Вперёд в прошлое - Аркадий Арканов

ПЕРВЫЙ ЭТАП – взаимоотношения будущей «половины» с ПРИРОДОЙ: прогулки по парку, по лесу, по берегу моря или реки. И здесь может выясниться, что кто-то из двух к природе равнодушен, и никаких эмоций положительного свойства природа у него (у нее) не вызывает. В мозгу этот факт отпечатался как отрицательный, но ничего пока не решающий – пятый этап важнее.

ВТОРОЙ ЭТАП – взаимоотношения будущей «половины» с ИСКУССТВОМ. Поэтому следуют походы в кино, в театры, в концертные залы... На этом этапе может выясниться, что одному нравится симфоническая музыка, опера, балет, а другой вообще не знает, что это такое. Он «тащится» от попсы, от дискотек... Зафиксировалось. Но главное – пятый этап.

ТРЕТИЙ ЭТАП – взаимоотношения будущей «половины» с ЕДОЙ: ужины в ресторане, в кафе... И тут оказывается, что «половина» ест некультурно – шумно, жадно, с чавканьем... Отложилось. Но не беда – пятый этап впереди.

ЧЕТВЕРТЫЙ ЭТАП – реакция ЕЕ или ЕГО родственников и друзей на будущую «половину». Знакомство с родителями, с друзьями. И их оценка может оказаться отрицательной. Жалко. Но вперед! К пятому этапу!

И вот он – столь желанный ПЯТЫЙ ЭТАП!

На этом этапе все может и кончиться – одна из «половин» абсолютно фригидна или вообще не той ориентации. Но все может пойти и по противоположному варианту – взаимный оргазм, подобный извержению вулкана, ненасытная многоразовость соитий, абсолютно здоровое восприятие поз и способов любви... Возникает связь, которая приводит к длительному официальному или неофициальному сожительству.

Но все дело в том, что «базовый инстинкт», как самый острый и агрессивный, часто склонен к торможению, к привыканию, к остыванию. И с этого момента вторая «половина» начинает раздражать именно тем, на что в предварительный период не было обращено должного внимания, – раздражает чавканье, или непонимание любимого Гайдна, или всепоглощающая, наркотическая тяга к попсе... А тут еще друзья доканывают, мол, мы же предупреждали...

Финал – расход, развод, одиночество, поиски новой «половины». Но самое интересное состоит в том, что новая «половина» прежде всего привлечет вас невероятной любовью к вашему обожаемому Гайдну – предыдущая «тварь» Гайдна не выносила! И вы простите ему и чавканье, и равнодушие к природе, и вы наплюете на отрицательное к нему отношение друзей и родителей... И снова вперед! К пятому этапу!

И все опять повторится: да, он (она) любит Гайдна, но вы бы видели, как он (она) ест! Он (она) не ест! Он (она) жрет!..

И снова в поиски. По тем же законам...

Конечно, есть пары, которые в процессе сожительства, да еще скрепленного рождением ребенка, берут себя в руки, включают разум (если есть таковой), ставят на первое место прагматизм, порой изменяют с каким-нибудь фанатом Гайдна и при этом называют себя счастливой супружеской парой...

Я не собираюсь, естественно, выдвигать эту теорию на соискание Нобелевской премии и предоставляю каждому свободное право соглашаться с ней или не соглашаться.

С Сергеем Михалковым связана еще одна забавная зарисовка. Почти двадцать лет мы с его сыном Никитой прожили в одной кооперативной «башне» на улице Чехова. Как-то в лифте мы встретились с Сергеем Владимировичем. Я тогда баловался сочинением коротких палиндромов.

Для несведущих: палиндром – это сочетание нескольких слов, которые читаются одинаково как слева направо, так и справа налево. Например, «искать такси». Михалков легко ущипнул меня за щеку и спросил: «Ну, Аркаша, как дела?» Я ответил: «Да вот, Сергей Владимирович, палиндром сочинил про гроссмейстера Ларсена». (В те годы Бент Ларсен считался одним из сильнейших шахматистов в мире.) «Какой палиндром?» – спросил Михалков, плохо представляя значение этого слова. «Палиндром, – говорю, – такой: Ларсен не срал». – «А что случилось? – заинтересовался Михалков. – У него что-то с желудком?» – «Нет, – отвечаю, – просто «Ларсен не срал» одинаково читается туда и сюда. Палиндром!» Он мысленно прочитал мой палиндром и сказал на полном серьезе: «То, что это палиндром, мне сразу стало ясно. Неясно все-таки, почему он не срал?» Я ответил ему так же серьезно: «Мне это самому интересно как врачу».

Замечу, что ни он, ни я так и не раскололись.

Еще раз подчеркну, что у меня были нормальные человеческие отношения на основе взаимоуважения и с секретарями Союза писателей, и с партийными наставниками. Я писал и по возможности публиковал лишь то, под чем могу подписаться и сегодня, без прогибов под власть. Меня часто приглашали принять участие в литературных вечерах разного уровня – от юбилея, скажем, Константина Михайловича Симонова, на котором мы с Гришей в иронической форме поздравляли юбиляра, до торжественного писательского сбора в честь окончания XXV съезда Компартии СССР. Выпускали меня или нас, как правило, в конце, чтобы мы могли повеселить делегатов. При этом мы не лебезили. Мы читали то, что считали нужным для себя, что могло вызвать смеховую реакцию у столь «высокой» публики...

С этой же целью брали меня с собой и на литературные декады – была такая форма общения писателей с читателями. Выезжала группа писателей в какую-нибудь республику, или в большую область, или на большую стройку типа БАМа, где мы читали свои произведения перед рабочими, колхозниками и представителями интеллигенции. Под занавес, как всегда, выпускали «сатириков». При этом случались и забавные моменты. Известный советский писатель этого направления Борис Савельевич Ласкин, кстати, автор многих культовых кинокомедий того времени, прекрасно читал свои смешные рассказы. Однажды он выступал перед солдатами одной воинской части. Его объявил офицер, он вышел на сцену армейского клуба и начал читать, как говорят, проверенные, «битые» рассказы, вызывавшие смех в любой аудитории. К его изумлению, все выступление прошло в полной тишине, и в конце его проводили вежливыми аплодисментами. Он вышел за кулисы и сказал начальнику клуба: «Что за тупые у вас солдаты? Они что, совсем лишены чувства юмора?» Начальник клуба улыбнулся и ответил: «Не обижайтесь, товарищ Ласкин. Просто перед вашим выступлением на сцену вышел командир части и строго сказал: «Сейчас будет выступать писатель. Чтоб тихо было!»...

В тот период один из представителей высшего писательского руководства посоветовал мне вступить в Коммунистическую партию, серьезно мотивируя тем, что вступление в партию облегчит мое продвижение вверх как в литературном направлении, так и в карьерном. Я изящно выкрутился и сказал, что патриотом может быть и беспартийный...

И еще один раз мне предложили стать членом партии, но по другому поводу. Дело в том, что по окончании медицинского института, учитывая наше прохождение обязательных военных лагерных сборов, нам присваивали звание старшего лейтенанта медицинской службы. Через несколько лет меня автоматически повысили, присвоив звание капитана. Еще через несколько лет я пришел в военкомат и сказал: «Я уже давно не работаю врачом. Я все забыл. В случае войны меня призовут в армию и, согласно званию, сделают начальником медсанбата. И через неделю расстреляют, потому что я уже ни черта не помню. От меня будет только вред. Измените мне военно-учетную статью. Пусть я буду военным журналистом».