Нежный негодяй - Линда Бартелл

Карло знал — если принц прибудет в Санта-Лючию и обнаружит, что его дочь серьезно больна, его отношения с Родриго, и без того сейчас натянутые, будут в опасности. А если — не дай Бог! — Джульетта умрет?

О последствиях лучше не думать, потому что, в конце концов, кровь — не вода. Как бы Данте ни любил Родриго, дочь — свою плоть — и кровь он любит больше. И потом, это ведь Родриго привел девушку в Санта-Лючию, да еще против желания принца.

— Ты ничего не расскажешь Его Превосходительству, — начал Карло и запнулся — так посмотрел на него Аристо. — По крайней мере, не сейчас… я хочу сказать, ну чем можно заболеть в обители, отгороженной от всего мира?

— Ничем особенным… только чумой.

Кровь отхлынула от лица Карло.

— Если болезнь занести сюда, она уничтожит весь монастырь, — добавил Аристо.

— Родриго никогда не оставил бы невесту там, где ей что-то угрожает!

— Никто и не говорит, что он сделал это намеренно. А она здесь уже несколько недель. Чуму ведь могли занести и позже.

— Ты поднимаешь излишний шум! Давай подождем до заката, переберемся через стену — я могу один, если ты не хочешь, — он постучал по рукоятке кинжала.

Аристо пренебрежительно посмотрел на Карло.

— Конечно. Воин в полном облачении против стада овец, — он направился туда, где стояли лошади, и Карло подумал, что сейчас карлик сядет в седло и отправится в Кастелло Монтеверди. А жизнь Родриго да Валенти будет разбита.

Но вместо этого Аристо порылся в седельной сумке и вытащил небольшую баночку. Откупорил ее, закатал рукава и принялся намазывать содержимое на лицо, шею, руки.

Порыв ветра, и в нос ошеломленного Карло ударило отвратительное зловоние какого-то снадобья.

— Боже! — пробормотал он. — Что это?

— Асафетида.

Чувствуя, как его начинает тошнить, Карло саркастически заметил:

— Только неграмотные крестьяне пользуются этой гадостью. Ты же ученый человек.

Аристо приблизился к нему, протягивая баночку. Отступать некуда, за спиной ворота.

— Если ты умен, то тоже намажешься, Zingaro. Неизвестно, с чем мы столкнемся, так что не повредит.

— Это зависит от обоняния, — пробормотал Карло, решительно отстраняя протянутую руку. — Убери от меня эту вонючую дрянь! — он задержал дыхание и уже стал задыхаться, когда Аристо закупорил банку и спрятал ее в складках темного плаща. Конечно, подумал Карло, этого достаточно, чтобы никто и ничто не осмелились приблизиться к источнику подобного запаха. Возможно, даже чума отступит.

— Так ты остаешься со мной, а начинаем, как стемнеет?

— Si, хотя я бы поступил иначе, — Аристо повернулся к лесу, по направлению к Кастелло Монтеверди, — остается только надеяться, что Его Превосходительство не встревожится по поводу моего долгого отсутствия и не прискачет в Санта-Лючию самолично. С армией.

Обед был в самом разгаре, когда необъяснимое беспокойство овладело Родриго.

Вокруг сидели богатые молодые люди его возраста, на столе хватало вина и лакомств, а сеньор Кавалли пересчитывал голоса, чтобы сообщить Джироламо Савонароле о прекращении его проповедей, но Родриго вдруг испытал страх, внезапный, беспричинный и парализующий.

Кто-то задал вопрос, и Родриго с трудом смог найти что ответить.

— Perdonami, — извинился он перед служанкой, предлагавшей чашу с ароматной водой для омовения пальцев после куропатки в соусе. Он не имел понятия, как долго она ждала.

Валенти вытирал руки о предложенное полотенце, когда перед глазами встал образ Джульетты. Голоса слились в раздражающий гул. Вместе с образом невесты пришло понимание: то предчувствие в соборе относилось не к Джироламо Савонароле, оно касалось Джульетты.

Необходимо при первой же возможности, не тревожа хозяев, вернуться в Санта-Лючию… убедиться, что все в порядке.

— Убери свою ногу с моего лица, — прорычал Карло, — иначе я тебя отпущу вместе с твоей драгоценной асафетидой!

Под покровом сумерек мужчины привели в действие план по преодолению стены. Однако Карло так и не простил карлику этой гадости. Каждый вдох давался с трудом, опалял ноздри.

— Проклятье! Я же сказал, убери…

Нога Аристо, упиравшаяся в скулу Карло, внезапно соскользнула на плечо. Карлик искал за что ухватиться, наконец это ему удалось. Нога покинула место опоры, раздался вздох облегчения, и первый «гость» оказался на стене.

Карло легко последовал за ним и здесь, наверху, его недовольство карликом рассеялось.

Лицо Аристо блестело от пота, несмотря на вечерний холод, в глазах застыла боль. Будучи лет на двадцать старше Карло, Аристо все еще оставался очень сильным. Именно он подкатил огромный булыжник к стене обители. Но еще и забраться на стену! — все его изуродованное тело протестовало.

— Все в порядке, maestro?

Аристо молча кивнул. Показавшийся из-за туч месяц осветил его измученное лицо.

— Тяжело… дышать… — объяснил он. — Подожди чуть-чуть.

Где-то открылась дверь.

— Ляг и замри, — приказал Карло, и только тут понял, что горб карлика все равно будет заметен. — Тогда не двигайся.

К сараю торопливо двигались две фигуры, первая — с фонарем и узелком под мышкой. Вторая несла, как им показалось, поднос с едой. В сарай они не вошли, впрочем, со стены дверь не была видна. Но по тому, как быстро монахини вернулись, уже только с фонарем, Карло догадался, что сверток и поднос оставили у дверей.

Шли сестры торопливо и крадучись, чем напомнили привратницу, отказавшуюся впустить их.

Когда женщины скрылись в здании, Аристо сказал:

— В сарае, очевидно, кто-то есть, и, судя по всему, этот кто-то — больной. Больной настолько, что его пришлось изолировать.

— Может, они прячут какого-нибудь беглеца?

— Не похоже.

— Тогда я знаю, о чем ты думаешь, — прошептал Карло, — но этого просто не может быть!

Наконец восстановив дыхание, Аристо сел.

— Помоги мне слезть с этой проклятой стены, и мы все узнаем.

Карло не согласился.

— Останься. Я пойду один и…

— Нет! — карлик разозлился. — Что, если Мона Джульетта?..

— В коровнике? Невозможно!

Аристо подвинулся к краю стены и посмотрел вниз.

— Мой друг Zingaro, там, где властвует христианство, нет ничего невозможного, — он помрачнел. — Ну, ты первый, я за тобой.

Несмотря на постоянное внимание и помощь Джульетты, Мария умирала. Девушка понимала это. хотя ее опыт в том, что касалось болезней и смерти, был весьма ограничен.

Она истощила все силы, а неспособность спасти цыганку только увеличивала горькое разочарование в себе. Больная спала, дыхание было глубоким и неровным. Положив на лоб влажное полотенце и проверив, хорошо ли та укрыта, Джульетта прилегла на свою постель в сене.