Амур-батюшка (Книга 2) - Николай Задорнов

Айдамбо жарко топил печи. Поп изредка заходил, щупал стены: просыхают ли? Он служил в походной церкви. Ждали приезда архиерея, чтобы освятить храм.

А осенняя тайга все сильнее звала Айдамбо к себе. Как птица в перелет, не мог он оставаться на месте.

Однажды Айдамбо отпросился у попа в Мылки. В стойбище все были пьяны. Толстый Гао жил у Денгуры и раздавал в долг водку под зимнюю добычу. Обезумевшие от вина охотники бродили по стойбищу, орали, дрались, валялись где попало.

- Пойдем на охоту с нами, Алеша, - звали молодые мылкинцы.

"А что, если я не вернусь к попу? - подумал Айдамбо. - А Дельдика? Вот он идет в тайгу, по ключу, вверх, в распадок через хребет, к югу, к морю... - А она все дальше от меня. А тут уж рыщут Денгура, Васька и гиляки-сваты..."

Айдамбо в бешенстве выскочил из фанзы, покинув круг гостей, и вернулся на миссионерский стан. Церковь показалась ему теперь желанным, родным местом. Он сам вложил свой труд в нее. Это уже было его дело, созданное им самим. Сменять эту новую жизнь на кабалу у купцов, на пьянство и драки в стойбище, где нельзя сесть на кан, чтобы блохи и вши не вцепились в тебя со всех сторон?

"Нет, уж я отвык от этого. Много раз, догола раздеваясь, в озере с попом купался. Я теперь другой человек. Конечно, хорошо бы на охоту сходить, но сначала надо жениться. А если я в церкви работаю, то обязательно узнаю, кто захочет на ней жениться. Поп говорит, что все русские свадьбы бывают в церкви".

Ревели осенние ветры, шумело озеро, и волны подкатывались к подножию церкви. А в бурю с гребней их брызги доносило по ветру до узких окон храма.

Айдамбо любил стоять у окна и смотреть в бушующую даль. Нравилось ему, что за стенами ревет буря, идет дождь со снегом, а тут чисто, тепло, сухо, и все видно сквозь стекла, что делается вокруг. В окнах с одной стороны гнется, мечется на ветру тайга, с другой - озеро, а вдали острова, протоки, редкие фанзы на релках и на далеких желтых лугах.

Затопив печь, Айдамбо подолгу смотрел сквозь стекло. Думы о Дельдике владели им. Но что бы ни случилось, он тут, в церкви, он на ее пути. Айдамбо слыхал, что Денгура ее сватал и будто бы уплатил за нее Кальдуке выкуп.

"Сердце болит. А что, если обманет Бердышов? Соболей ему дать? Идти в тайгу? Лучше не думать! Поп ее с Денгурой венчать не станет. Тут я на ее пути".

Поп в эти дни сидел в своем домике у окна и что-то писал и ругал городских священников, что не едут на торжество. Он заготовлял продукты, приводил в порядок дом, двор и церковь, говорил Айдамбо, когда и кому надо отвезти в Уральское муку и что там должны испечь.

На досуге долгими вечерами при свете керосиновой лампы поп учил Айдамбо грамоте и обещал назначить его прислужником в церкви. Айдамбо втайне мечтал о том дне, когда покажется людям в парчовой одежде, почти такой же, как у священника. И пусть Дельдика его увидит... Он с большим любопытством ждал всегда урока, новых рассказов попа о боге и святых.

- Неважно мне, какая у тебя одежда, - говорил поп. - Рубаху русскую ты всегда успеешь надеть. Пусть будет и такая, из рыбьей кожи, только чистая. Но еще важней, чтобы душа твоя чиста была перед богом. Гольды приедут и увидят, что их племени человек у нас в церкви служит, - вот это хорошо. Славный пример подаешь своим, сын мой! Я из тебя сделаю примерного гольда-христианина. Для всех будешь образцом!..

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ

- На богомолье приехали, - вылезая из лодки и обращаясь к встречавшим его уральцам, сказал рыжебородый Спирька Шишкин.

На широкой плахе днища виднелись шкуры, одеяла, поваленная мачта с парусом и какие-то узлы.

- Дунюшка!

- Татьяна! - встретились подруги.

- Как узнала, что церкву открывают, рвет и мечет: хочу богу помолиться! - рассказывал Спирька о дочери. - Всю дорогу ветра не было, она шестом толкалась. Че-то набожность на нее напала, - говорил Шишкин. Какие девки богомольные пошли!

- Вот у меня тоже! Я натерпелся, - отвечал Пахом. - Все говорит: "Поедем на богомолье". Солдаты церкву-то строят. А я - не сметь!.. Не пустил... Да как же! Вот к нам солдат ходит, хороший такой человек. Он сам говорит, что у них балуют...

- А у меня противиться силы не хватило, - отвечал Спирька. - Я слабей ее. Она вертит отцом как хочет. Она молиться любит. Ничего другого нет у нее в уме. А я попов боюсь. Как встречу, потом не могу отплеваться. А она набожная... В мать. Бабы меня победили...

Спирька врал. У него были свои намерения, которых и дочь, как ему казалось, не знает. Илюшка понравился Спиридону Шишкину. Он хотел поскорей выдать дочь за хорошего парня, пока ее не сбили с толку здешние кулацкие детки или, еще хуже, Ванька Тигр.

- Да, надо иметь терпение, чтобы семьдесят верст поднимать шестом лодку, - сказал Егор, с удивлением поглядывая на высокую, стройную и тонкую девушку.

Лицо ее окутано белыми тряпками, и только насмешливые голубые глаза бегают в прорезях.

- Что это в узлах привезли? - весело спросил Федя.

- Спрашиваешь! Наряды, поди, - бойко ответила Таня. - Молодая девка-то!

- За нами еще три лодки идут, люди мучаются против воды. Всю деревню всполошили!.. Как заговорила про богомолье, про церкву, и другим отстать не захотелось. Куда там!.. Мы их далеко перегнали.

Платье на Дуне изорвалось, просолилось от пота, лопнуло под мышками. Собрав узлы, Дуня и Таня поспешили в избу.

Сходили на Додьгу и выкупались в ледяной воде. Дуняша переоделась в новое платье.

- Лицо все закрывала, чтобы не сгореть. Илюшка тут, нет ли?

- Здесь, - отвечала Таня.

- Ну, как я? Верно, почернела, как гилячка.

Илья узнал, что Дуня приехала, и уселся у кузнецовских ворот. Он долго сидел, делая вид, что смотрит на реку, не едет ли отец.

Из-за угла мелькнули яркие платья, раздался звонкий смех. Девичий стан, темные тяжелые косы пронеслись мимо, и, казалось, обдало Илью чем-то таким приятным, чего он отродясь не чувствовал. Дуня показалась так хороша, так красива, что он подумал: "Может, она теперь и смотреть на меня не станет".

- Да вот он! - воскликнула Таня.

- А-ах! - Дуня приосанилась. - Здравствуйте! - молвила она застенчиво, а из глаз ее так и брызнул голубой огонь.

Вечером у избы Кузнецовых играла бандурка. Парни и ребята плясали. Дуня, разморясь от жары и пляски, поглядывала на Илью, сидя в обнимку с сестрой его Авдотьей.

Утром чуть свет Таня прибежала к Бормотовым за чугуном.

- Твоя подружка красивая! - сказала ей Аксинья.

Таня взяла чугун, но не уходила. Пахом услышал, как женщины возбужденно гудят.

- В вашем Илюшке души не чает! - быстро рассказывала Таня.

- Да это клад, а не девка, - подхватила Арина. - Семьдесят-то верст шестом лодку толкала!

- А как поет!..

- Мы вчера заслушались, как она "Не белы-то снеги" вытягивала, подтвердила Авдотья. - Вот уж выголашивает!

- Истинно, что клад.

Аксинья - женщина мягкая, слабая, впечатлительная. У нее бледно-серые глаза, русые волосы и широкое бледное лицо с прямым длинным носом. Она была глубоко тронута, что такая красавица, оказывается, полюбила ее сына. За одно это девушка была ей по душе.

- А я-то гляжу, парень стал охорашиваться. Никогда с ним этого не бывало.

- Верно, верно, - подтверждала Агафья. - Обходительный стал.

- Видишь, девка-то молодец какая!

Пока бабы судили и рядили, виновница их разговора спала глубоким утренним сном, раскинувшись на Таниной постели за пологом. Таня прибежала по холодку и растолкала ее.

- Вставай... Иней на дворе. Тихо.

Дуняша потянулась из-за полога к солнышку, щурясь и улыбаясь сладко, по-утреннему, во все свое румяное лицо.

- Ну-ка, девки, живо! А то сейчас бичом, - молвил дедушка Кондрат.

Бабка Дарья завела блины. Дуня стала разбирать свои узлы.

- Тут у меня и гостинцы есть, - она раздала ребятишкам конфетки и пряники. - Сама на баркасе брала... Мы малину сушим да сдаем на баркас.

- Платье-то какое наденешь?

- Нынче уж другое. Вчерашнее-то в узел. Вот у меня синенькое есть. У меня на неделю платьев набрано. Из материнских перешила да два ситцевых.

- Сейчас нагладимся! - молвила молодая хозяйка.

* * *

Бабы разошлись.

Аксинья напекла блинов. Илья сидел за столом, а мать с любопытством приглядывалась к нему. Она была по-женски удивлена успехами своего сына.

- Нравится тебе Дуняша? - ласково спросила она.

Парень не ответил, наскоро закончив завтрак, выскочил из-за стола.

Бормотова желала, чтобы Илья женился на красавице.

- Мы всю жизнь мыкались в нужде, а нынче в люди вышли. Гляди, ладно живем, - говорила она мужу. - Сами некрасивые уродились, так пусть хоть невестка красавица будет.

- Верно, надо нам Ильюху женить, - соглашался Пахом. - Хватит ему травить зайцев. Если девка хорошая, ждать нечего. Спирьку-то я знаю, он смирный мужик.

- Да отдадут ли за нас? - молвил Тереха.

- Татьяна-то сказывает, и Спирька в Илье души не чает. Ему бы, дескать, только охотник был хороший.

Авдотье тоже хотелось, чтобы Дуня пришла в дом.