Мальчик и Тьма - Сергей Лукьяненко

– Нет, что ты, Данька. Я для этого буду слишком маленький. Я стану летать вокруг этого мира. Стану неправильным солнцем… но это хоть что-то.

– Ты молодец, – сказал я. – Ты хорошо все придумал. Иди питайся.

Где-то над нами прошелестели крылья. Я даже не поднял голову, чтобы посмотреть, Крылатый это или Летящий. Разницы в общем-то нет.

– Чего ты хочешь больше всего, Данька? – неожиданно спросил Котенок.

– Домой.

– Я смогу тебе помочь.

– Да? – Я посмотрел на Котенка. – И как же?

– Когда я стану солнцем, я ничего не забуду, Данька. Но мне будет уже не до того, чтобы помочь тебе. Это будет казаться мне слишком мелким, маленьким. Извини.

– Да ладно уж. – Я невольно усмехнулся. И вспомнил, как Котенок лежал у меня на руках, умирая от голода. Каким он был маленьким, несчастным. И как я плакал, не зная, как его спасти.

– У меня будет только один миг, – серьезно сказал Котенок. Если он и прочитал мои мысли, то никак этого не выдал. – Миг, когда я уже буду Настоящим волшебником, но еще не забуду нашу дружбу. И смогу исполнить любое твое желание.

– Можно я скажу его? – тихо-тихо попросил я.

– Дань, это не поможет. Я исполню Настоящее желание. Не то, чего ты попросишь, а то, чего ты хочешь.

Я вновь посмотрел на Лэна. Тьма стерлась с его лица. Оно было прежним – бледным, спокойным, добрым. Лэн бы меня простил. Только я – не он.

– А чего я хочу, Котенок?

– Многого, – поколебавшись, сказал Котенок. – Чтобы Лэн ожил, чтобы Настоящий меч вновь был с тобой, чтобы я не уходил, чтобы солнце появилось. Но домой, кажется, ты хочешь сильнее всего.

– Тогда иди, – сказал я.

И Котенок, словно ждал этих слов, побежал вниз по винтовой лестнице. Минуту я слышал топот его лапок, потом он стих.

Вот и все. Я погладил Лэна по холодной руке. Я больше не боюсь друзей, даже мертвых. Друзья или предают, или умирают, но в любом случае они перестают быть друзьями. Лэн, например, умер. Котенок – наоборот.

Я подошел к проломленной стене, посмотрел вниз. Полкилометра, не меньше. Можно взять Лэна на руки, спланировать вниз и там дожидаться, пока башня рухнет и из-под нее взлетит в небо бывший Котенок. Потом я окажусь дома… а здесь Крылатые будут славить солнышко, с почестями похоронят Лэна, а про меня сочинят красивую легенду. Что я погиб в бою… или, наоборот, предал Свет, решил стать Летящим, был убит Лэном, но и его убил…

Нет, не буду я удирать из башни. И Лэн пусть останется здесь. Когда башня рухнет, она станет ему памятником.

Я долго стоял у пролома, глядя то вниз, то на горы, где временами полыхал Черный огонь. Крылатым трудно… но ничего. Сейчас в небе появится солнце, и Летящие в панике разлетятся. Или окаменеют в полете и осыплются на горы черным песком.

Потом башня зашаталась, и я понял, что Солнечный котенок начал превращаться в солнце. И еще вдруг понял, что не окажусь внезапно посреди своей комнаты. Просто в стене появится Потаенная дверь.

И мне стало легко. Потому что с Настоящим волшебником, который знает твои тайные желания, не поспоришь, и обмануть его не получится. Зато от его подарка можно отказаться. Если хватит смелости.

А я не боюсь.

Со стен падали камни; факелы, горящие черным светом, тухли один за другим, словно откуда-то подул невидимый и неощутимый для меня ураган. Башня дрожала, по мрамору пола разбегались косые трещины. С долгим гулом рухнула винтовая лестница, и я слышал, как у земли грохочет обвал, в то время как верхние пролеты еще падают сквозь башню.

Я сел возле мертвого Лэна и положил руку ему на плечо. Тихо сказал:

– Не бойся, я тебя не брошу. Ты же меня не предал.

Снизу накатывал грохот. Я видел, как задрожала Тьма вокруг – снизу, из-под черной выжженной земли, начинал пробиваться Свет. Пелена туч в небе вспыхнула, сгорая, – вспыхнула обычным красным пламенем, и мир мгновенно превратился из темного в кроваво-красный. Башня начала крениться – медленно, неотвратимо.

– Ты не забыл про меня, Котенок? – закричал я в умирающую Тьму. – Можешь забыть! Я не открою Потаенную дверь!

И в этот миг сквозь пол ударил белый луч. Камни вспенились, исчезая, но когда луч коснулся меня, я не почувствовал боли. Только тепло, вливающееся в тело. Вот он, Настоящий свет…

Словно сто Солнечных котят прижались ко мне, согревая своим теплом.

Я не думал о том, что делать. Я словно бы знал это. Медленно, чтобы не расплескать ни капельки Света, я лег на пол рядом с Лэном. Положил одну руку ему на лицо, а другую на грудь – туда, куда вонзился меч Тьмы. И почувствовал, как Свет течет сквозь меня – в Лэна. А башня все кренилась и кренилась, а рана под моими пальцами затягивалась так медленно…

– Ты чего обнимаешься? – слабо спросил Лэн; в грохоте я едва услышал его. Но я ждал еще пару секунд, пока он не зашевелился, а последние капли Света не вошли в него.

И вот тогда я вскочил и закричал, уверенный, что все равно уже поздно…

– Бежим, Лэн!

Я пихнул его к пролому в стене, это было совсем легко, потому что башня наклонилась на сорок пять градусов и продолжала заваливаться. Шагнул следом и, увидев, что Лэн заколебался, не понимая, что происходит, пнул его пониже спины. Потом прыгнул сам, в падении расправляя Крыло.

Башня словно ждала этого мига. Верхние этажи оторвались и плавно полетели вниз, еще в воздухе разваливаясь на отдельные глыбы камня. Потом башня переломилась посередине – там, где я выбил кусок стены. Я видел, как чуть ниже меня расправил Крыло Лэн – на фоне светящейся, вспучивающейся земли его силуэт был четким, словно нарисованным. А каменный дождь валился на нас, и я понял, что увернуться невозможно.

Только в этот миг земля под нами расступилась, и вверх поплыло солнце.

Оно совсем не напоминало Котенка. Обычное солнце… ну маленькое, километра два в диаметре, и слишком уж пушистое. Мы падали прямо в него.

Черные камни, из которых была сложена башня, вспыхнули и рассыпались в пыль. А мы прошли сквозь солнце, как две пылинки, пролетевшие сквозь исполинский солнечный зайчик.

Я почувствовал тепло – и только. Ну… еще словно что-то шершавое знакомо лизнуло меня в щеку. Но, может, мне показалось.

Мы опустились на землю километрах в трех от башни. Впрочем, башни уже не было. Только облако пыли, повисшее в воздухе. А в небе горело солнце, поднимающееся в зенит. Пока еще слишком большое, но я знал – Котенок остановится на такой высоте, чтобы казаться Настоящим солнцем. А потом будет кружить вокруг этого мира. Кружить до тех пор, пока его любят.

Я стоял, глядя на солнце, и плакал. Лэн подошел, складывая Крыло, и нерешительно сказал: