Амур-батюшка (Книга 2) - Николай Задорнов

Тут не было бурелома, на новой земле росло первое поколение берез. Деревья были стройны, молоды и не теснили друг друга. Чистая трава зеленела, как в мае.

Девушки вошли в рощу, обнявшись. Стояла немая тишина. Чувствовалось последнее осеннее тепло. Кругом все в цветах осени - яркое солнце, желтые листья, голубая вода и голубое небо.

- Терешка с Ильей сегодня драться будут, - поговаривали парни.

Илья заметил, как скуластый Овчинников что-то сунул в кулак белобрысому Андрюшке Городилову и, сверля его зелеными глазами, что-то шептал.

"Вам же хуже будет..." - подумал Илья.

Городилов широко растянул гармонь. Терешка разбил хоровод, растолкал девиц. Дуня с гордостью отстранилась, избегая его прикосновений.

Терешка пустился в пляс. Волоча ноги, он обежал поляну и вызвал Илью. Ко всеобщему удивлению, и тот, избоченясь и лихо заломив картуз, проскакал по кругу. Тогда Терешке захотелось передразнить его, и он попытался изобразить, как Илья пляшет.

- Козелком-то, - небрежно молвил Илья.

И снова все засмеялись.

- Терешке крыть нечем, - хохотал Санка Барабанов.

Дуня, вытянув свою гибкую, в русых завитках шею, зорко следила за соперниками: Илья пустился вприсядку. Могучие ноги, взлетая то вправо, то влево, долго носили его стройное тело по траве.

Гармонь заиграла веселей. Андрюшке, видимо, нравилось, как Илья пляшет, он заулыбался и под звуки гармони покачивал головой.

Илья ползунком добрался до Терешки.

- Ух, ух! Раз-раз! - с восторгом приговаривали вокруг, хлопали в ладоши, притопывали, подсвистывали.

Веселье охватило всех. Побледневший от злости Терешка опять пустился плясать, но Илья явно забивал его.

Парни, как кочеты, то подскакивали, то отскакивали друг от друга в танце.

- Еще не дерутся, а уже налетают! - посмеялся Санка.

Услышав о драке, Терешка подумал, что, быть может, его подозревают в трусости. Подскочив, он ударил увлекшегося танцем Илюшку. Илья споткнулся, но устоял на ногах.

Глаза его загорелись. Развернув грудь, он ринулся вперед.

- А что тебе? Еще надо? - бледнея, отступил Овчинников.

Бросив гармонь, сбоку подступал рослый Андрюшка Городилов.

- Илья! - отчаянно вскрикнула Дуня.

В этот миг Илюшка шагнул к Терешке. Размахнувшись правой рукой, он вдруг неожиданно для всех с силой коротким ударом левой руки хватил не его, а Андрюшку. Тот упал на спину. Из кулака у Городилова выпала свинчатка. Вторым ударом Илья сшиб Терешку.

- Всех подряд! - крикнул кто-то.

Толпа тамбовских парней с криками кинулась во все стороны по березняку.

* * *

В разгар пира поп, не стесняясь присутствием городских гостей, громко сказал, обращаясь к Гао:

- Ты не надейся, что скоро крестишься. Грешишь много, окаянный. Пока не раскаешься, крестить не стану.

Но Гао улыбался с наглостью. Сегодня он сделал, что хотел. Гао показал всем должникам, что близок русскому начальству и попам и даже деньги дает на церковь. "Дикари теперь поймут, - думал он, - что жаловаться на меня некому". На сочувствие мылкинского попа Гао раньше времени не надеялся. "Но городским чиновникам и священникам взнос должен понравиться. А это мне еще пригодится".

Гао не ошибался. Сизый поп с черной бородой то и дело с вожделением поглядывал на богатого китайца.

- Как мышь на крупу! - приговаривал Силин, которому чернобородый попище был как бельмо на глазу.

А Гао весьма заинтересовал попа. "Новое поле деятельности открывается перед нами, - размышлял он. - Китайцы, как видно, народ сообразительный, услужливый, с ними скорее можно столковаться, чем с тунгусами и гольдами. Начальство надо убедить, чтобы везли сюда побольше китайцев. Привезут рабочих, а из них, глядишь, поднимутся и богатенькие".

- Да, рыбак рыбака видит издалека, - ловя поповские взгляды, бормотал Тимошка.

Взнос Гао тронул и рыжего мылкинского попа. Деньги были нешуточные, но поп чувствовал, что среди своей паствы высказать благодарность китайцу он не смеет. Поп понимал, что сейчас надо потрафить народу - мужикам и гольдам, побудить их на ревностные деяния. "Китаец дал мне хороший повод", - думал он и в душе хвалил Гао, но внешне старался показывать Гао, что строг и грозен. Возвысив голос, он сказал торговцу:

- Запишу твой взнос не от тебя, а от должников твоих. Это деньги народа...

- Наша русскому богу давай. Наша русских начальников любит, любит, улыбался китаец, косясь на исправника и попов.

- А вот сегодня один мужик дал на церковь десять рублей, - продолжал священник. - Вот это славный взнос! Для мужика десять рублей - плод великого труда его, пота и крови, пролитых на пашне. Десять рублей - это куль муки. Надо было мокрую землю выдрать из-под тайги, высушить ее, вырастить на ней зерно, построить мельницу. Богу приятны такие дела.

Говоря так, поп думал, что если умело повести дело с Гао, то, пожалуй, с него можно еще получить и не такие деньги.

"Он, хитрец, хочет церковью прикрыться, заставить попа работать на себя. А я смотрю, как бы заставить его постараться в мою пользу. Поглядим еще, кто кого. Я его, окаянную душу, нехристя поганого, приведу в христианскую веру! Довольно ему, поганцу, разбойнику, быть некрещеным".

- А вот гольд сегодня дал один рубль, - назидательно, как бы читая проповедь, продолжал поп. - Рубль - тоже угодные деньги. Свой рубль получил он за ранние* меха, за плоды неусыпных трудов.

_______________

* Р а н н и е м е х а - добытые осенью, когда еще снег не

выпал.

- А ты, Сашка, креститься будешь? - спрашивал Силин сидевшего по правую руку китайца.

- Нету! Моя не надо! Моя мужик, моя не купец!

За столом бородатый чиновник беседовал о попе с Барсуковым.

- Служил он хорошо, вдохновенно. Я сам прослезился. Знаете, как подумал, что такое церковь на Руси, - заволновался. Ведь издревле вся Русь стоит на трех китах: церковь, острог и кабак. Как ни печально, но это именно так. И вот, как вспомню наши великие просторы и этак, знаете, колокольный звон на пасху. От церкви к церкви - по всей Руси звонят колокола... Но сейчас, надо признаться, вам, похож батюшка больше на атамана, чем на попа.

- Да, будет поп-атаман у наших таежников, - смеясь, согласился Петр Кузьмич. - Он, говорят, при случае не прочь на кулачки выйти. А какова паства?

Взор Барсукова обежал длинные ряды краснолицых, покусанных мошкой и сгоревших от солнца пьяных прихожан, сидевших за соседним столом. Родион Шишкин, скаля большие желтые зубы, трясся от смеха, слушая рассказ Бердышова. Сильвестр что-то кричал на ухо великану Саньке Овчинникову. Темнобородые братья Бормотовы, старый одноглазый Покпа, Сашка, Улугу, нервный, дергающийся оборванец Савоська, рябой Тимоха Силин с умными глазами и десятки других мужиков, гольдов и китайцев пили, ели, ссорились, спорили, обнимались. Изредка к ним подходил могучий поп - торгаш, деляга, колонизатор и путешественник, пахарь, плотник и рыбак.

- А вы знаете, что этот поп-конквистадор составляет грамматику гольдского языка? - сказал бородатый чиновник.

- Да, он грамотный и любознательный человек. Его не сравнишь с нашим отцом Константином, - кивнул Барсуков на чернобородого попа в лиловой рясе.

- Он ученик преподобного Иннокентия. Тот хвалил его всегда. Немного огрубел и, кажется, опустился.

Оломов разгладил усы, крякнул и подмигнул Петру Кузьмичу, как бы приглашая его смотреть, что будет дальше. Он обратился к попу:

- Покажите нам, батюшка, свое ружье. Да, да, не удивляйтесь, я все знаю. Я понимаю вас: ружье амурскому священнику необходимо. Покажите, покажите, не стесняйтесь.

Поп послал Айдамбо за ружьем. Исправник ждал с видом превосходства, как бы заранее уверенный, что обнаружит неполадки в ружье священника.

- Гуси, гуси! - вдруг крикнул Писотька.

Гости повыскакивали из-за столов.

Айдамбо прибежал с ружьем. Поп, стоя среди городского начальства, показывал ружье, не выпуская его из рук.

- Ну-ка, дайте мне, - пробубнил исправник.

Он заглянул в дуло, попробовал курки, оглядел ложе. Все было в порядке. Он отдал ружье священнику.

- Более держу для просветления дикарей, для примера и назидания, каково превосходство современного оружия перед их кремневками и фитилями.

- Батюшка, гуси летят, - теребил попа за рясу пьяный Силин. - Дай мне ружье, я стрелю... Гуси летят!

- Да вижу я. Отлынь, ирод!

Над озером летела громадная стая гусей. Из-за тальникового леса, из-за пойм, со всех сторон, заполняя небо криками и хлопаньем крыльев, поднимались все новые и новые караваны птиц. Они летели прямо на людей, словно в страхе спасаясь от чего-то. Кругами поднимаясь ввысь, они шли за озеро над островами и гольдскими стойбищами.

- Солнце им глаза слепит.

- Эти гуси, сыны мои, сидели на косе, окруженные со всех сторон водой, - спокойно и поучительно заговорил поп. - Они отдыхали от перелета. Их вспугнул медведь. Медведь этот еще вчера ходил там и пугал их; я ехал на омброчке, видел его следы и лежку. Вот он вылез на косу и встревожил птиц.