Как разграбили СССР. Пир мародеров - Лев Сирин

Москва, декабрь 2009 г.

Третьяк Владислав Александрович — президент Федерации хоккея РФ, депутат Госдумы. Родился 25 апреля 1952 г. в Московской области. Чемпион мира 1969,1970,1971, 1973 - 1975, 1978 - 1983 гг.; олимпийский чемпион 1972,1976,1984 гг.; 12-кратный чемпион СССР; лучший хоккеист XX века.

— Во времена Советского Союза спортсмены считались обеспеченными людьми. Выходя на пенсию, рассчитывали, что смогут тратить сбережения всю жизнь. Как выживали в 1990-е?

— Мы думали, что нам хватит. Но государство кинуло всех, и деньги превратились в ничто! И у пап, и у мам, и у бабушек... После девальвации я мог только два-три раза сходить в ресторан и — нет денег! Естественно, спортсмены стали нищими, как и все. Другое дело, кто-то из актеров или строителей может продолжать заниматься своей профессией, а я уже не могу встать в ворота. Хорошо еще хоть у меня дача была, квартира, мебель... А здоровья нет уже, и нет возможности зарабатывать. Многие спортсмены просто спились. Некоторые не нашли себя в новой жизни. Теперь совсем другое, а в 1990-е годы наши спортсмены в такой попали переплет!..

— У Вас не было желания, подобно Фетисову, побороться с советской системой, чтобы вырваться на Запад и там заработать?

— В 1984 году, когда я закончил играть, ни один нормальный человек такой борьбой не стал бы заниматься. Фетисов-то начал пытаться уехать в 1987 году. Когда «Огонек» стал писать, появилось недовольство... А убегать из СССР я никогда не хотел. Мне предлагали остаться на Западе, но я всегда отвечал, что если и уеду, то только официально. Поэтому ко мне и перестали приставать.

— Но ведь заморские хоккейные менеджеры еще при советской власти попытались заполучить Вас к себе в НХЛ, они вышли даже на уровень Политбюро!

— Мне об этом рассказывал генеральный менеджер канадцев. Вызвали, по-моему, канадского посла и генерального менеджера «Монреаля»... к Суслову. На этой встрече канадцы попросили, чтобы мне разрешили в 1984 году заключить с ними контракт и уехать играть за «Монреаль Канадиенс». Я был, в принципе, согласен. В СССР я уже закончил играть. Но Суслов сказал: «У Третьяка папа — генерал армии, возглавляет Дальневосточный военный округ. Третьяк не согласен на ваше предложение, потому что не хочет обижать папу». Я об этом узнал только через десять лет!

— ...У Вас действительно такой папа?

— Нет, у меня папа майор Советской армии и никакого отношения к Дальневосточному округу не имеет. Суслов все это придумал.

— В Канаде действительно есть действующий доллар с изображением Третьяка?

— Да, вот он стоит... (Указывает на стеклянную витрину с различными кубками и другими спортивными наградами. На соседней стене — тоже под стеклом — легендарный красный свитер от хоккейной формы с двадцаткой на спине и надписью «Третьяк».) Это монета. (Достает доллар из витрины.) Вот на одной стороне королева Англии, а вот я — тут мне гол забивают в 1972 году. Мне по этому поводу часто говорят; «Ну как это?! Тебе забивают гол на деньгах!» Я всегда отвечаю: «Я готов быть на любых деньгах, даже если мне и забивают. Это история!» Если в капстранах попадаешь на деньги — это честь. А тут еще и представитель Советского Союза попадает... Что уж тут говорить.

— Ваша популярность за океаном была так велика, что двойники, говорят, появлялись...

— В Детройте. Это я сам прочитал в газете. К Элвису Пресли подошел какой-то человек, знающий пару слов по-русски, и сказал; «Я — Третьяк! Приехал в Детройт играть в хоккей. Негде остановиться...» Пожил у Пресли недельку, поел-попил, потом говорит: «Чего-то я засиделся» — и поехал в Детройт. Позвонил в клуб: «Я Третьяк!» Все обалдели! Ну, а какой он «Третьяк»? На коньках кататься не умел. Но зато вот у Пресли пожил! Теперь у меня такое ощущение, что и я пожил там... (Смеется.)

— Можно сказать, что хоккей достиг таких высот в 1970-е годы, потому что был любимым видом спорта Леонида Ильича?

— Да, конечно. Брежнев очень любил хоккей! Он и фигурное катание любил, но хоккей для него был превыше всего. Он присутствовал не только на всех матчах сборной, но и на многих играх чемпионата страны. Однажды, в 1981 году, я даже ходил к нему в ложу в перерыве между периодами матча СССР —

Финляндия. Прямо в форме! Прибежал за нами министр спорта: «Давайте поздравим Леонида Ильича с днем рождения, он ждет!» Как парторг сборной я вручил Брежневу подарок. Он меня расцеловал, поблагодарил за недавнюю победу в Кубке Канады и спрашивает: «А чего вы сейчас-то финнам проигрываете?» А мы в этот момент, как назло, действительно проигрываем 1:2! Я говорю: «Не волнуйтесь, Леонид Ильич, мы у финнов всегда в конце концов выигрываем. Просто сейчас пока вот так получается. Все будет в порядке!» Он опять: «А почему у вас фамилии на форме на английском языке написаны?» Отвечаю: «Потому что международный турнир». В результате за ночь нам пришили надписи на русском языке, чтоб Брежнев знал, кто есть кто из игроков. (Смеется.) Но в принципе, он очень тепло к нам относился: и зарплату, и ордена давал...

— Присутствие на матче генерального секретаря ЦК КПСС как-то сказывалось на атмосфере на стадионе?

— Сказывалось, конечно! Все-таки Леонид Ильич был первый человек в государстве. Это придавало больше ответственности, мы старались лучше играть. Тем более он болел за ЦСКА.

— У Вас медалей больше или у Леонида Ильича?

— Наверное, у Леонида Ильича Брежнева побольше... (Смущенно смеется.) Но я где-то рядышком с ним стою. За хоккей ни у кого нет в мире столько наград, сколько у меня. Это официальные данные. Если попытаться все мои медали поднять... ну, килограммов десять, наверное, будет!

— Еще немного затронем тему: политика и хоккей. Политический момент присутствовал в международных матчах?

— Конечно. Например, с чешскими друзьями нельзя было драться, а с американцами можно. Хотя у нас был период напряженных отношений именно с чешской командой. Был такой случай в 1976 году. Мы играли в турнире «Руде право». И Александр Гусев применил силовой прием к чешскому игроку. Тот упал, и его унесли на носилках. Поднялся шум... На следующий день в Москве нас вызвали к министру спорта Павлову. И тот нам заявил, что мы хуже врагов социализма! А хуже врагов социализма тогда мог быть только предатель родины. Так что мы, знаменитые хоккеисты, стали предателями родины. (Улыбается.) Гусеву сообщили, что он вообще больше не будет играть в хоккей. Оказывается, Брежневу позвонил первый секретарь компартии Чехословакии Гусак и нажаловался, что мы грубо играем. Брежнев «вставил» Павлову. А Павлов «вставил» нам. Но уже через месяц в Инсбруке мы выиграли Олимпиаду. И нас как бы простили.

— «Период напряженных отношений с чешской командой» — это Вы имеете в виду отголоски 1968 года?

— Да! Публика и плевалась, и танки рисовала!.. Было не очень приятно. Все время были какие-то плакаты, недовольство. Чехословацкие хоккеисты с нами не здоровались. Так что это они подмешивали политику, мы к политике относились спокойно. Приходилось отдуваться и за Афганистан. В Канаде — меньше, а вот в Америке, в Филадельфии и других городах: «Убирайтесь из Афганистана!» И все время: «Афганистан! Афганистан!» В общем, и американцы политику со спортом тоже мешали. Но естественно, когда мы ехали играть с американцами, то понимали, что должны доказать, что советский строй сильнее всех.

— Вот Вы сказали, что были парторгом, Владислав Александрович. Военно-политическую академию имени Ленина окончили. А сейчас вот в Бога верите...

— А я всегда верил! В кодексе строителя коммунизма написано практически то же самое, что и в Библии.

— Вы были богатым человеком в СССР?

— Да, был небедным. Все-таки пятнадцать лет за сборную отыграл. Мы получали не только зарплаты, но и премии. Полторы тысячи рублей за победу на чемпионате мира, за победу на Олимпиаде — три. Машины покупали только за свои деньги. За «Волгой» надо было еще в очереди отстоять четыре-пять лет. А вот квартиры нам давали бесплатно, и улучшенной планировки. В Москве я от ЦСКА сначала получил однокомнатную квартиру. Потом, когда женился, двухкомнатную. Затем дали трехкомнатную на Профсоюзной улице, в которой я и сейчас живу. Хорошая квартира. Все остальное было по блату, за деньги. Бананы, цветы... То есть бывали, конечно, ситуации, когда на рынке увидит меня какой-нибудь торговец: «О-о-о-о! Третьяк! Давай тебе машину арбузами загрузим...» И ни копейки не возьмет.

— Вы действительно сделали в хоккейном мире много открытий?

— Да. Я первый стал играть в позиции «бабочка». Или «баттерфляй». В любой ситуации при нижней шайбе вратарь садится и — колени в сторону. Или делает шпагат. Раньше отбивали шайбы совершенно по-другому. На тренировках Тарасов (старший тренер ЦСКА 1947 — 1975 гг., старший тренер сборной СССР 1962 — 1972 гг. — Прим.авт.) говорил мне: «Так нельзя!» И для него я специально тренировался по-старому. Но в игре все делал по-своему. Однажды, уже после 1972 года, я летел в Канаду. В самолете ко мне подходят с вопросом: «Правда ли, что по Вашему поводу специально заседало Политбюро? Нашли Вашу маму, которая якобы играла в хоккей, а Вам, маленькому мальчику, якобы специально сломали ноги и сделали операцию, чтобы Вы могли таким образом класть щитки и не пропустить ни одной шайбы?» Спрашивали всерьез. Они не думали, что кто-то может играть в хоккей лучше них. Сейчас только один Набоков играет в старом стиле. А во всем мире все давно играют в стиле Владислава Третьяка. Или маска. Сейчас ведь маска, в которых все играют, тоже моя. Маска Третьяка, так ее и называют. Вот видите (указывает на стену с фотографиями), основная часть с решеткой — от меня пришла.