Русская Япония - Амир Хисамутдинов

Перемахнул через изгородь, и я вновь среди могил-соотечественников, с которыми хотел попрощаться перед отъездом. Пронзительно синее небо и тишина. Прохлада, чувствуется дыхание осени. Медленно падает листва. Взглядом обвожу могилы, мысленно поминая моих соотечественников. В центре русского участка возвышается огромная усыпальница Дмитрия Николаевича Швеца с надписью «Мир праху твоему» и портретом. Бывший каторжанин Дмитрий Николаевич Швец переехал в Хакодате с Южного Сахалина в 1920 г. На Сахалине он торговал мехом и имел магазин в Александровске, и в Японии продолжил привычное дело. Швец часто ездил в Токио, где продавал товары из Хакодате. На вырученные деньги он покупал в столице товар. Однажды он сел в поезд и домой не вернулся, больше живым его родные не видели. Швеца нашли на полотне железной дороги сразу за Токио. Полиция объяснила, что он выпал из поезда. Родные в этом сомневались, так как Дмитрий Николаевич не курил, и ему не было нужды выходить в тамбур. Равнодушен он был и к алкоголю. Семье вернули только вещи, денег при погибшем не обнаружили. Родные предполагают, что Д. Н. Швеца ограбили в дороге и выбросили тело. Время было предвоенное, и никто не стал разбираться с гибелью иностранца.

Любовь Семеновна Швец-Яшкова, невестка его внука, рассказала, что много позже после смерти Д. Н. Швеца его вдова Ефросинья Георгиевна приехала из Кобе в Хакодате, чтобы взять несколько костей мужа и захоронить их на Иностранном кладбище в Кобе. Она хотела, чтобы ее могила находилась рядом с частицей праха покойного мужа. Так в Японии появились две могилы одного человека.

За Д. Г. Швецом лежит мичман Амурского флотского экипажа Петр Стогов, служивший на канонерской лодке «Морж». Он застрелился 8 ноября 1864 г. в возрасте 24 года. Случись это в России, его похоронили бы где-нибудь с краю кладбища или вообще за его пределами. Здесь же особый случай. Многомесячное плавание не всегда проходит бесследно для психического здоровья молодых людей.

После летнего посещения на кладбище кое-что изменилось: появилось два роскошных букета с лентами «Сынам России от Владивостокского морского собрания и яхты «Отрада». Почему «сынам», когда на этом кладбище похоронены и женщины? Увы, не спросишь…

В самом углу, ближе к дороге, увидел вросший в землю надгробный дикий камень. Конечно, без надписи. Взять бы лопату и посмотреть, не сохранились ли какие-нибудь надписи пониже, на той части, что в земле! Увы, мои инструменты — это глиняный черепок да жестянка от банки саке, подобранные на улице. Ими много не раскопаешь.

Другая типичная каменная плита так заросла мхом, что невозможно разобрать буквы. Скребком убрал вековую растительность, и надпись проступила: «Во имя Отца, Сына и святого духа Аминь. Здесь погребено тело раба божьего матроса 27 флот, экипажа команды шхуны «Первая» Филиппа Пагудина. От роду 33 года. Умер 27 окт. 1863». Это был известное судно, немало бороздившее морские воды у приморского побережья. Заходило оно и в Хакодате, где оставило навечно одного из членов экипажа… С помощью скребка с трудом разобрал кое-какие слова на соседней могиле: «…корвета «Абрек» Давыд…» Фамилию так и не смог прочитать, похоже на Югопова, а может, и Ювонин, как написано на японской табличке. Моряк скончался 28 июня 1862 г. 26 лет от роду.

Огромный камень, высотой в японский дом, увенчанный православным крестом, считался в XIX веке центром всего русского погоста в Хакодате. Остается только удивляться, откуда и как притащили его сюда. Под камнем два русских моряка с корвета «Посадник», утонувшие 18 марта 1862 г. Гардемарину Андрею Попову было 22 года, а Степану Гомзикову — 28 лет. На японской табличке не указана причина смерти, ошиблись японцы и в фамилии: вместо «Гомзиков» написали «Голиков», хотя на камне надпись вполне разборчивая. На обратной стороне камня братской могилы имеется надпись «Памятник поставлен усердием матери покойного Попова и сослуживцев его».

«Посаднику» вообще не везло. Из всех русских кораблей он оставил на этом кладбище больше всего членов экипажа, в том числе и боцмана Никиту Кузмина (японцы добавили в фамилию мягкий знак — Кузьмин), скончавшегося 15 октября 1861 г. А 30-летний матрос 28-го флотского экипажа Василий Месников с этого же корвета скончался на другой день.

30 июня 1862 г. умер фельдшер 28-го флотского экипажа по имени Прокопий, служивший на корвете «Абрек». Японцы на своей табличке написали фамилию «Шнепаев», но при более внимательном обозрении можно увидеть, что это не так: угадывается что-то похоже на Шнейдерова, хотя и в этом сомневаюсь. Рядом небольшой камень с православным крестом и трудночитаемой надписью: то ли «гардемарин», то ли «Тантарин». Что-то на нем написано и по-японски.

28 сентября 1861 г. утонул 27-летний парусник рабочей команды клипера «Гайдамак» Андрей Васильев. На следующей могиле я не смог точно прочитать фамилию. Может, Шамнев, а может, и нет. Смог разобрать имя — Афтаном, и то, что был он кочегаром 28-го флотского экипажа, служил на корвете «Калевала» и умер 16 августа 1862 г. Зато хорошо читается надпись на надгробии Людвига Шачковского, утонувшего 20 июля 1863 г., а похороненного только через шесть дней, 26 июля.

Всего в первом ряду сохранилось 11 памятников. Могил же в нем явно больше. Возвращаюсь вниз под горку по второму ряду. 26-летний матрос 26-го флотского экипажа Казимир Непогода служил на корвете «Новик». Рядом могила конопатчика 4-го рабочего экипажа Евдокима Смирнова, который служил на корвете «Рында».

«Во имя отца, сына и святого духа аминь. В 1861 году здесь погребено тело бывшего матроса китобойного судна, уроженца Сандвичевых островов, католика». На первый взгляд, непонятно, почему здесь лежит гаваец, но если вспомнить историю, то можно отыскать причину. В те времена Гавайские, или, как их тогда называли, Сандвичевы острова, были центром базирования китобойного флота. Туда заходили и российские китобои. В 1861 г. было решено завести большое китобойное дело в Тугурском заливе и на Шантарских островах, где водилось много китов. Инициатором учреждения нового предприятия, названного Тугурской экспёдицией, выступил капитан-лейтенант Александр Фомич Эльфсберг, исполнявший обязанности командира Аянского порта. Вероятно, на одном из русских китобоев служил и этот безымянный гаваец, похороненный среди русских. Остается только гадать, отпевал ли его русский священник. В то время уже должен был приехать в Хакодате отец Николай (Касаткин). Но связь гавайца с русскими определенно была, иначе его похоронили бы на другом участке Иностранного кладбища.

А вот и могила К. Р. Зверева. Она появилась рядом с захоронением гавайца спустя восемьдесят лет. Надпись гласит: «Здесь покоится прах офицера-эмигранта уроженца г. Кунгур Пермской губ. Косьмы Родионовича Зверева». Зверев был интересной личностью, одним из немногих, кто деятельно участвовал в общественной жизни, являясь уполномоченным Д. Л. Хорвата, главы русской эмиграции на Дальнем Востоке, по острову Хоккайдо. В условиях шпиономании японцы арестовали эмигранта и замучили в тюрьме. Зверев умер 7 января 1944 г., и его прах передали родным. Позднее в Токио от дочери Зверева Ольги узнал, что почти вся семья предпочла репатриироваться в Советский Союз. Шпиономания, жесткое отношение японских властей, политика выдавливания иностранцев из страны сделали свое дело: часть эмигрантов предпочла покинуть Японию. Ольга Зверева с блеском закончила отделение японского страноведения Ленинградского университета. По-японски она говорила без акцента, а вот на свой русский жаловалась. Предпочитала читать иероглифы, а не русское письмо. После окончания университета она вышла замуж за кубинца и теперь преподает японский язык в Гаване.

Два одинаковых красивых надгробия. Кажется, что они поставлены только вчера. На обоих надписи по-английски. На одном написано «In loving memory of Mrs. Liudmila Cherry». Возможно, Людмила Черри, прожившая всего двадцать пять лет, была дочерью П. П. Ватолина, директора Путиловских заводов и члена совета Русско-Азиатского банка, лежащего рядом. Известно, что Прокопий Петрович Батолин скончался в Шанхае, а прах его отправили в Хакодате, где жила вдова.

Матрос 28-го флотского экипажа Федор Степанов служил на печально известном своими смертями корвете «Посадник». На японской табличке написано, что Степанов скончался 17 февраля 1862 г. в возрасте 28 лет, но, хорошо присмотревшись, можно засомневаться в этой цифре. Может быть, ему было 24? На надгробии сослуживца Степанова матроса Евтропия Гвоздева видно место от сбитого креста. Кстати, на хокадатском погосте почти не ставили крестов. Кроме этой он есть только на братской могиле Попова и Гомзикова. Через семь лет, 27 августа 1869 г., рядом с Е. Гвоздевым лег матрос корвета «Богатырь» Иван Топанов.