Взвод, приготовиться к атаке!.. Лейтенанты Великой Отечественной. 1941-1945 - Сергей Михеенков

Но дуэли с артиллеристами они не выдержали. Загорелся еще один немецкий танк, кажется, это был Т-VI, и несколько бронетранспортеров. «Пантеры» начали пятиться, отстреливаясь. Пехота тоже залегла, а через минуту исчезла за валунами.

Так мы отбили их атаку. Похоронили убитых и – в путь. Тогда приказ был: вперед, вперед!

Мы шли на Бухарест.

Однажды на ночь остановились на привал рядом с дорогой. За дорогой начиналось огромное кукурузное поле. Наблюдатели вскоре обнаружили там какое-то движение. Тут же комбат приказал от каждой роты выделить по одному взводу и прочесать поле. От нашей роты, как всегда, послали мой автоматный взвод.

Взводы развернулись в цепь. Пошли. Кукуруза густая, высокая. Но вдоль рядов кое-что видно. Через полкилометра наткнулись на немцев. Завязался короткий бой. Оказалось, разбитая часть. Имели при себе только легкое стрелковое оружие. Выбирались из окружения. Много раненых.

Мы окружили их и начали забрасывать гранатами. Вскоре они прекратили сопротивление и сдались. В плен мы захватили около 300 солдат и офицеров. Эсэсовцев среди них не оказалось. Хорошо, что у нас не было во время боя потерь. Тогда бы солдат трудно было остановить от расправы. Обычно это происходило в первые минуты. За убитых товарищей мстили жестоко. Хотя массовых расправ над пленными я не помню. За это офицеры могли пойти в штрафбат, а солдаты и сержанты – в штрафную роту.

Возле Дуная наши разведчики в одном румынском селе обнаружили расположившийся на отдых немецкий маршевый батальон. Сила немалая. Свежее подразделение. Полк сразу окружил его, и весь батальон, около 400 человек, сдался в плен. Ни одного выстрела не прозвучало. Этих тут же построили в колонну и отправили под охраной в тыл. Обычно пленных тщательно обыскивали, изымали спрятанное оружие и различные предметы, которые можно использовать как оружие. Солдаты, дело обычное, тут же рассовывали по карманам зажигалки, сигареты, консервы, часы. Офицеры это дело, конечно, старались пресекать. Но за всеми не доглядишь. Так вот этим сигареты оставили. Потому что обошлось без потерь.

Наши танковые и механизированные корпуса были уже в Бухаресте, когда мы только подходили к румынской столице. На лошадях мы продвигались быстрее, чем пешими колоннами, но все же танки шли быстрее.

Перед Бухарестом получили приказ: в город не вступать, обойти объездными дорогами и выйти к Дунаю. Так мы вступили в Силестрию. Остановились напротив болгарского города Туртукай. Он виднелся на той стороне Дуная. Это было 4 сентября 1944 года.

Мы смотрели на румынские и болгарские деревни и города. Жили здесь люди неплохо, можно сказать, зажиточно. Все у них имелось. Дома хорошие, просторные. Дороги куда лучше наших. Земля плодородная, все на ней росло. Зачем они полезли к нам? А ведь полезли все: и румыны, и венгры, и чехи, и итальянцы. Болгары тоже с немцами были заодно.

Наш батальон, поротно, расположился в парке на берегу Дуная в Силестрии. Всех солдат и сержантов предупредили: ко всему, в том числе к окружающей среде, особенно к деревьям, относиться бережно. Для туалетов отвели специальные места, выкопали ямы и соорудили тростниковые стены. Солдаты посмеивались: в Европу, дескать, пришли – и поссать на свободе нельзя. А многим хотелось. После боя всегда так, когда уже не летали пули и осколки, когда нет никакой опасности и немцы ушли далеко, солдаты любили помочиться прямо на бруствере… Обычай такой был. После боя, когда противник дрогнул и отступил…

Наконец-то занялись чисткой и приведением в порядок личного оружия. На марше и во время боев чисткой оружия заниматься было некогда. Так, протирали по-быстрому, чтобы не заклинило. А тут появилось время. Солдат в такие часы всегда надо чем-то занять. Иначе не удержишь. Тут же в голову полезет разная блажь: трофеи, выпивка, женщины…

Пулеметчики заряжали диски. Когда пошли в наступление и начались бои в населенных пунктах, мы больше стали расходовать бронебойно-зажигательных патронов. Вот пулеметчики снова и заряжали бронебойно-зажигательными. Автоматчики драили свои ППШ и тоже заряжали запасные диски. Старшина роты осмотрел всех, составил список и начал замену старого, рваного обмундирования на новое. Иногда, правда, на не совсем новое, но добротное. Был у него в обозе кое-какой обменный фонд. Обоз у старшины теперь стал большим, хозяйство сразу разрослось, когда появилась возможность его свободно перемещать с места на место за наступающей ротой. Трофейные кони здорово нам помогали. На берегу Дуная солдаты устроили стирку. На кустах развесили на просушку гимнастерки, брюки, портянки. Сами помылись. Хоть и сентябрь, а вода в Дунае была еще теплая. Те, кто воевал с Днепра, вспоминали Днепр недобрым словом.

После помывки и стирки солдаты моего взвода снова стали выглядеть опрятными.

Я не купался. И вот почему. Стал за собой замечать: всегда в одно и то же время, во второй половине дня, меня начинает знобить. Петр Маркович тоже заметил, что я мучаюсь. И однажды, внимательно посмотрев на меня, сказал:

– Малярия.

Малярия выматывает силы. Тело все трясет как в лихорадке.

В полку заболело около трехсот человек. В основном солдаты, сержанты и лейтенанты из числа командиров взводов. Окопный народ.

Всех нас собрали в одно место. Организовали своеобразный лазарет под открытым небом. Мы лежали на камышовых циновках, покрытых плащ-палатками. Но лечить от малярии под открытым небом… Когда начинается приступ, мерзнешь даже в жару. Трясет. И это продолжается полтора-два часа. Потом бросает в жар. Обливаешься потом. Белье становится мокрым. Надо сразу же переодеться. Если есть сменное белье. И вот мы лежали на циновках. Нас лечили.

В «госпиталь» пришел мой связной Петр Маркович Мельниченко. Пришел навестить меня. Посмотрел, поинтересовался, как нас тут кормят, чем лечат. И сказал:

– Кормежка у вас тут, ребята, хорошая. Но лекарства… Пойду схожу к старшине. У него кое-что должно быть…

Пошел. Вернулся скоро. Довольный. Развязал свой сидор, вытаскивает бутылку водки. Не фляжку, а настоящую, стеклянную бутылку, запаянную сургучом. Налил нам, кто рядом лежал, по полстакана водки, добавил туда по половине столовой ложки соли.

– Пить, когда затрясет, – строго-настрого приказал он.

И вот, когда пришло время в очередной раз дрожать от озноба, я выпил это снадобье. Сразу почувствовал некоторое облегчение. На второй и третий день я повторил процедуру, соблюдая ту же дозу. На четвертый день ознобом меня уже не било. За прошедшие дни я сильно ослабел. А тут немного приободрился. Ребята, которые рядом лежали, и говорят врачам:

– Не те лекарства вы нам даете.

– Как не те? Хинин. Как положено.