Эдгар По. Сумрачный гений - Андрей Танасейчук

«Я знаю, что вы никогда не оттолкнете бродягу от своих дверей, и потому обращаюсь к вам — я молю вас о небольшой помощи — во имя всего того, что прежде было дорого вам, и я верю, что вы поможете мне…»

Последнее письмо По отправил опекуну 29 декабря 1831 года. Оно короткое — на одной неполной странице и начинается словами «дорогой сэр». В письме уже нет слов об угрозе ареста, тюрьмы и т. п. Видимо, опасность миновала. Но строки проникнуты горечью и печалью:

«Я знаю, что не должен претендовать на вашу щедрость и то немногое — та доля вашей любви ко мне, давно уже утрачена, но ради того, что когда-то было дорого для вас, ради той любви, что жила в вас, когда я младенцем взбирался к вам на колени и называл вас отцом, — не оставляйте меня…»

В письме нет упоминаний о присланных деньгах. Оно и понятно: мистер Аллан выслал их только 12 января 1832 года.

Вполне может быть, что именно последние его строки заставили отчима сделать это. Правда, послал он не 80, а только 20 долларов. Скорее всего, мистер Аллан знал (возможно, проконсультировался с юристами), что заключение пасынку реально не грозит.

Как бы там ни было, приступ покаяния минул, и По, не дождавшись ответа от отчима, писать ему больше не стал. Через два с лишним года он напишет еще одно послание, которое будет не менее горьким и печальным, нежели то, о котором шла речь. В нем Э. По наконец поблагодарит мистера Аллана за деньги. Но это будет самое последнее его письмо отчиму.

1831 год, несмотря на выход третьей поэтической книги, принес Эдгару По в основном разочарования. Все получалось не совсем так, точнее — совсем не так, как он хотел. Планировал безболезненно (и даже с почетом) покинуть Вест-Пойнт. Не вышло. Надеялся на широкий резонанс стихотворного сборника. Но рецензий появилось совсем немного, и все они были, скажем так, не очень вразумительными. Пытался найти работу. Безрезультатно. Обрел пристанище в семье тетушки, но так и остался неприкаянным: все-таки это была чужая семья. И безденежье. Оно давило, угнетало. Рассчитывал на помощь отчима, на его прошение — но и в этом обманулся. Наконец, был почти уверен, что победит в конкурсе на лучший рассказ. Но и здесь проиграл.

Кстати о конкурсе. Его итоги были подведены 31 декабря. Победителем провозгласили «мисс Дэлию С. Бэкон, штат Нью-Йорк», сочинившую рассказ «Мученица любви». В отечественной (да и в западной) критике принято с пренебрежением отзываться и о самой мисс, и о ее сочинении. Как же — отобрала приз у самого «великого По»! Да как посмела! Только некомпетентностью жюри такой конфуз и можно объяснить. Так и объясняют. При этом название рассказа на русский язык переводят неверно — «Мученик любви». Следовательно, этот самый рассказ и не читали. Не о «мученике» он, а о «мученице». Ведь категория рода в английском языке — смысловая! В основу сюжета положен совершенно реальный трагический факт из времен Войны за независимость: молодая женщина по имени Джейн Макгри, тоскуя об ушедшем на войну женихе, вместе с подругой отправилась навестить его, но была захвачена индейцами и оскальпирована — то есть погибла от любви, стала «мученицей». Ведь такая смерть поистине мучительна. Да и зря мисс Бэкон называют «некой». Несмотря на молодой возраст, ко времени конкурса она была уже опытным автором — опубликовала несколько историй в журналах и выпустила сборник «Рассказы пуритан». Потому хорошо представляла, какой текст необходим для победы в конкурсе, и все рассчитала верно. Тем более что тогда, в 1830-е, Америка переживала очередной приступ патриотизма. Так что где уж было тягаться мрачной истории о сумасшедшем германском бароне («Метценгерштейн») и совершенно несерьезных — о парижском рестораторе («Бон-Бон») или о мистере Вовесьдух и миссис Духвон («Без дыхания») с трогательным сюжетом из событий священной для молодой нации войны?

Кстати, впоследствии мисс Бэкон весьма плодотворно занималась литературной деятельностью: писала рассказы, пьесы, увлекалась шекспироведением[130]. С ней дружили и были весьма высокого мнения о ее способностях знаменитые Натаниэль Готорн и Ральф Уолдо Эмерсон[131]. Да и сам Эдгар По позднее, уже в 1840-е годы, однажды вполне благосклонно отозвался о ее сочинениях, специально указав на коммерческое чутье автора.

Поражение, конечно, обескуражило молодого автора. В какой-то степени его, возможно, утешило, что через неделю — вслед за опубликованной 7 января в «Сэтеди курир» «Мученицей любви» мисс Бэкон — был напечатан «Метценгерштейн» (14 января), а затем и другие его истории: «Герцог де Л’Омлет» (3 марта), «На стенах иерусалимских» (9 июня), «Существенная потеря» (10 ноября), «Несостоявшаяся сделка» (1 декабря). Более того, одна из них — «Герцог де Л’Омлет» — была немедленно перепечатана (10 марта) балтиморским журналом «Минерва», а затем и «Литературной газетой», издававшейся в Олбани, штат Нью-Йорк (24 марта). Но утешение было слабым: по условиям конкурса все тексты переходили в собственность газеты, ее владельцы решали, что с ними делать — публиковать или нет, и никакого вознаграждения автору не предполагалось[132]. К тому же (такие нравы царили тогда в американской журналистике!) рассказы были опубликованы без указания автора, анонимно. Так что о том, что написал их не кто-нибудь, а наш герой, знали только он сам, его близкие с Микэникс Роу да немногочисленные знакомые. Впрочем, сам факт публикации был вполне убедителен: поэт может писать рассказы и рассчитывать на их появление в периодических изданиях.

Чем Э. По жил тогда, в эти неприкаянные дни, месяцы и даже годы, в Балтиморе? Сведений до обидного мало. Да и те в основном недостоверны, а то и откровенно апокрифичны.

Взять, например, широко разошедшуюся по биографиям поэта историю о романтических отношениях с некой Мэри Деверо, которые якобы имели место в 1832–1833 годах. Несколько страниц в своей книге о По им посвятила М. Филлипс[133]. Живописными подробностями расцветил их хорошо знакомый русскоязычному читателю Герви Аллен[134]. Не упустил этот сюжет и автор недавно изданной и переведенной на русский язык книжки о жизни поэта, маститый британский литератор Питер Акройд[135]. Но в действительности не было никаких свиданий под луной, не было стихов, посвященных Мэри Деверо, не было ссор, обид, ревности, попыток вломиться в девичью спальню и еще более «ужасающих» подробностей вроде избиения плетью несчастного дядюшки, которое в алкогольном исступлении вроде бы совершил поэт в ответ на запрет родственников видеться с возлюбленной.

Апокриф этот восходит к авторитетному «Харперс мэгэзин» («Harper’s Magazine»), опубликовавшему в 1889 году статью некоего Аугустуса Ван Клифа[136], в которой приведены воспоминания той самой мисс Деверо, которая к этому времени была, мягко говоря, немолода, да к тому же так и осталась «мисс». Подробности, что она приводит в своих воспоминаниях, говорят о том, что, скорее всего, она действительно жила по соседству с домом тетушки Клемм, неоднократно видела поэта и, вполне может быть, даже была с ним знакома. Но едва ли стоит всерьез воспринимать ее утверждение: «В течение года каждый вечер он приходил ко мне». Как очевидна и ложность другого пассажа из ее «воспоминаний»: «Эдди (!) говорил мне, что вторая жена мистера Аллана прежде служила его домоправительницей (!). Он говорил мне, что несмотря на то, что она является его супругой, она совсем о нем не заботится». Как-то слишком похоже на сплетню. Кем-кем, а уж сплетником Эдгар По точно никогда не был. Да и вообще как-то очень неумно выглядит мисс Деверо в собственных воспоминаниях. Видимо, такой она и была. Что же в таком случае могло привлечь поэта в этой женщине? Тем более на «год»? Вопросы — риторические. Но ответ очевиден: о романтических отношениях между ними говорить не приходится. Так что и ее суждение о поэте: «Для него не существовало законов — ни божеских, ни человеческих. Он был атеистом. Он бы охотно стал жить с женщиной без всяких обязательств жениться на ней» — пусть остается на ее совести. Тем более что это ни в малой степени не соответствует действительному отношению поэта к прекрасной половине человечества в целом и к знакомым ему дамам — в частности, и у читателя еще будет шанс не раз убедиться в этом.