Книга Фурмана. История одного присутствия. Часть II. Превращение - Александр Фурман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Фурман, хохоча с разинутым ртом над Бычиными прибаутками, приготовился ступить на уезжающую ступеньку. Он сделал привычный шажок, положил руку на поручень и машинально перевел взгляд на встречный эскалатор. Оттуда на него в упор смотрела девушка – он видел только ее широко раскрытые темные глаза и ярко-красное пятно одежды. Движение мира вдруг кошмарно замедлилось, и в тот же миг в этих огромных глазах он узнал свое отражение: грубое, искаженное хамским смехом лицо в окружении таких же мерзко кривляющихся бездушных масок… Эта девушка смотрела на него так, словно готова была любить его, но внезапно столкнулась с его скрытой «темной стороной» – безобразной свиной «харей» – и ужаснулась. Время вдруг снова тронулось: всё поехало, на Фурмана разом обрушились голоса, его рука так вцепилась в поручень, что он покачнулся, он с усилием захлопнул одеревеневший рот и ошарашенно оглянулся – девушка уже сходила с эскалатора. Бежать за ней, просить прощения и умолять увидеть их не такими отвратительными?! Но для этого надо было немедленно начать расталкивать всех, кто стоял сзади… Доехать доверху и вернуться бегом?! Но она ведь не станет ждать, она даже не обернулась… «Что с тобой?» – спросил кто-то. Он помотал головой: все нормально… Все нормально. Надо быстро прийти в себя. Он еще раз тихонько потряс головой. Мне это просто приснилось. Бывают же такие сны, после которых просыпаешься с ужасной черной болью в груди…
Этот случай так поразил Фурмана, что он решил описать его в стихах (естественно, в стиле Маяковского, тем более что Владимир Владимирович в какой-то степени тоже был причастен к «происшествию»: и станция была «его», и наверху, на площади, стоял памятник ему, да и вообще все это было вполне в его духе…). Поэма с нагловато раскачивающимися, размашистыми строчками начиналась с того, как компания вывалилась из вагона и, хлопая клешами, покатилась по мраморному залу, пугая прохожих.
Несколько дней все шло здорово, он исписал уже с десяток страниц, но, дойдя до описания самой Встречи, застрял. Пробовал и так и сяк – получалась какая-то пошлятина. Неправда. Он почувствовал, что у него кончился поэтический «заряд», потрепыхался еще немного и отложил тетрадку до лучших времен.
* * *Фурман сидел за Бориным столом и пытался делать математику. Было еще светло. За окном виднелся кусочек садика с голыми деревьями и высокая кирпичная стена, отделявшая их двор от двора дома номер один. Вдруг послышался громкий резкий хлопок, над стеной испуганно вспорхнули голуби. Что это было? Выстрел?! Некоторое время Фурман настороженно прислушивался. Но все оставалось тихо и спокойно, и он вернулся к математике, продолжая на всякий случай периодически поглядывать в окно.
В какой-то момент на стене появился одинокий встрепанный голубь (Фурман не заметил, как он прилетел). Похоже, голубь был больной – двигался как-то странно… Тут раздался сильный хлопок, и в воздухе закружились перышки.
Это же оттуда, из дома один, похолодел Фурман. Они что, стреляют по голубям?! Совсем уже сбесились? Разволновавшись, он поспешил на кухню – то окно было всего в трех метрах от стены.
Видно никого не было, но вскоре с той стороны на стену подбросили нового голубя. Они держат их на нитке, понял Фурман. К птице было еще что-то привязано снизу, какой-то сверток. Зачем? У него в голове замелькали тошнотворные образы, как голубей, перед тем как убить, еще и мучают, режут… Голубь неуклюже заковылял по стене и вдруг взорвался. Даже следа не осталось. Фурман опешил. Что происходит?..
«Это карбид!» – озарило его. Он слышал, что они иногда так развлекаются: ловят голубей, привязывают к ним пузырек с карбидом, выпускают и…
Как же это можно?! Подманивают на крошки, говорят добрыми голосами «гуль-гуль-гуль», держат их в руках – живых – живых! – а потом подбрасывают и убивают? Просто ради смеха?
Это не могут делать люди. Только нелюди!.. Но у них же там есть маленькие дети, которые на это смотрят и учатся… Что же делать? Вызвать милицию по 02? Убивают голубей? – Да там только посмеются… Вот ведь гады! Гады!!! Была бы граната!..
Взрывы продолжались еще минут двадцать, и Фурман весь извелся.
Наконец все стихло.
Быстро стемнело. Фурман еще долго стоял на кухне перед окном, ничего не видя и не зажигая света. Потом кто-то пришел с работы, и он обессиленно поплелся к себе в комнату.
Наступили первые теплые апрельские дни, стало пригревать солнышко, и из школы все теперь выходили распахнувшись, стягивали надоевшие шапки и глубоко вдыхали сладостно-оживший воздух.
В один из этих дней в школу вдруг заявилась известная троица: косоглазый Медведь, несколько месяцев назад побитый Бычей в драке один на один, краснорожий Вася Солдатов и их добродушный вожак-самбист Азар – раздавшийся, отяжелевший и потерявший свою прежнюю открытую улыбку.
Подобные визиты случались почти каждый год и всегда вызывали чувство повышенной опасности. Зачинщиком неприятностей обычно выступал бесноватый Медведь. Несколько лет назад он пристал к Пашке Королькову, мать которого незадолго перед этим была назначена директором школы. На первой стадии инцидента Пашка держался слишком гордо, Медведя это разозлило, и лишь вмешательство взрослых спасло тогда Пашку от получения телесных повреждений. В другой раз Медведь зацепил новенького из их класса – просто потому, что у того были пухлые румяные щеки. Но тогда Фурман успел поднять тревогу, и общими усилиями удалось спустить все на тормозах: новенький отделался парой мягких дразнящих пощечин…
Этой весной школа уже пережила одну темную историю, слухи о которой взбудоражили не только все старшие классы, но и учителей. «Группа неизвестных» во дворе школы сильно избила – с сотрясением мозга и несколькими серьезными переломами – ученика десятого класса по фамилии Полоцкий, семья которого собралась эмигрировать в Израиль. Все необходимые документы и разрешения были ими уже получены, парню оставалось только закончить школу – и вот, такое… Избиение произошло после шестого урока на глазах у нескольких девочек-десятиклассниц и было вполне целенаправленным. Нападавшие не скрывали своих «патриотических» намерений: предатель-эмигрант Полоцкий просто получил, так сказать, «прощальный привет от Родины»… Многие в школе знали или догадывались, кто это сделал, но милиция вроде бы так и не сумела ничего выяснить. Эмиграцию Фурман абсолютно не одобрял, но, пытаясь представить себе то чувство, с которым уезжали Полоцкие, он испытывал бессильный стыд за свою страну и с ужасом понимал, что ее вина перед этими конкретными страдающими людьми не только никогда и никем не будет искуплена, но скорее всего завтра же с грубой простотой будет всеми здесь выброшена из головы и из сердца…
Может, теперь троица пришла за Бычей? Чтобы отомстить ему за унизительное поражение Медведя?.. Сам Быча еще не слышал тревожной новости. Поэтому его заботливо увлекли в какую-то дальнюю аудиторию и удерживали за закрытой дверью, пока опасность не миновала.
Впрочем, жертва нашлась и без него – ею оказался очередной новенький из их класса. Как рассказали Фурману, Медведь прицепился к нему «из-за усов»: парень был южного типа – темноволосый, с густыми черными бровями, – ну, и пушок под носом у него тоже был заметно темнее, чем у других. Бить его в школе не стали – сказали, что подождут на выходе. На последнем уроке он сидел весь красный и был настолько подавлен, что, когда его попросили ответить с места, вообще не смог выдавить из себя ни слова и вдобавок ко всему остальному получил еще и пару.
После уроков Фурман попытался уговорить ребят хоть как-то защитить парня, но все только посмеивались, а его неуверенные призывы к классной солидарности звучали по-пионерски фальшиво. Последняя фурмановская надежда – могучий Быча отказался даже «просто для виду» выйти из школы вместе с обреченным. «Да ну его! На что он мне сдался, заступаться за него? Буду я еще рисковать собой не пойми зачем!» – возмутился Быча, и Фурман окончательно убедился в бесстыдном эгоизме бывшего приятеля. Отчаявшись найти помощь среди своих, он предложил парню несколько вариантов возможного спасения: обратиться к кому-нибудь из учителей, вызвать по телефону родителей, сбежать через окно, – однако все они по разным причинам не прошли. Ситуация была бесчеловечной и совершенно безвыходной… все, что он мог, это проводить жертву на заклание.
Пашка был единственным, кто согласился выйти вместе с ними на улицу (правда, ему в любом случае вряд ли что-то грозило – из-за матери). Чтобы не смущать одноклассников, они решили дождаться, пока все уйдут. Пара добровольных разведчиков возвратились и доложили, что «тех» в школьном дворе вроде бы не видно. Но все понимали, что это, конечно, ничего не значит…
Пора было идти (если только не оставаться здесь ночевать – такой вариант тоже рассматривался). Нервно хихикая, они по очереди протиснулись через несколько тяжелых дверей и в испуге остановились на освещенных заходящим солнцем ступенях.