Вперёд в прошлое - Аркадий Арканов

– Ну что, договорились после смены?

– Снимите, пока не поздно, – говорит девушка в бикини, – а то профукаете.

«Еще чего! Профукаете!.. Не профукаем! Не для того я ночью в сортир упал! Работает чуйка! Работает! Куплю десять акций... Пять – девчонке подарю... Хорошенькая!.. А Людмилке утром скажу, что в газете дежурил... Куплю ей две корзины!.. И – на Мальдивы с девчонкой!.. Хорошенькая!.. А на Канары пусть фраера едут... Может, и на «Рено» останется!.. Ну что стоило третьей птичке прилететь? Ладно, и так хорошо...»

...А время летело стремительно. Оно бурлюкало, тарарамило, бздынило, нащелкивало циферки слева направо, отщелкивало их справа налево, уносило Колбаско на Мальдивы, сбрасывало его в комнату однодневного дома отдыха, покупало цветы для Людмилки и акции, отдавало деньги вдове Вовца, снимало бикини с хорошенькой девчонки, пересаживало с «Рено» на яхту и с яхты на автобус № 8, стограммило и прокуривало, пока наконец в кредитном окошечке не застыло «500», а пальцы не устали нащупывать подкладку пустого кармана, в котором еще недавно шуршали тысячерублевые бумажки, полученные от утренней продажи драгоценной тещиной реликвии...

Колбаско сидел, тупо уставившись на дисплей... «Было же двенадцать, и девять было, – думал он, – и шесть было... И пять было, когда я пришел... Почему осталось только пятьсот?..»

Он собрал последние остатки слюны и плюнул на стекло дисплея. Потом что было силы ударил автомат кулаком...

– Ведь говорила – профукаете, – сказала девушка в бикини, вытирая тряпочкой заплеванный дисплей.

– Пошла вон, уродина! – заорал Колбаско.

– А сломаете аппарат – платить придется, – добавила девушка, ставя на поднос пустую стопку.

– Еще сто грамм, тварюга! – зарычал поэт.

– Сейчас охрану позову, – сказала девушка и ушла.

Колбаско, бормоча что-то невнятное, покачался взад-вперед, словно примериваясь, и ударил по максимальной ставке...

Бур-люм, бур-люм, бур-люм... Тара-ра-ра-блюм... Бздынь! И на центральной линии застыли, будто случайно, три наглые птицы...

– Джекпот!!! – истошно заорал Колбаско. – Джекпо-от!..

И в этот момент средняя краснокрылая птица привстала на когтистых лапах, отвела назад хищную голову, со всего маху ударила ею в стекло дисплея и долбанула поэта горбатым клювом в самый центр лба...

Прибежавшие охранники увидели распластавшегося на полу Колбаско с красным, как у индийской женщины, пятнышком во лбу...

На прозрачном нетронутом дисплее вне всяких комбинаций разбросаны были домики, вишенки, цветочки...

* * *

Еще и еще раз повторяю – не надо отождествлять манию с азартом.

Но жизнь без азарта – не жизнь. Человек, живущий без азарта, стареет раньше времени.

Ни одно дело не делается без азарта и желания победить. Композитор сочиняет музыку, писатель пишет роман, художник рисует картину, ученый делает открытие, сантехник чинит унитаз – всеми владеет одно чувство, именуемое азартом, приводящим к успеху.

Человек, занимающийся нелюбимым делом только ради денег, подобен девушке, вышедшей на панель исключительно ради денег и не получающей от своего занятия удовольствия. Не осуждаю проститутку, которая доставляет наслаждение мужику, сама получая не меньшее наслаждение. Такая девушка зарабатывает честным трудом.

Беда нашего государства заключается в том, что оно не платит должные деньги тем, кто занимается СВОИМ делом, вынуждая этих людей зарабатывать «проституцией» в философском смысле слова...

Конечно, мне можно возразить, сказав, что процесс добывания большого количества денег невозможен без азарта. Согласен. Но если деньги зарабатываются только для того, чтобы они принесли новые деньги, то азарт, стимулирующий этот процесс, превращается в манию. Есть такое выражение: «денег много не бывает». Если следовать логике этого выражения, то денег должно быть много, потом – еще больше, и еще больше, и еще больше... И так до бесконечности. Есть мудрая байка, в которой один приятель мечтательно говорит другому: «Эх, если бы у меня было много денег!..» А другой спрашивает: «Ну, и что бы тогда было?» И первый со вздохом признается: «Их бы у меня уже давно не было...»

А кстати, что такое – богатство? Тоже – весьма относительное понятие. По сравнению с бомжем, я со своими скромными доходами и нормальной квартирой – олигарх. По сравнению с крутым бизнесменом, летящим в своем самолете на Канарские острова, где у него один из семи собственных дворцов, я – бомж. Я чувствую себя богатым, когда имею возможность обеспечить всем необходимым себя и своих близких, когда без особого напряжения могу помочь в чем-то друзьям, нуждающимся в помощи.

Я не имею в виду – отдать последнюю рубаху. Отдав последнюю рубаху, ты сам становишься зависимым от чьей-то помощи, надеясь на то, что кто-то отдаст тебе, возможно, тоже свою последнюю рубаху, оставшись без нее. Полная бессмыслица – кто-то всегда останется ни с чем.

Не вижу логики и в том, чтобы копить деньги «на черный день», тем самыми подсознательно приближая этот «черный день».

Я всегда приветствовал и приветствую не показное, а истинное меценатство. Трудно передать чувство радости, когда ты можешь оказать безвозмездную помощь человеку, не требуя так называемого отката, не задавая себе модный вопрос: а что я с этого буду иметь?

Впрочем, попытаюсь «закрыть» и эту вечную тему. Скажу, что жизнь ни разу не предоставила мне право выбора варианта, пойдя по которому я стал бы богатеем. А если бы и предоставила, то вряд ли бы я этим воспользовался – я ни черта не понимал и не понимаю в многочисленных разветвлениях, приводящих к большим заработкам...

В 1968 году нас с Гришей Гориным приняли в Союз советских писателей. Но не без запинки.

К тому времени и маститые, и молодые писатели уже считали нас своими.

Мы были авторами поставленной во всей стране пьесы «Свадьба на всю Европу», мы печатались в журнале «Юность», наши сочинения для эстрады исполняли известные советские артисты, мы с успехом выступали на литературных вечерах... И, когда мы подали в приемную комиссию Союза писателей заявления о приеме, нас с удивлением спросили: «А вы разве не члены Союза?»... Одним из наших «рекомендателей» был Борис Николаевич Полевой, что, естественно, придавало дополнительный вес нашим заявлениям. В день заседания приемной комиссии мы дожидались ее решения, сидя за столиком в Дубовом зале ресторана ЦДЛ. По окончании заседания к нам подошел один из членов приемной комиссии – известный немолодой писатель-сатирик. Его, как и многих других членов комиссии, уже нет в живых. С ним связана та самая «запинка». Поэтому не буду называть его фамилию. Обозначу его, как Л.Л. И он сказал нам: «Можете поблагодарить меня. Большинство членов комиссии высказывало сомнения по поводу своевременности вашего приема. Но я выступил и объяснил, что вы талантливы, хотя и молоды. В результате вас приняли. 23 – «за», 2 – «против». Радостные, мы поблагодарили Л.Л. и стали ждать осени, чтобы официально получить членские билеты. Всего в тот день было принято 15 человек. В долгожданный осенний день 13 принятых были вызваны в секретариат Союза для вручения билетов. Нас не пригласили без объяснения причин. Мы рассказали об этом Полевому. «Странно, – сказал он. – Подождите меня в редакции. Я пойду в Союз и разберусь». Через минут 30 он возвратился. «Благодарите своего друга Л.Л., – произнес он не без иронии. – После заседания комиссии, которая приняла вас абсолютным большинством, он оставил «подметное» письмо, где было написано, что вас еще рано принимать в Союз, что вы еще ничем не зарекомендовали себя как советские писатели. Завтра в секретариате вам вручат членские билеты». Мы были шокированы, а наш старший товарищ Виктор Ефимович Ардов, замечательный человек, талантливый, остроязычный, весело произнес: «Племяшки! (Он называл нас именно так.) А вы ждали от Л.Л. чего-то другого?»