Дьявол и паж - Джоржет Хейер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мне кажется, вы сегодня не в лучшем расположении духа, Монсеньор, — с упреком заметила Леони. — Почему вы не хотите представить меня мадам Помпадур?
— Потому что, дитя мое, — наставительно ответил его милость, — она недостаточно респектабельна.
Глава XXVII
Партия мадам Вершуре
Вскоре в Париже и в самом деле заговорили о Сен-Вире, сначала вполголоса, а затем и открыто. Париж быстро припомнил старый скандал; нашлись даже смельчаки, утверждавшие, будто английский герцог стал опекуном незаконнорожденной дочери Сен-Вира в отместку за прошлые обиды. Словом, через неделю никто в Париже не сомневался, что граф де Сен-Вир вне себя от ярости. Вволю посудачив на эту тему, высший свет задался другим вопросом: как английский герцог намерен поступить с мадемуазель де Боннар, и вот на этот вопрос ответа не нашлось. Завсегдатаи светских салонов лишь качали головами: пути Дьявола неисповедимы и, вероятнее всего, не отличаются щепетильностью.
Леди Фанни тем временем порхала с одного бала на другой. Леони, разумеется, всюду сопровождала ее светлость. Миледи предпринимала отчаянные усилия, чтобы визит Аластеров в Париж надолго остался в памяти обитателей французской столицы. Леони получала от всего этого немалое удовольствие, но и Париж получал не меньшее.
Каждое утро Леони вместе с его милостью отправлялась на верховую прогулку. В результате многочисленное сообщество ее поклонников раскололось на два лагеря. Одни уверяли, что божественная Леони лучше всего смотрится в седле; другие же с пеной у рта твердили, что Леони неотразима в бальном платье. Один излишне нервный молодой человек даже вызвал на дуэль другого не менее нервного юношу; лишь вмешательство Хью Давенанта не позволило пролиться крови. Главным аргументом Давенанта явился призыв не упоминать всуе божественное имя.
Те же отчаянные глупцы, что рискнули приударить за Леони, были преданы анафеме и с позором изгнаны из рядов приверженцев нового божества. Сама Леони при малейшем намеке на ветреный флирт приходила в совершеннейшую ярость. Она умела, когда хотела, напускать на себя величественный вид, поэтому ее поклонники быстро присмирели. Однажды леди Фанни, помогая Леони одеваться, вспомнила, в какое смущение та привела своих ухажеров, и, забывшись, воскликнула:
— Великолепно, милая! Какая герцогиня из тебя получится!
— Герцогиня, мадам? — изумилась девушка. — Каким образом?
Леди Фанни взглянула на Леони, затем перевела растерянный взгляд на браслет, лежавший на туалетном столике.
— Только не говори мне, что ты ничего не понимаешь.
Леони задрожала.
— Мадам!..
— Дорогая, он по уши в тебя влюблен, об этом, наверняка, знает уже весь свет! И честное слово, именно тебя я желала бы видеть своей сестрой!
— Мадам, вы, несомненно, ошибаетесь!
— Ошибаюсь? Я?! Можешь поверить, мне хорошо знакомы все признаки! Я много лет знаю Джастина и никогда еще не видела его в таком состоянии. Глупышка, как ты думаешь, почему он заваливает тебя драгоценностями?
— Я его воспитанница, мадам.
— Фи! — Ее светлость прищелкнула пальцами. — Какая чушь! Тогда ответь, зачем он сделал тебя своей воспитанницей?
— Не знаю, мадам. Я об этом не думала.
Ее светлость чмокнула Леони.
— Говорю тебе, ты станешь герцогиней еще в этом году!
Леони оттолкнула ее светлость.
— Это неправда! Вы не должны так говорить!
— Как так? Неужели есть кто-то, кто тебе нравится больше, чем Монсеньор?
— Мадам, — Леони стиснула кулаки, — я многого не понимаю, но я знаю… Я слышала, что говорят, когда такие люди, как Монсеньор, женятся на простолюдинке. Я всего лишь сестра владельца таверны. Монсеньор не может на мне жениться. Мне даже в голову такое не приходило.
— Выходит, я подала тебе идею! — безжалостно сказала Фанни.
— Мадам, умоляю, не говорите никому об этом.
— Я-то не стану болтать, дитя мое, но все и так знают, что Эйвон у тебя в руках.
— Вовсе нет! Терпеть не могу, когда вы говорите таким тоном!
— Милая, мы же с тобой женщины! Что тебя смущает? Поверь мне, Джастин ни перед чем не остановится. Ты, быть может, и не высокого происхождения, но стоит ему заглянуть в твои глаза, и об этом будет забыто.
Леони упрямо покачала головой.
— И все-таки я не настолько глупа, мадам. Женитьба на мне станет позором для него. Его избранница должна быть ровней Монсеньору.
— Чушь, дитя мое! Если Париж принял тебя без лишних расспросов, то почему бы так же не поступить и Эйвону?
— Мадам, Монсеньор никогда не полюбит незнатную женщину. Я столько раз слышала это от него.
— Не придавай значения болтовне Джастина, дитя мое! — Леди Фанни уже жалела, что завела этот разговор. — Давай-ка я завяжу ленту! — Ее светлость начала суетливо расправлять оборки на платье Леони, но в конце концов не удержалась и прошептала ей на ухо: — Милая, а ты любишь его?
— О, мадам, я всегда его любила, но я никогда не думала… пока вы не раскрыли мне глаза…
— Успокойся, дитя мое, успокойся! Прошу тебя, не надо плакать! Глаза покраснеют!
— Какое мне дело до дурацких глаз! — отмахнулась Леони, но все же вытерла слезы и позволила леди Фанни пройтись пуховкой по своему аккуратному носику.
Через несколько минут дамы спутались в холл, где их поджидал Эйвон. Увидев его милость, Леони густо покраснела. Герцог пристально посмотрел на девушку.
— Тебя что-то беспокоит, дитя мое?
— Ничего, Монсеньор.
Он ласково ущипнул ее за подбородок.
— Уж не воспоминание ли о поклоннике королевских кровей заставило тебя покраснеть, ma fille?
При этих словах Леони тут же пришла в себя.
— Ба! — презрительно воскликнула она.
В этот вечер принц Конде не присутствовал на приеме у мадам де Воваллон, но многие другие пришли исключительно из-за Леони; некоторые специально явились пораньше, чтобы успеть записаться на танец с девушкой. Эйвон, как всегда, припозднился. Мадам де Воваллон, у которой, к счастью, не имелось дочерей на выданье, бросилась навстречу его милости.
— Друг мой, целый сонм юных щеголей битый час осаждает меня, требуя познакомить с вашей 1а petite. О, Фанни, Маршеран снова здесь! Позвольте мне подобрать… Наверное, лучше сказать, выбрать кавалера для Леони. То-то будет скандал! Пойдемте, дитя! — Хозяйка дома подхватила Леони и увлекла в сторону танцевальной залы. — Ох, милое дитя, вы взбудоражили весь Париж! Будь мои дочери немного постарше, я бы умерла от злости! А теперь скажите, дитя мое, кто поведет вас в первом танце?
Леони оглядела зал.
— Мне все равно, мадам. Скажем… О! — Она резко отпустила руку мадам де Воваллон и с радостным воплем рванулась вперед. — Милорд Мериваль, милорд Мериваль!
Энтони Мериваль обернулся.
— Леони! Ну что, дитя мое, как ты здесь проводишь время? — Он поцеловал девушке руку. Леони вся так и светилась радостью. — Я надеялся, что встречу тебя сегодня.
Мадам де Воваллон коршуном набросилась на них.
— Фу, что за поведение? — возмущенно пропыхтела почтенная дама и тут же рассмеялась. — Так это и есть ваш кавалер? Хорошо, petite. По-видимому, вы прекрасно обойдетесь без моих наставлений. — Она шаловливо погрозила пухлым пальчиком и направилась к леди Фанни.
Леони взяла Мериваля под руку.
— Я так рада видеть вас. Мадам Мериваль тоже здесь?
— Нет, дитя мое, я здесь один. Не стану отрицать, что привели меня сюда некие слухи, которые докатились даже до Лондона.
Девушка склонила набок голову.
— Какие слухи, месье?
Мериваль широко улыбнулся.
— Слухи о безумном успехе, достигнутом…
— Мной! — воскликнула она и хлопнула в ладоши. — Милорд, я здесь le dernier cri[116]. Поистине, это так! Леди Фанни то и дело твердит об этом. C'est ridicule, n'est-ce pas?[117] — Она увидела, что к ним приближается Эйвон, и величественно кивнула его милости. — Монсеньор, смотрите, кого я нашла!
— Мериваль? — Герцог поклонился. — Какими судьбами?
— До Лондона дошли кое-какие слухи, — улыбнулся Мериваль. — Так что я не мог не приехать!
— Мы так рады! — восторженно вскрикнула Леони.
Его милость протянул Меривалю табакерку.
— Что ж, дитя выразило наше общее мнение, — усмехнулся он.
— Эй, Тони, это ты, или я совсем спятил? — раздался веселый голос. Руперт крепко пожал Меривалю руку. — Где ты остановился? Когда приехал?
— Вчера вечером. У де Шателе. И, — Мериваль обвел всех взглядом, — мне не терпится услышать о том, что с вами произошло!
— Ах да, ты тоже поучаствовал в этой истории, — вспомнил Руперт. — Боже, какая была гонка! А как мой друг… Вот черт, неужели я снова забыл его имя… Манверс! Ну да, Манверс! Как он себя чувствует?
Мериваль округлил глаза.
— Прошу тебя, не упоминай при мне это имя! Вы все улизнули из Англии, а меня оставили на съедение этому монстру!