Во имя отца и сына - Иван Шевцов

- Подожди, сейчас разденусь. - Стелла Борисовна не спешила. Пускай потомится в ожидании, злей будет. Но, увидев, что муж тянется к телефону, быстро предупредила: - Подожди, не надо никуда звонить. По крайней мере, сначала выслушай. - Сняв сапожки и облачившись в меховые тапочки, она вошла в гостиную - это была ее любимая комната, - розоволицая, с горящими цыганскими глазами, села в кресло у журнального столика, не спеша закурила сигарету. Долго тянулись для Игоря Поликарповича эти минуты томительного ожидания. Наконец, выпустив облако табачного дыма, она начала: - Ну так вот. В студенческой аудитории выступали известные молодые поэты. Их было несколько человек, в том числе Воздвиженский и Капарулина. Читали стихи, отвечали на вопросы. Все было довольно мило, интересно и содержательно. Студенты великолепно принимали гостей. И, представь себе, каким-то образом, неизвестно почему там оказался твой Глебов. Говорят, был под этим самым. - Она сделала характерный щелчок, снова затянулась дымом. - Что-то ему не понравилось в стихах. Вообще, позор: Глебов - ценитель поэзии! Он, конечно, грубо, бестактно оборвал выступающего поэта и предложил ему или всем, точно не знаю, покинуть зал. Студенты возмутились, подняли шум. Словом, получился скандал.

На самом же деле все было совсем не так. Студенты действительно шумели, возмущаясь безобразным поведением пиитов, требовали призвать их к порядку. В горкоме об этом инциденте никто ничего не знал, включая и первого секретаря, никто не собирался из мухи делать слона.

Выслушав жену, Игорь Поликарпович тут же позвонил на квартиру заведующему отделом пропаганды и попросил доложить, что произошло на встрече поэтов со студентами.

- Игорь Поликарпович, дело обстояло так: поэты вели себя непристойно, Глебов сделал им замечание, - начал было докладывать заведующий отделом, но, уже подогретый информацией жены, Чернов нетерпеливо и недовольным тоном перебил его:

- Да не поэты, а Глебов вел себя непристойно. Говорят, был пьян. И вообще, что он понимает в поэзии? Что это за метода? Пора кончать с администрированием. Если каждый инструктор райкома будет учить поэтов писать стихи, а художников рисовать картины, у нас не будет хороших стихов и картин.

- Игорь Поликарпович, их никто не учил и не собирается учить. Просто их попросили вести себя поприличней.

- Что значит "поприличней"? Бывает, ошибется человек по молодости. Надо подсказать, воспитывать, но делать это с тактом. Таланты - явление редкое, к ним надо относиться бережно, с уважением. Вот что, Виктор Иванович, ты разберись с этим делом и завтра утром доложи мне. Уже горком заинтересовался, понял? И вообще, почему Глебов оказался в институте?

- Я его послал, Игорь Поликарпович.

- Тоже нашел кого посылать. - И положил трубку.

Уже в тот же вечер Чернов для себя решил, что Глебову лучше не работать в райкоме, особенно в идеологическом отделе, где нужны гибкость, такт. На другой день ему доложили все, как было на самом деле. Игорь Поликарпович поверил в объективность доклада, понял, что поэты действительно вели себя плохо и призвать их к порядку нужно было. Другое дело - как? Очевидно, у Глебова, считал Чернов, не хватило такта - иначе об этом не говорила бы "вся Москва". (Словно у Москвы нет других забот.) На третий день Чернову звонил кто-то из Московского отделения Союза писателей, просил разобраться в этом неприятном инциденте и принять меры в отношении инструктора, который сорвал вечер. Игорь Поликарпович пообещал разобраться, а про себя подумал: "Черт бы побрал этого Глебова - еще в ЦК пожалуются. Начнут выяснять, а это всегда неприятно". Заранее настроенный против Емельяна, он решил, что нужно как-то отреагировать. И Глебова выдвинули на должность секретаря парткома завода "Богатырь". Собственно говоря, это нельзя было назвать ни повышением, ни понижением, просто человека перевели на новую работу, и совесть Игоря Поликарповича была чиста. Он даже любимую жену упрекнул в необъективной информации.

- Мне так передали, - недоуменно пожала плечами Стелла Борисовна и добавила: - А вообще об этом до сих пор с возмущением говорят и в Доме литераторов, и в агентстве печати.

Прошло не так много времени, и однажды Стелла Борисовна ошарашила мужа еще одной сенсацией, связанной с именем Глебова. Она случайно встретила Светлану Гризул, и та рассказала ей о чепе на заводе "Богатырь". Оказывается, небезызвестный Емельян Глебов под видом открытого партийного собрания устроил вечер вопросов и ответов.

- Можешь представить, какие там были вопросики, - говорила Стелла Борисовна язвительным тоном. - И он, конечно, отвечал.

На этот раз Игорь Поликарпович отнесся с недоверием к сообщению жены и звонить никуда не стал, решив завтра все выяснить без нервозности, спокойно и обстоятельно. Но именно на другой день и была получена в райкоме анонимка, подтверждающая сообщение Стеллы Борисовны. Собственно, под письмом стояла подпись: "Группа рабочих" - и дальше несколько неразборчивых каракулей. Игорю Поликарповичу опять нездоровилось. Вспомнив сообщение жены, он поинтересовался собранием на "Богатыре", и, естественно, его тут же ознакомили с "тепленькой", только что полученной анонимкой. Расстроенный острой головной болью, Чернов принял анонимку за подлинное письмо рабочих и, конечно, вскипел. Приказал инструктору поехать на завод, все выяснить и доложить.

Актив начался в девять утра. Присутствие на нем одного из секретарей горкома партии, по мнению Глебова, свидетельствовало о серьезности вопроса. Выступал Чернов. Доклад был посредственный, без особой остроты и каких-либо открытий.

В перерыв к Глебову подошел помощник Чернова и передал, что Игорь Поликарпович просит задержаться после актива. "Будет разнос", - сокрушенно подумал Емельян, пытаясь собраться с мыслями. Он не находил за собой никакой вины: собрание прошло нормально. Записки? Что ж, записки всегда идут из зала и в президиум и к докладчику. Правда, некоторые товарищи предпочитают не отвечать на острые вопросы. Емельян же считал, что это нечестно и дает основания любому демагогу говорить: "А-а, в молчанку играете! Не то время. Надо отвечать". Когда председательствующий предоставил в прениях первое слово Гризулу, Емельян был несколько удивлен, хотя вообще-то райкомовская трибуна давно "обжита" Николаем Григорьевичем, здесь он свой человек. Но Глебов не предполагал, что Гризул будет выступать на активе.

Николай Григорьевич был одет в темно-серый костюм, совсем еще новый, сшитый первоклассным портным (работа вдвое дороже материала), и в серую рубашку без галстука. Он спокойно вышел на трибуну, выдержал паузу. Каждый жест, каждое движение, которыми сопровождались слова, были точно рассчитаны и хорошо продуманы. Гризул держался с достоинством, но не рисовался, как у себя на заводе, ничем не подчеркивал своего превосходства. Он хорошо знал: здесь не любят кривляк и мастеров дешевых эффектов. Эрудицией, широким кругозором, какой-нибудь неожиданной новинкой хотел покорить своих слушателей главный инженер завода "Богатырь". Он рассказывал о работе зарубежных фирм: Соединенных Штатов, Англии, Австрии, Японии, где ему приходилось бывать.

- Недавно у нас на парткоме, - говорил Николай Григорьевич, - зашел разговор о качестве продукции. Некоторые товарищи высказали мнение о необходимости возрождения на наших предприятиях так называемого умельства. Дескать, умельцы решат вопрос качества. Я знаю, такое мнение бытует не только на нашем предприятии. Лично я считаю эту "идею", если можно так выразиться, очень уязвимой, оторванной от жизни, старомодной. В самом деле, товарищи, при современном уровне техники, при поточных линиях, при автоматике смешно и наивно делать ставку на рабочих-ювелиров, умельцев, ссылаясь при этом на дореволюционный опыт, на практику дедов и прадедов.

"Странное дело, - думал Емельян, - на парткоме об умельцах, о повышении квалификации рабочих, о мастерстве говорил старик Лугов дельно и толково. Все его поддержали. Почему же Гризул там не возразил? Или считал, что слушатели не доросли до его идей, не смогут оценить, не стал метать бисера…" Да, Гризул шаг за шагом все глубже открывался перед Глебовым и уже, как и Маринин, просматривался насквозь.

Оперируя фактами, Николай Григорьевич уверенно утверждал, глубокомысленно хмурясь и сверкая в зал стеклами очков:

- В капиталистическом мире качество создает конкуренция. Покупатель берет товар лучшего качества. Производитель товара низкого качества вылетает в трубу. У нас же, как вы знаете, производители, выпускающие плохой, некачественный товар, лично никакого материального ущерба не несут - ни руководители предприятий, ни рядовые рабочие. Там фабрикант требует от своих инженеров, от рабочих высокого качества. Он бьет заработком. Наконец, выгоняет на улицу инженера или рабочего, не сумевших дать высококачественную продукцию. А вы знаете, что такое потерять место в странах, где есть безработица. Это настоящая трагедия. У нас же перейти с одного завода на другой ничего не стоит. "Без работы не буду", - так говорят наши рабочие. Отсюда и нарушения трудовой дисциплины: прогулы, опоздания, пьянство.