Анафем - Нил Стивенсон

Лио захлопнул книгу, встал, повернулся спиной ко мне и двинулся к стеллажам.

Вернувшись в клуатр, я понял, что дело будет двигаться медленнее, чем хотелось бы. Я участвовал в приготовлении ужина, поэтому всю вторую половину дня проторчал на кухне. Ала и Тулия не готовили, но им пришлось раздавать. Кладя мне в миску горячую картофелину, Ала глянула так, что у меня внутри всё растаяло. Заливая картофелину подливкой, Тулия глянула так, что я понял: Ала ей все рассказала. «Дырочка в потолке — класс!» — сказал я ей. Фраа Ментаксенес, толкавший меня миской в почки, чтобы не задерживался, не понял, к чему это сказано, и только больше разозлился.

Лио на ужин не пришёл. Джезри был в трапезной, но я не мог с ним говорить, потому что за нашим столом сидели ещё несколько человек, включая Барба. Арсибальт в последнее время садился как можно дальше от нас. После ужина он отправился мыть посуду (было его дежурство). Джезри ушёл в калькорий, где с другими эдхарианцами работал над какой-то гипотезой. Они могли засидеться и до рассвета. Но я всё равно не мог бы с ним поговорить, потому что мне предстояло поймать фраа Халигастрема и договориться о скромном актале, на котором мы с Алой объявим о своих отношениях, чтобы их занесли в хронику.

Правда, я успел вычислить, где было солнце в два часа дня. После отбоя, когда фиды ушли спать, я отправился на луг, сел на скамейку и стал смотреть в ту точку на небе, надеясь увидеть, как спутник через неё проходит. Глупость, конечно: если бы его можно было разглядеть невооружённым глазом, события бы развивались совсем иначе. Однако мне надо было просто посидеть, глядя в темноту, чтобы привести мысли в порядок. Целый час рассудок метался зигзагами от одной главной темы дня к другой. Окончательно устав, я прокрался в свободную келью и заснул крепким сном.

На завтрак Лио пришёл с толстенной книжкой под названием: «Внеатмосферные системы вооружения эпохи Праксиса».

Ободряюще.

Джезри на завтрак не явился. Значительная часть послеобеденного времени у нас с Алой ушла на подготовку к намеченному событию. Тивические отношения можно объявить когда вздумается, а вот этреванические следует прежде обсудить с кем-нибудь из старших фраа или суур. С этим я покончил только к провенеру. Был один из тех редких дней, когда наша старая команда по-прежнему заводила часы. Я нашёл келью, где спал Джезри, и стащил его с лежанки. К собору нам пришлось мчаться бегом. И всё равно было здорово снова оказаться вместе, и простые физические усилия радовали меня больше обычного.

Потом мы вчетвером отправились в трапезную, но поговорить про космический корабль снова не удалось. Все обсуждали наш с Алой предстоящий актал. Я первым из четвёрки вступал в отношения, и в итоге вышло что-то вроде репетиции мальчишника. Мы так раздухарились, что нас дважды под угрозой епитимьи призывали к порядку, отчего мы раздухарились ещё сильнее.

В какой-то момент я мысленно отступил в сторону и оглядел лица друзей, припоминая всё, что произошло в последнее время. Мне сразу вспомнилось, что Ороло отброшен, что он где-то в экстрамуросе, перебивается неизвестно как. Однако ни печаль, ни даже искорка прежней ярости не помешали мне веселиться с друзьями. Отчасти — из-за Алы и того, что между нами произошло. Но больше из-за чувства, что мы с Алой и Тулией победили Спеликона и Трестану, которые заперли от нас звездокруг и пытались диктовать, на что нам смотреть и о чём думать. Нужно было только сообразить, как об этом рассказать, чтобы меня не отбросили. Я больше не хотел уйти из концента. По крайней мере, пока здесь Ала.

Они с Тулией куда-то запропастились, и скоро мы поняли куда: в собор. Колокола зазвонили сразу после обеда. Минуты две мы вслушивались, пытаясь узнать мелодию. Барб, запоминавший такие вещи с первого раза, догадался первым.

— Воко, — объявил он. — Мирские власти призывают кого-то из нас.

— Видимо, фраа Пафлагон не справился, — хохотнул Джезри, потягивая пиво.

— Или ему нужно подкрепление, — предположил Лио.

— Или у него инфаркт, — добавил Арсибальт (его в последнее время всё наводило на такого рода мрачные мысли). Впрочем, под нашими укоризненными взглядами он сдался и поднял руки.

Мы побежали к собору через луг, но всё равно успели с большим запасом и оказались в первом ряду перед экраном. Колокола звонили ещё минут пять. Потом восемь звонщиц спустились с балкона и встали в заднем ряду. Хор столетников вышел в алтарь и затянул монодический распев. Я сперва думал пойти к Але, но канон не разрешает демонстрировать отношения, пока они не объявлены, так что с этим предстояло подождать до вечера.

На сей раз Стато вышел один, без инквизиторов. Как и на воко фраа Пафлагона, он произнёс вступительные слова актала. Только сейчас я по-настоящему осознал, что всё происходит на самом деле. Меня охватило волнение. С кем из инаков нам предстоит расстаться? Будет это десятилетник или кто-нибудь вроде фраа Пафлагона, неведомый нам обитатель другого матика?

К тому времени, когда должно было прозвучать имя, я уже весь извёлся. В соборе было тихо, как в склепе Шуфова владения. Меня так и подмывало что-нибудь выкрикнуть. Спеликон замолчал и начал рыться в складках своего одеяния. Наконец он извлёк лист, сложенный и запечатанный воском. Прошла вечность, прежде чем Стато сломал печать. Он развернул лист, поднёс его к глазам и обомлел.

Момент был настолько неловкий, что даже Стато счёл своим долгом внести пояснение.

— Здесь шесть имён! — объявил он.

Когда несколько сотен инаков стоят на месте и перешёптываются, это трудно назвать светопреставлением, но ощущение было именно такое. И одного-то человека призывали крайне редко. Чтобы сразу шестерых — такого ещё не было. Или всё-таки было? Я взглянул на Арсибальта. Тот угадал мои мысли.

— Не было, — шепнул он. — Со времени Большого кома.

Я покосился на Джезри.

— Вот оно! — сказал он, имея в виду то необычное событие, о котором мечтал.

Стато прочистил горло и выждал, пока уляжется гул.

— Шесть имён, — повторил он. Собор затих, только слышно было, как у дневных ворот рокочут моторы и воют полицейские сирены. — Одного из этих людей с нами уже нет.

— Ороло, — сказал я. Не меньше ста голосов произнесли это имя одновременно со мной.

Стато побагровел.

— Воко! — крикнул он, поперхнулся и вынужден был начать снова: — Воко фраа Джезри из эдхарианского капитуладеценарского матика.

Джезри повернулся и двинул меня в плечо так, чтобы синячище напоминал о нём ещё дня три, если не больше. Затем повернулся спиной к нам и вышел из нашей жизни.

— Суура Бетула из эдхарианского капитула центенарского матика... Фраа Атафракс оттуда же... Фраа Корадон из эдхарианского капитула деценарского матика... и суура Ала из Нового круга, деценарии.

Когда ко мне вернулось сознание, Ала уже стояла у двери в экране. Она замерла на пороге и обернулась ко мне. Из глаз её бежали слёзы.

Месяцы назад, когда фраа Пафлагон выступил в алтарь, я отчётливо понимал, что никто его здесь больше не увидит. Теперь то же самое происходило с Алой, но поверить я не мог. Единственное, что меня убедило, — выражение её лица.

Потом мне рассказали, что, прорываясь к ней, я сбил с ног двоих.

Она закинула руку мне за шею и поцеловала меня в губы, затем на мгновение прижалась к моей щеке мокрой щекой.

Когда фраа Ментаксенес закрыл между нами дверь, я опустил глаза и увидел у себя за пазухой свиток, истыканный мелкими дырочками. К тому времени, как я понял, что это, и шагнул к экрану, Джезри, Бетула, Атафракс, Корадон и Ала уже вышли, как до них — Пафлагон и Ороло. Все пели, кроме меня.

***************Ужасные события, плохо задокументированная всемирная катастрофа, начавшаяся, как принято считать, в –5 году. У.с. положили конец эпохе Праксиса и завершились Реконструкцией.«Словарь», 4-е издание, 3000 год от РК.

— Теперь ты понимаешь, о чём я говорил, — сказал Лио. — Это так невероятно, что ты бы не поверил, если бы не увидел в книге.

Дело происходило за большим столом во владении Шуфа. Мы с Лио, Арсибальтом, Тулией и Барбом склонились над «Внеатмосферными системами вооружения эпохи Праксиса», как патологоанатомы над трупом, и глядели на вкладку. Старинная бумага — настоящая, фабричного производства — была такая хрупкая, что вкладку пришлось бережно разворачивать минут пятнадцать, чтобы не повредить. На ней был приведён детальнейший чертёж космического корабля. Спереди, как и положено у ракеты, располагался головной обтекатель. Всё остальное выглядело невероятно чудным. Двигателей как таковых не было. В кормовой части, где у нормальной ракеты были бы сопла, помещался большой плоский диск, похожий на постамент. От него к круглым герметичным контейнерам сразу под обтекателем (по моим догадкам, они и были собственно кораблём) отходил пяток мощных колонн.