Наират-2. Жизнь решает все - Карина Демина

Проломив хрупкую стену из спин в светло-голубом, сцерх выпрыгнул на остров спокойствия. В своей клетке сидел Вирья, прижимая к груди обезьяну. Под прутьями, вжавшись в камень, залегла шипящая рысь. Толкалась у её бока крылатая свинья, чуть пофыркивая в сторону бронного вермипса.

Уранк скользнул в распахнутую дверцу и прижался к ногам Вирьи. Завертелся на месте в какой-то внутренней борьбе и сцерх, мяукая и тряся треугольной башкой.

— Эйхххх, — вместо слова вышел затяжной вдох. — Б-беги.

Никак не выходило крикнуть, подхлестнуть глупого мальчишку словом и тем более пинком. Что-то крепко держало левую ногу и мешало спрыгнуть. Ах да, стрела. Рана. Боль. Потом будет. Все потом.

— Ух-хо-ди.

— Это ты уходи! — А вот у Вирьи вполне получалось кричать громко и пронзительно. — Ты убийца. Твоя свобода — не для меня!

— Дурак! Дурак!!! Он мертв. Кому ты тут нужен? Пойдешь на плаху…

— Он мертв, но Ханма жива! Ханма злая. И будет новый хозяин, тоже злой. И одинокий! Он придет в зверинец. Мы будем говорить!

Темные панцири вахтангаров собрались линией. Дугой. Полукругом. Еще немного и петля замкнется. Туран зарычал, натянул узду, заставив сцерха попятиться, а потом бросил зверя в сужающуюся горловину. Левая рука отнялась… Нет, это показалось лишь на мгновение, после которого пришла боль. Она же будто разморозила левое бедро, заставляя мучительно отозваться тем же, созвучным и раздирающим.

Прижимают! Гонят к краю площади, прямо на стену, подальше от арок! А у входов и того хуже — прирастают кунгаями черные пробки.

Сцерх несся прямо на желтоватую кирпичную кладку, сшибая остатки зрителей. Позади пылала гора мяса, все еще похожая на тигра-нуая.

— Аджаааа! — взвыл Туран.

Зверь, истыканный стрелами, ошалел от боли.

Еще чуть-чуть — и конец. Стена и поломанные кости. Или стража и кости разрубленные. А ведь подумалось было, что спасение есть…

Сцерх прыгнул. Изогнулся всем телом, распластался на стене, цепляясь за выступы, и пополз, пополз, пополз! Деревянный балкончик заскрежетал, балка вывернулась вместе с куском штукатурки и зашуршала вниз.

Бедро рвануло болью… И напугало свободой. Туран вцепился в упряжь, чувствуя, как сползает седло, как уходит куда-то стремя под здоровой ногой, а ящер карабкался все выше, к фигурному парапету, отчеркивающему небо. Когтистые лапы выдрали еще несколько глиняных прямоугольников, и сцерх перевалился через невысокий бордюр. Затрещала черепица. И одновременно с этим Туран начал соскальзывать по мокрому от крови сцершьему боку. Зверь еще бежал куда-то, опережая несущиеся следом трещины, огибал дымоходы, но Туран уже перестал чувствовать болезненные встряхивания, не видел слепящего Ока, в упор рассматривающего беглецов.

Он не заметил даже длинного прыжка с одной крыши на другую, как не ощутил и перемалывающего падения сквозь черепицу, камень и дерево, то ли подальше от Всевидящего, то ли именно на встречу к нему.

Триада 4.1 Элья

Лишь пылкие юноши да страдающие любовным недугом девицы расточают клятвы о том, что разделят смерть, как делили жизнь. Но, взрослея, и они приходят к пониманию, что смерть, в отличие от жизни, неделима, и каждому она своя.

Элья догадалась о том, что случится, за долю мгновенья до того, как светловолосый кхарнец взлетел на спину ящера. Всё поняла, увидев выражение на его лице: отчаяние, страх и решимость. Почувствовала, но опоздала, как самый паршивый недофейхт… Её крик потонул в гомоне толпы, когда по площади, пугая людей, полетели клубы дыма, а из распахнутых клеток рванула горящая живность.

— Каган! — Кырым, подхватив полы халата, кинулся с помоста. — Морхай, закрывай его! Закрывай, сука!

Морхай — уже на земле. Крутится, пытаясь подняться, нащупывает меч, целит в светлое ящериное брюхо. А сцерх, неудержимая тварь, танцует по Ырхызу!

Лишь бы зубами не схватил, лишь бы…

Элья бежала вниз, распихивая остолбеневших от ужаса шадов и застывших жрецов, уворачиваясь от рук стражников.

Воздух плотный. Лопатки жжет. Ноги точно отмеряют нужные шаги. И все равно не успеть! Далеко. Сцерх — не лошадь, вдвое тяжелее. Когтистые лапы кинжалами пробьют и ткань, и слабое человеческое тело. Порубят на соленый манцыг, сдобренный алым вином…

А эта падаль, предатель, евший с Ырхызовых рук, свесился с седла! Широкие ножи в его руках ходили медленно… Нет, это только кажется. Это горячая спина и невозможный эман замедляют время. А на самом деле лезвия летают стремительно. Поднимаясь и опускаясь. Добавляя ран. Предопределяя исход.

Ырхыз — человеческий воин, не фейхт. Нет крыльев. Нет мембраны, выгорающей, чтоб напоить тело. Чтобы восстановить и зарастить раны. Поднять с земли, дать сил на ответный удар.

И охрана… Где они были? Почему пропустили?

— Каган! — Урлак пробивается сквозь солдат. — Морхай, стража! Кольцо! Двойная цепь — между толпой!

Как же медленно! Высокий помост, много людей. Разбегаются, пытаясь спастись. У смерти много явных ликов, ярчайший из которых — пылающее ошалелое зверьё. И огонь, что бежит по дорожкам, по деревянным балкам, по узорчатым коврам да шелковым халатам. Льется пламя, пышет из земли жаром. А ей туда надо, вниз, и потом через кордон черных панцирей. Где вы раньше-то были, сволочи?!

И Элья спрыгнула. На чьи-то плечи, оттуда — на оброненный щит, скользя на нем по ступеням между взмахами мечей. Расталкивая, выгибаясь, ныряя под удары, сама нанося их вслепую. Упала. Попыталась перекувыркнуться, но запуталась в треклятом халате. Прокатилась по камням, сдирая кожу, но сберегая кости, выходя в полуприсядь.

Над головой беззвучно рвали воздух стрелы. Не по ней, по сцерху, удирающему в толпе.

— Кагана убили!

Не убили. Еще не убили. Живой, истерзанный, но живой! Стража смыкается, окончательно заслоняя лежащего на камнях человека и от людей, и от животных.

— Кагана! Убили! Убили!

При Вед-Хаальд было дымно от людских пушек, и также пахло порохом. При Вед-Хаальд было честно. Война ведь. Не Курултай, не праздник, не… Предательство. Нельзя бить сзади. Нельзя бить в спину. Потому что ничего не решить чужой смертью, ничего не исправить.

— Стоять! — Её отбросили щитом. От двух копейных тычков увернулась, хоть и с трудом.

— Ырхыз! — Элья закричала, пытаясь быть громче толпы. — Пустите, я могу помочь!

Клинок прошел вдоль живота, заставляя развернуться боком. Неудачно, внутрь к противнику, под еще один секущий удар щитом. Нырнула, еле сдерживаясь, чтобы не врезать в пах, и отскочила.