. Оставив Алексея одного в комнате, Верочка поспешила на коммутатор. Аппаратная размещалась на втором этаже. Поднимаясь по лесенке, Вера попалась на глаза начальнику узла связи, и тот, оглядев ее, заметил строго:

- В чем дело? Разве вам не выдали армейскую форму?

- Нет, почему же, дали...

- А почему в обычном платье?

От смущения Верочка залилась краской и невнятно выговорила:

- Да я торопилась в аппаратную, ну и позабыла, что так нельзя...

- Вы армейский человек и должны подчиняться уставам.

- Буду слушаться, товарищ начальник, - ответствовала Верочка.

Начальник опять сделал замечание:

- Принято отвечать не "буду слушаться", а "есть... так точно". Возьмите устав и на досуге проштудируйте.

Верочка кивнула и хотела подниматься по лесенке, но начальник остановил и потребовал:

- Пойдите на квартиру, наденьте гимнастерку, берет и возвращайтесь на службу. Да поторапливайтесь.

Пришлось Верочке бежать на квартиру, одеваться по-военному, заправлять и так и сяк копну пышных волос под берет, - делала все радостно, и упреки начальника на время забылись.

Запыхавшаяся прибежала Верочка на коммутатор. С наушниками за аппаратом сидела Тоня, Обернувшись, она сбросила наушники.

- У, какая прелесть! Как тебе идет форма! Как сидит красиво! Протянула томным голосом: - Как мне хочется...

- Чего? - простодушно спросила Верочка.

- Тоже быть красивой и... любимой! - рассмеялась Тоня.

Верочку эти слова подруги смутили.

- Прелестное ты создание, просто букет полевой. Сразу в тебя влюбятся, отбоя не будет, - позавидовала Тоня и спохватилась: - Да, впрочем... как твой капитан поживает? Мельком я его видела... Не было ли неприятностей после той... дьявольщины?

- После чего-о? - протянула Верочка, не поняв.

- Ну, этой... штрафной кутузки?

- Все в порядке, - машинально ответила Верочка и тотчас насторожилась: - А разве что-нибудь судачат?

- Опыта не имеешь, - внушала Тоня. - Где он устроился жить?

- В отдельном домике.

- Почему же не у нас. Не с тобой? - Тоня вскинула ресницы.

- Неудобно. Еще пустят слухи...

- Подумаешь - слухи! - возразила Тоня. - А так можешь и потерять. Опыта не имеешь, - повторила она. - На фронте мужчины так же скоро влюбляются, как и бросают девушек. Я же тебе сказывала о пензенской девице, что поехала производить на свет... Обесчестил ее ухажер - ищи ветра в поле!

- Но ты же уверяла, что комиссар заставил его расписаться?

- Именно заставил! - зудела Тоня. - Говорят, насильно мил не будешь. А тут насилие в чистом виде.

- Вертихвостка, вот и поддалась! - отрубила Верочка и прямотой в суждениях пришлась не по душе Тоне.

Разговор их перебил вспыхнувший сигнальный свет на пульте, он мигал красным огоньком, требуя внимания.

- Я - "Роза"! Я - "Роза"! Ну чего вы дуете в трубку? Готово! перекинув шнур в дальний конец гнезд, в сердцах сказала Тоня. И снова абоненты требовали то "Сатурн", то "Ураган", а когда кто-то запросил первый номер, Тоня ответила, что тот находится в отъезде, а где именно будем искать. Она вдевала шнур то в одно гнездо, то в другое, пока наконец не нашла его на "Фиалке" и слегка пожурила, заметив, чтобы докладывал, где находится. Это ей-то, телефонистке Тоне! Уж больно многого хочет, неужели у нее такая власть, чтобы отчитывать, да еще похваляться перед подругой, что первый номер - это командир дивизии.

- Он же тебе взбучку может дать, предположим, наряд вне очереди, сокрушалась Верочка.

- Всякое бывает, - спокойно проговорила Тоня. - Иногда и накричит... Но и я спуску не даю... Так вот, ближе к делу, - посерьезнела Тоня, проводя рукою по аппарату. - Я тебе показывала на щитке номера... Замигает огонек, берешь шнур и вставляешь вон в ту дырку! А ты кончай быть недотрогой. Война - грубое дело, всему научит... За дежурство так умаешься, что голова кругом идет... Особенно ночью, когда все спят. И тебя невольно клонит ко сну... А спать на посту нельзя, преступно. Заруби это, подруженька, себе на носу, иначе враз можешь полететь с должности.

Верочка согласно кивнула.

- Учти: главное же, - поучала Тоня, - ни в коем случае нельзя напрямую называть абонентов по имени и фамилии... Должностные лица все закодированы, каждый позывной должна знать назубок, и надо прислушиваться: если в разговоре начинают открыто должности называть или количество танков, снарядов, автомашин, даже повозок, то долг телефонистки предупредить и даже оборвать ихнюю телефонную болтовню. Попомни: враг не дурак, и он может подключиться к проводам, что частенько бывает на поле боя.