Военные контрразведчики - Александр Юльевич Бондаренко

Про «ритуальный кивок» звучит красиво, но у кого могут быть сомнения в том, что, как говорится в приказе, «разведывательные органы иностранных государств… предпримут все зависящие от них меры к широкому использованию открывающихся для них возможностей проникновения в части РККА и РККФ в шпионских целях»? Тут не «ритуал», а суровая реальность, и уж кому, как не уважаемому господину Мёрфи, в 1950-х годах возглавлявшему резидентуру ЦРУ в Западном Берлине и активно пользовавшемуся подобными возможностями, этого не знать?

Ничего сверхособенного в этом приказе нет. Его положения ясно дают понять, что советские военнослужащие не будут сидеть на окруженных колючей проволокой базах и стрелять в каждого приближающегося, а потому и указано: «Повседневное общение начальствующего и красноармейского состава с населением страны, на территории которой части дислоцируются, ставит перед особыми органами задачу тщательного наблюдения за поведением его в целях своевременного выявления и пресечения случаев дискредитации высокого звания представителя Красной армии и флота Советского Союза». Вполне достойно!

В приказе была поставлена конкретная задача:

«…7. Оперуполномоченным при частях и начальникам особых отделов ежедневно информировать командование о нездоровых проявлениях в частях, добиваясь принятия решительных мер к их ликвидации.

8. Через каждые три дня представлять спецсводки о политико-моральном состоянии частей, боеподготовке, взаимоотношениях с окружением, случаях недостойного поведения отдельных военнослужащих, фактах связей их с подозрительным враждебным СССР элементом, попытках вербовок иноразведками военнослужащих и т. д. Спецсводки представляются начальнику особого отдела соответствующего военного округа — фронта и в копии — Особому отделу ГУГБ НКВД СССР.

О чрезвычайных происшествиях доносить немедленно шифром»[203].

Все было вполне оправданно: «Рапорт советского военного атташе в Риге от 23 ноября 1939 года иллюстрирует, какой сложной была эта операция для Красной армии. Латвийские военные, ответственные за ведение дел с советскими войсками по проблемам в гарнизонах, были настроены недружелюбно и отказывались от сотрудничества. Старшие латвийские офицеры выражали надежду, что советское присутствие будет кратковременным. Такое отношение приносило вред всем сторонам деловых связей с Красной армией.

Подобное отношение к советским гарнизонам существовало в каждой Прибалтийской стране»[204].

Подобное отношение прибалтов к советской власти просто умиляет! Если бы не доблестные латышские стрелки, «железная гвардия Октября», самая надежная опора большевиков, которым была доверена охрана В. И. Ленина в смутном 1918 году! — эта власть вряд ли бы устояла. Чего ж им возмущаться?

К тому же, как известно, «Прибалтийские страны рассматривались Канарисом[205], Гиммлером[206] и Розенбергом[207] накануне войны против СССР в качестве едва ли не самого надежного плацдарма для проникновения германской агентуры на советскую территорию и формирования там хорошо организованной и вооруженной „пятой колонны“, в любой момент готовой ударить противника „ножом в спину“»[208].

Нетрудно понять, что в Прибалтике у военных контрразведчиков работы было не меньше, чем в Западных Украине и Белоруссии. Хотя, разумеется, дел им везде хватало. Вот фрагменты из спецсообщения, направленного начальником Особого отдела НКВД Ленинградского военного округа майором госбезопасности Сидневым начальнику Особого отдела ГУГБ НКВД СССР В. М. Бочкову.

Сиднев Алексей Матвеевич (1907–1958). В 1939 году окончил три курса Военно-инженерной академии РККА; с февраля — начальник Особого отдела НКВД по Ленинградскому военному округу. Во время Великой Отечественной войны — начальник Особого отдела, затем — Управления контрразведки «Смерш» Карельского фронта. С июня 1944-го по июнь 1945 года — заместитель начальника УКР «Смерш» 1-го Белорусского фронта. С мая 1945-го по декабрь 1947 года — начальник оперсектора НКВД — МГБ в Берлине. Затем служил в органах МГБ — МВД. Генерал-майор. В 1953 году уволен «по фактам дискредитации».

Из протокола допроса:

«Должен прямо сказать, что я принадлежал к тем немногим руководящим работникам, в руках которых находились все возможности к тому, чтобы немедленно организовать охрану и учет всего ценного, что было захвачено советскими войсками на территории Германии. Однако никаких мер к предотвращению грабежей я не предпринял и считаю себя в этом виновным».

Тема его — организация противовоздушной обороны Ленинграда:

«Между командованиями корпуса ПВО и 54-й истребительной авиабригады существуют ненормальные взаимоотношения служебного порядка, в результате чего вопросы взаимодействия и общей подготовки этих частей имеют целый ряд недочетов.

Существует приказ по войскам ЛВО № 00128 от 11 июля 1938 года, согласно которому 54-я истребительная бригада подчинена командиру 2-го корпуса ПВО как начальнику противовоздушной обороны Ленинграда с оставлением обеспечения учебной подготовки за ВВС ЛВО. Этим же приказом командир 54-й истребительной бригады назначен одновременно помощником командира корпуса ПВО по авиации. Однако командир 54-й истреббригады полковник Благовещенский правильность этого приказа берет под сомнение, свои обязанности как пом. командира корпуса ПВО по авиации не выполняет, работает изолированно от других средств ПВО, не придавая им серьезного значения в обороне Ленинграда и отводя исключительную роль истребительной авиации…»

Отметим, что это противоречие сохранялось и в последующие времена: командиры ПВО, «происходившие» из авиаторов, нередко недооценивали возможности и перспективы зенитно-ракетных войск.

«Попытки командования корпуса ПВО привлечь подчиненную ему истребительную бригаду к совместному обучению с другими средствами ПВО не имеют должного успеха. Полковник Благовещенский во время учений, проводимых корпусом ПВО, старается находить более неотложные задания вышестоящих командных инстанций, которыми и пытается оправдывать свое личное отсутствие и отсутствие вверенного ему личного состава на учениях…»[209]

Вызывает уважение уровень работы особистов: это не поиски «врагов народа», но четкий профессиональный анализ ситуации и проявление реальной заботы об обеспечении боеготовности войск и обороноспособности страны. Ведь уже шла война, и немецкая авиация стирала с лица земли европейские города…

* * *

Вскоре война пришла и на территорию СССР — официально считается, что 30 ноября 1939 года ее объявила Финляндия.

На самом деле «28 ноября правительство СССР заявило, что „считает себя свободным от обязательств, взятых в силу пакта о ненападении“. 30 ноября без объявления войны войска Ленинградского военного округа перешли границу. Началась советско-финляндская война»[210]. Впрочем, не надо воспринимать это однозначно, мол, «советский монстр» напал на маленькую «беззащитную» Суоми.

Истоки конфликта уходят корнями к 1809 году, когда после Русско-шведской войны территория Финляндии, ранее входившей в состав Шведского королевства и никогда не имевшей не только государственности, но даже и административной автономии, отошла к Российской империи. «Великое княжество Финляндское» получило свои органы государственной власти, денежную систему, армию, почту и таможню. В 1811 году император Александр I передал в состав княжества еще и Выборгскую губернию, принадлежавшую России с 1721 года, — прямо как Хрущев, отдавший в 1954 году Украине Крым! Признав независимость Финляндии в 1917 году, советское правительство фактически подарило ей эти земли, вследствие чего граница оказалась в 30 километрах от Петрограда, откуда большевистское руководство страны поспешило уехать. Когда в 1930-х годах обстановка в Европе стала усложняться, СССР не единожды предлагал обменять Выборгскую губернию на гораздо большие территории в Карелии, но руководство Финляндии неизменно отвечало отказом. Более того, рассчитывая на поддержку