Взвод, приготовиться к атаке!.. Лейтенанты Великой Отечественной. 1941-1945 - Сергей Михеенков

Командование конечно же интересовало не село, а аэродром.

3 октября, в день наступления на Ивановку, погода стояла солнечная. Но дороги и поля после затяжных ливневых дождей раскисли, почва набухла. Мы шли по кукурузным полям, утопая в вязкой грязи. Почва в тех местах напоминала украинский чернозем. После дождей он такой же липкий и топкий.

Как немцы пронюхали о приближении к Ивановке наших батальонов, не знаю, но во второй половине дня над нами появились две эскадрильи «лаптежников». Произошло то, чего мы больше всего опасались. Пикировщики повисли над кукурузными полями, и на нас посыпались осколочные бомбы. Глубоких воронок они не делали, но все же одному или даже двоим, согнувшись в три погибели, укрыться в них было можно.

Одна эскадрилья отбомбилась быстро, улетела. Зашла на бомбежку другая. Эти уже не просто сыпали с горизонтального полета, а начали пикировать, чтобы бомбы ложились точно по целям. Мы тут же кинулись к воронкам. Заняли их. Только это и спасло нас.

Солдат на войне ко всему приспосабливается, привыкает. К бомбежке, конечно, нельзя привыкнуть. Но все же спастись от осколков можно. Вот, казалось бы, мощное и универсальное оружие – Ю-87. Маневренный, хорошо оснащенный вооружением. Я видел, как он уничтожает танки. От его залпа Т-34 разваливался на части. А вот солдата и ему, при всех его достоинствах, взять не так-то просто. Сыпанул бомбы, и если первую атаку пехота пережила, прижавшись к земле, то следующую уже пережить легче. Бомбы несут смерть, но они же делают воронки. А что такое воронка для солдата? Готовый окоп! Если она глубиной хотя бы полметра, то ничего лучше и не надо.

Смотрю, мои ребята уже освоились в воронках, землю лопатами отбрасывают, углубляются, расширяют днища, чтобы ноги можно было убрать.

Отбомбилась вторая эскадрилья, появилась третья. А может, та, первая, уже вернулась. Заправили топливные баки, загрузили бомбы и – на вылет.

И так они нас бомбили до вечера. А мы бросками, перебежками продвигались к Ивановке. Пилоты Ю-87 выполняли свою задачу, а мы, солдаты батальонов 8-го гвардейского полка, – свою.

Из кукурузных посадок мы выбрались без особых потерь. Вышли, помню, на луга. Тут почва под ногами твердая. Впереди – Ивановка. Мы сразу кинулись в атаку. И тут по нашим цепям ударили скорострельные зенитные установки малого калибра. Подошли мы к ним довольно близко. Кукурузное поле подступало к самой околице села. И мы хорошо видели, как лихорадочно и четко работали расчеты зениток, когда увидели наши цепи, высыпавшие из кукурузных зарослей.

Огонь из зенитных установок немцы вели не прицельно, а с рассеиванием по всему фронту. Пехоты они не ждали. Не дело зенитчиков воевать против пехоты. Было видно, как трассы меняли направление: сначала с левого фланга на правый, а потом – наоборот. Их огонь был рассчитан на то, чтобы подавить нас психологически. Снаряды – не пули, их все же значительно меньше, хоть и летят они очередями. Они стремительно пролетали между атакующими. Некоторые, с недолетом, врезались в землю перед цепью и взрывались. Было жутко, но страх не только подавлял, он гнал нас вперед. Каждый из нас знал, что все это закончится сразу, как только мы добежим до их позиций и уничтожим их.

Один зенитный снаряд попал командиру второго отделения моего взвода сержанту Шацких прямо в голову. Сержант был убит наповал.

Я подбежал к нему. Он был мертв. Двоим автоматчикам, шедшим рядом с ним, приказал остаться и отнести тело сержанта санитарам или похоронной команде. Кого найдут. Это был не сорок третий год, своих мертвых мы уже не бросали на поле боя.

Быстро вернулся в цепь. Прореху в цепи сомкнули. Рядом, как всегда, шел связной Петр Маркович.

Второе отделение осталось без сержанта. Шацких был хорошим младшим командиром. Такие, как он, с пополнением не приходят. Если только из госпиталя. Сержант – это не только три лычки на погонах. Сержант – это командир, который всегда рядом и который выполняет ту же работу на войне, что и любой солдат. Хороший сержант в отделении – это стержень. А если их, хороших, во взводе все три, то твой взвод непобедим.

Пулеметчики открыли прицельный огонь по расчетам. Я приказал стрелять всем пулеметчикам. Это подействовало. Немцы заметались, начали спешно сворачивать орудия. Подошли тягачи. Но огонь открыли батареи, которые стояли в отдалении.

Для эффективного автоматного огня расстояние было еще слишком большое. И я крикнул пулеметчикам, чтобы перенесли огонь на тягачи. Тягачи уже подошли и начали цеплять зенитки. Но как только трассы хлестнули по их обшивке, они, не дожидаясь расчетов, поддали газу и рванули на аэродром. Зенитчики, не успевшие запрыгнуть на тягачи, спасались бегством. Никто из них не произвел ни единого выстрела, хотя у всех были в руках карабины.

Начали сниматься со своих огневых и дальние расчеты. Там тоже поднялась паника. Кто-то из моих пулеметчиков накрыл точной очередью расчет, и двое зенитчиков тут же отскочили от установки, заковыляли и вскоре упали на землю.

Разогнав зенитчиков, мы ворвались в Ивановку. Дома и все свое хозяйство колонисты побросали. Недолго они тут хозяйничали, на чужой земле. Сами убежали на аэродром. Правда, как потом оказалось, не все.

На оперативных картах село значилось как Ивановка. Но немцы-колонисты, видимо, называли его уже по-своему.

Наступала ночь. Мы осмотрели дома и постройки. Но село было большое, и прочесывание дворов занимало очень много времени. А мы спешили поскорее выйти на дальний конец села, к дороге, ведущей на аэродром. Такова была задача взвода. В конце улицы дворы уже осматривали бегло, в дома не заходили. Однажды, когда мы уже выходили со двора на огород через калитку, из дому выбежала молодая немка и начала на нас кричать. Должно быть, мы сделали что-то не то. Ну как же, без разрешения вошли во двор… Было еще светло, и в ее глазах мы увидели столько злобы, что невольно остановились. Она продолжала кричать на нас. А мы оцепенело смотрели на нее. И тогда один из автоматчиков, шедший следом за нами и видевший всю сцену со стороны, дал очередь из своего ППШ поверх ее головы. Она сразу замолчала, присела на корточки и, как выражались потом наши ротные острословы, тут же «выпустила дух геббельсовской начинки»…

Допрашивать ее мы не стали. Хотя солдаты, побывавшие в румынском плену, знали немецкий язык. Быстро темнело. К тому же ее надо было вести с собой. А куда ее, такую, когда ей в душ надо…

На аэродроме гудели моторы. Слышалась стрельба. Но стреляли не в нашу сторону. Это соседний батальон обошел аэродром с северо-востока и пошел в атаку.

Мы заняли позицию сразу за Ивановкой, оседлав дорогу, и одновременно держали под обстрелом участок другой дороги – на Петровград. Контролировали мы и часть пустоши перед кукурузным полем.