Улица младшего сына - Лев Кассиль

— А разве она тоже? — спросил он вполголоса.

— А ты как полагаешь? — проворчал Иван Захарович. — Дивчина-то она — вам с Ванькой поучиться. Комсомол! И ей с нами бы хотелось — а нет, остается. Потому что долг свой знает, порядок понимает. Не то что Ванька — сразу тебе бухнул.

— Дядя Ваня, — встрепенулся Володя, — а у нее что же — тоже, значит, задание?

— Какое такое задание? Что значит — задание? Что за слова такие! — рассердился дядя Гриценко. — Ты знай про себя и молчи. Лучше посуди, кто тут с тетей Нюшей да с мамой твоей наверху останется. Надо же за мамками нашими присмотреть.

Но Володя видел, что дядя Ваня опять что-то скрывает от него.

— Она тоже, значит… — тихо проговорил он. — Да, дядя?

— А ты как полагал?

— Ай да Валендра! — протянул пораженный Володя.

— То-то вот и оно, — заключил дядя Гриценко.

Валя, собирая вещи отбывавших, вышла в сени, чтобы взять мешок из ларя. Володя юркнул за ней. В сенях было темно, но мальчик слышал, как стукнула крышка ларя, и чувствовал, что сестра рядом.

— Валентина, — начал он шепотом, — ты, может быть, на меня обиделась за что-нибудь, что я не так сказал?.. Брось! Я же тебя уважаю, в общем. Это так только, по привычке. — Он осторожно сжал в темноте ее прежде такую мягкую, а сейчас погрубевшую, обветренную руку. — Это что у тебя, Валя, руки какие стали?

— Цыпки у меня пошли, стирать много приходилось в последнее время. Мы ведь в госпитале помогали, — объяснила Валя, не убирая руки.

Володя обеими руками крепко стиснул ладонь сестры. Он очень уважал сейчас эту сестрину руку, обветренную, заботливую, в цыпках.

— Валя, — проговорил он тихо, — давай тут простимся. Не люблю я, когда при всех… Начнут обниматься да глазами моргать… А ты на меня не злись.

— Эх, Володька, Володька! Всю жизнь мы с тобой ругаемся, а как тебя нет дома, так я места не нахожу. А уж мама… Ты, Володя, там поосторожнее все-таки, прошу тебя.

— Ладно! — сказал Володя. — Ты за мамой тут лучше гляди. Если начнет обо мне чересчур беспокоиться, ты ее успокаивай, мысли от меня отвлекай.

— Да, отвлечешь! Глупый ты еще, Вовка!

— Ну, ты все-таки старайся.

— Хорошо. Постараюсь.

Обнялись в темноте. Володя неловко ткнулся в шею и подбородок рослой сестре, а она крепко обхватила его за плечи и расцеловала в обе щеки. Потом Володя, немножко посопев во тьме, осторожно спросил:

— Валя, а тебе тут тоже задание дали?

И почувствовал, что сестра сразу отодвинулась от него.

— Ну, лишнее болтать не время! Пойдем, Володя, собираться надо.

… Потом дядя Гриценко велел всем присесть, как перед дальней дорогой. И все тихо сидели: кто на скамейке, кто на койке, кто на табуретке, а тетя Нюша — на кровати. И все глядели прямо перед собой. Осеннее утро, ясное, прихваченное первым морозцем, освещало побледневшие лица обеих матерей и Валентины…

У входа в каменоломни часовой, пропустив дядю Гриценко и мальчиков, заговорил с ними:

— Ну, хлопцы, всех недостающих собрали? Вы что, последние, что ли, пришли? — Он заглянул в список, который держал в руках, — Нет, еще двух не хватает. Вон спешат…

Две девушки с небольшими узелками в руках бежала к каменоломням.

Часовой остановил их:

— Стойте, голубки, стойте, девушки! Не спешите так, отметиться сперва требуется.

— Что ж ты — память сегодня заспал, что ли? — осадила часового смуглая высокая девушка с задорными и смелыми глазами. — Вчера за ручку — здравствуйте-прощайте, а сегодня и признавать не хочешь? Пропусти, бюрократ!

— Не пущу, — сказал часовой, хотя и покраснел немилосердно. — Раз приказ дан проверить, так и проверю, хоть личности ваши мне и знакомые. Как фамилия?

— Ты слыхала, Нинка, что-либо подобное? — возмутилась смуглянка, оборачиваясь к подруге, полной светловолосой девушке лет шестнадцати.

— Ну что ты с ним связываешься, — сказала та. — Отметься, и все… Вы посмотрите там в списке. Я — Ковалева Нина. А это Шульгина Надя.

— Нехай сама скажет, — упрямился часовой. — Я с чужих слов не принимаю.

— Тьфу ты, в самом деле, убиться! — разозлилась уже не на шутку Надя Шульгина. — Я сразу вижу: бюрократ. Ну, погоди, только попадись мне там, внизу! Я тебя живым в камень вгоню!

— Будете оскорблять, — вовсе не пропущу.

— Видала ты, Нинка?.. Ну ладно, отмечай: Шульгина Надежда Захаровна. Вон, в конце написано. Поставили вас тут, чересчур грамотных!

Часовой отметил девушек в списке и пропустил их, а потом оглянулся на мальчиков и многозначительно кивнул: дескать, меня не собьешь.

Девушки прошли к навесу, где была клеть. Полненькая, светловолосая оглянулась, схватила вдруг порывисто за руку подругу:

— Ох, Надя, до чего ж все-таки страшно вниз уходить! И день сегодня, смотри, какой ясный… И ведь праздник… А нам с тобой в подземелье лезть…

— Ладно тебе уж!.. Полезай в кузов, раз груздем назвалась.

Решительно отведя плечом подругу в сторону, Надя шагнула в металлическую клеть, поднявшуюся из шахты.

— Идем, Нинка! Брось — перед смертью не надышишься.

Полненькая впрыгнула в клеть, прижалась к рослой подруге, обвела большими печальными глазами небо:

— Эх, прощай, солнышко ясное, прощай, белый свет!.. И клеть провалилась в шахту.

— Ну, хлопцы, залазьте и вы в середку, — сказал часовой. — Теперь полный сбор, в аккурат. Приказано никого больше ни туда, ни сюда не выпускать… А немец-то, слышь, как разоряется? Совсем вроде рядом, будто он за тем домом. Вот садит… Ну, давай, не задерживай!

Мальчики подошли к краю шахты. Перед ними был черный, казавшийся бездонным колодец. Оттуда, из невидимых недр каменоломен, шел какой-то особый, подземный запах, доносились приглушенные, еле различимые стуки. Володя заглянул еще раз вниз, и внезапно ему стало не по себе. Он оглянулся. День разгорался свежий, приправленный первым морозцем, радующим дыхание и кожу. Небо было ясным, розовым. Скоро должно было взойти солнце.

Правда, где-то совсем рядом уже громко били пулеметы, дымок и гарь нес с собой поднимавшийся утренний ветер. Но все-таки страшно было уходить в неведомый подземный мрак, отказываться и от чистого воздуха, и от солнца, и от неба.

Когда из колодца опять всплыла и остановилась перед мальчиками холодная, отпотевшая железная клеть, Володя вдруг почувствовал, что сейчас, ступив на ее пол, он сделает какой-то очень важный, все и, может быть, навсегда решающий шаг. Как много хорошего, светлого ушло из его жизни за последнее время! Где-то далеко позади остался Артек, звонкокрылые модели, простор, открытый с вершины Митридата, школьные товарищи, Светлана Смирнова… Теперь вот покидали его, оставаясь на поверхности, оборвавшееся детство, мать, Валя… А он должен был шагнуть в железную клеть и низвергнуться под землю, где на жутковатой глубине ждала его совсем иная жизнь.

Володя и Ваня оба разом ступили в клеть. Раздался свисток. Клеть дрогнула. Пол ее стал уходить из-под ног мальчиков, стремглав проваливаясь. Они схватились друг за друга.

Резкая граница света и тьмы пронеслась перед самыми их лицами. Мрак объял их. Дыхание глубин легким сквознячком заструилось навстречу снизу.

Через полчаса, когда на шахтном дворе уже не оставалось ни души, страшный взрыв грохнул у входа в главный ствол.

Высоко взлетели балки, доски, камни. Землю в этом месте вспучило и разворотило. Сдвинутые глыбы ее завалили ствол. Медленно осела известковая пыль.

Наверху теперь было безлюдно и тихо.

Земля поглотила отряд.

Глава VI Подземная крепость

Так Володя уехал к бабушке…

Когда клеть доставила мальчиков на глубину каменоломен, там еще горел электрический свет. Серовато-белесые, пористые, шероховатые стены из ракушечного известняка подпирали тяжелый, каменный, гладко отесанный свод, через который проходил ствол подъемника. Слева и справа видны были рельсы, которые терялись в сумраке пересекавшихся здесь подземных галерей. Партизаны откатывали вагонетки, груженные ящиками, тюками, узлами. Заканчивались последние приготовления перед окончательным переходом отряда на подземное положение. И, глядя на яркий свет электрических лампочек, на прочные, надежные стены подземелья, на деловито катившиеся вагонетки, Володя сразу успокоился и подумал, что ничего особенно страшного тут пока нет: «Прямо как в метро».

Мальчики несколько минут вертелись возле главного ствола, не зная, куда им приткнуться. Все были заняты делом, и никто не обращал на них внимания. Но вот из галереи, сгибаясь, чтобы не задеть головой проводов и деревянных креплений, быстрым шагом вышел командир:

— Давайте весь народ сюда! Быстро! Пока свет есть, а то каждую минуту выключить могут.

И со всех сторон стали собираться к подъемнику люди. Тут были пожилые шахтеры каменоломен, старокарантинские и камыш-бурунские рыбаки, рабочие железорудного комбината в своих синеватых спецовках, уже обмелившихся о стены подземелий. Среди партизан Володя заметил нескольких пожилых женщин и двух молоденьких девушек, которых встретил возле часового. Были тут также ребята: маленькая девочка лет четырех, державшаяся за руку мальчугана — на вид первоклассника. Подошли еще двое мальчиков, в одном из которых, постарше, Володя узнал Толю Ковалева, приятеля Вани Гриценко.