Взвод, приготовиться к атаке!.. Лейтенанты Великой Отечественной. 1941-1945 - Сергей Михеенков

Допрашивать ее мы не стали. Хотя солдаты, побывавшие в румынском плену, знали немецкий язык. Быстро темнело. К тому же ее надо было вести с собой. А куда ее, такую, когда ей в душ надо…

На аэродроме гудели моторы. Слышалась стрельба. Но стреляли не в нашу сторону. Это соседний батальон обошел аэродром с северо-востока и пошел в атаку.

Мы заняли позицию сразу за Ивановкой, оседлав дорогу, и одновременно держали под обстрелом участок другой дороги – на Петровград. Контролировали мы и часть пустоши перед кукурузным полем.

Вернулись автоматчики, которых я оставлял с убитым сержантом. Они доложили, что тело Шацких они доставили в санчасть, передали санитарам.

Я успокоился. И солдаты вернулись, и сержанта теперь похоронят как положено. Оставь мы его на краю поля, еще неизвестно, нашла бы его похоронная команда или нет. Второе отделение сильно горевало о потере Шацких. Горевал и я. Как не горевать, когда гибнет твой боевой товарищ? С сержантом Шацких я воевал давно. Во взвод он пришел весной, когда готовились к Ясско-Кишиневской операции. Пришел из запасного полка, куда попал после госпиталя. До госпиталя воевал в пехоте.

Я послал старшего сержанта Менжинского доложить командиру роты о потерях: один убит и двое ранены.

Когда окончательно стало ясно, что дальше не пойдем, начали окапываться. Солдаты терпеливо отрывали ячейки, делали привычное дело и переговаривались:

– Давай-давай, закапывайся поосновательней.

– Это верно. Моторами рыкает. И спать не ложится.

– Соседи-то не прорвались. Должно быть, тоже окапываются.

– Неужто танки с утра пустит?

– Танки, может, и не пустит. А «лаптежники» точно налетят.

Чуть погодя затихли. Окопались. Залегли на отдых.

В каждом окопе размещалось по два автоматчика. Один отдыхал, другой вел наблюдение. Смену они производили сами. Наблюдатели никогда не спали. Это в нашем взводе было исключено. Быть может, отчасти потому, что я почти никогда не спал ночью, когда мы стояли перед противником. Все это знали. Спать я действительно не мог. И не страдал от этой бессонницы.

Вернулся от командира роты старший сержант Менжинский. Он передал приказ старшего лейтенанта Макарова: взводу занять оборону на северной окраине Ивановки. Что мы и сделали. И я подумал: слава богу, что не надо менять позицию, куда-то перемещаться и отрывать новые окопы. Солдаты измотаны.

Дождь лил всю ночь. Солдаты еще с вечера соорудили над своими окопами наклонные опоры из кукурузных стеблей, застелили их плащ-палатками. Так спасались от дождя, потому что вода стекала за бруствер.

Кухни наши, как всегда во время наступления, отстали. Да вряд ли они могли нас найти в такой темени и слякоти. Засыпая, мой связной Петр Маркович с сожалением сказал:

– Вариться теперь нашей каше до утра…

– Ничего, круче будет, – ответил ему я и подумал: а хорошо бы сейчас было горячей кашки, чтобы котелок руки грел и пахло бы от него тушенкой…

На аэродроме время от времени немцы запускали моторы своих самолетов. Возможно, они даже и взлетали. Или пытались взлетать. Там часто вспыхивала стрельба. Мы предполагали, что, возможно, какое-нибудь подразделение нашей дивизии подошло к аэродрому вплотную и пытается под покровом ночи захватить его. Потому что наши роты отошли и в бой больше не вступали. Стрельба не давала покоя. В любой момент немцы могли хлынуть по дороге на Петровград. А дорогу контролировали мы. И тогда им бы пришлось в первую очередь атаковать нас.

Утром получили новую задачу: на Петровград.

Наш батальон усилили артиллерийским взводом: две 45-мм противотанковые пушки с расчетами.

Даже на марше орудия были тщательно замаскированы. На передки для снарядных ящиков и на щиты были положены жерди, а сверху завалены сеном. Летчики ни за что не рассмотрели бы под этими копнами противотанковый артвзвод. Правда, лошадей многовато для простого воза сена. Каждое орудие тащили две пары. Ездовые шли сбоку, вели под уздцы лошадей первой пары. За первой, впристяжку, шли вторые. Обычно на марше ездовые попеременно сидят верхом то на правой, то на левой лошади первой пары. Но тут, в грязь, когда орудие надо было толкать и помогать лошадям, ездовые спешились.

Когда мы вытолкнули орудия из грязи кукурузного поля на дорогу, нас обогнало небольшое подразделение. Человек восемь–десять. Все одеты в камуфляжные комбинезоны. Командовал ими знакомый лейтенант. Шли они налегке – автоматы, на поясах гранаты, запасные диски в чехлах, у всех ножи и еще, кроме автоматов, пистолеты. Пистолеты висели спереди. Так носили на передовой. И немцы, и мы. Лейтенант махнул нам молча, и они ушли вперед.

– Разведка, – заговорили в колонне.

– Говорят, в разведку только некурящих берут.

– Конечно некурящих, – подхватил разговор Петр Маркович. – Вот, к примеру, разве можно тебя – в разведку? – И мой связной посмотрел на одного автоматчика, шедшего рядом. – От тебя же табачилой несет, как от старого козла потом! Немец сразу тебя определит и на мушку возьмет!

Все засмеялись. На марше шуткой солдат кормится, как хлебом. Дорога становится короче и легче.

Мы, автоматчики, шли вместе с артиллеристами. Ротный поставил задачу: помогать артиллеристам на марше, а в бою действовать как боевое охранение. С артиллеристами нам воевать не впервой, дело знакомое. Мы, два взвода, двигались в голове колонны. Два стрелковых взвода, а также пулеметная и минометная роты, шли следом за нами. Материальную часть несли на своих плечах. Лишь боеприпасы везли на подводах.

Марш – не бой. Но и его нужно выполнять по уставу, как следует. Чтобы потом вступить в бой, имея все необходимое. Не оплошать из-за того, что в пути что-то забыли или бросили.

Наш батальон, прикрываемый посадками кукурузы, двигался по дороге от Ивановки на город Петровград. В городе сходились железнодорожные пути, шоссе. Нетрудно было понять, какое значение для общей операции имеет этот крупный коммуникационный узел. Кукуруза в тех местах росла высокая, метра по три. Так что она нас скрывала от глаза со стороны. А самолеты в такую погоду не летают. Так что погоду для наступления командование выбрало самую подходящую.

Батальон шел и шел. И дождь шел. И мы думали: пускай себе идет. Погода нелетная, штурмовики не налетят, не будут гонять нас по полю, по кукурузе. Так, вместе с дождем, мы и шли по расхлябанной дороге. Тащили оружие. Помогали, где это было необходимо, лошадям. Им, бедным, тяжелее всего во время таких переходов.

До города, если верить карте, всего ничего – 10–12 километров. Стоял густой туман. Дождь моросил мелкий, не дождь, а какая-то болотная морось. И от этого видимость еще сильнее ухудшалась. Иногда я выходил на обочину проселка, по которому мы двигались, всматривался в почти непроницаемое пространство тумана и дождя, окидывал взглядом серую колонну идущего батальона и думал: на кого мы похожи? На русских солдат меньше всего. На наступающие войска тоже не похожи. Скорее на партизан. Или на гражданских, мобилизованных на окопные работы. Все мокрые. Неприглядные. Оружие спрятано под плащ-палатки. Зато лопаты торчат над головами, как у колхозников. Солдаты нахватали больших саперных лопат где-то в Ивановке. Несли, не бросали. На фронте все может пригодиться, а уж лопата солдату первая подруга. Никто не знал, что нас ждет в Петровграде и на подступах к нему. Судя по тому, что нас усилили взводом ПТО, возможна встреча с танками. А для встречи с танком нужен хороший окоп.