Белый лебедь - Линда Ли

И губы у нее тоже были посиневшие. Он уже видел такое однажды, когда был маленьким и Мэтью был застигнут такой же непогодой. Вода и холод — это смертельное сочетание. К счастью, отец его быстро сориентировался. Он опустил Мэтью в горячую ванну и тем самым спас ему жизнь.

— Вам нужно срочно согреться.

Он взбежал по ступенькам, чтобы помочь ей подняться, но она обмякла в его руках. Он прижал ее к себе и попытался открыть замок.

— Проклятие!

— Со старым замком было легче, — пробормотала она, еле шевеля губами от холода.

Беспокойство его росло. Нужно как можно быстрее согреть ее.

— Куда запропастились эти чертовы Генри и Диндра, когда они вам нужны? — рявкнул он, входя в холл. Держа ее на руках, он пинком ноги захлопнул за собой дверь и швырнул ключи на столик.

— Уехали на выходные. Развлекаются, — пробормотала Софи.

— Проклятие! — повторил он.

— Сегодня вечером ругательства из вас так и сыплются. — Она потрясла головой, словно стараясь обрести ясность. — Поставьте меня на пол. Я прекрасно себя чувствую. И вовсе не нужно, чтобы вы несли меня на руках.

Он внимательно посмотрел на нее, и она не дрогнув выдержала его взгляд.

— Я действительно хорошо себя чувствую. Грейсон что-то буркнул в ответ.

— Просто я слишком долго просидела на холоде, — добавила она.

Немного поколебавшись, он поставил ее на ноги. Софи сделала пару шагов. С ее длинного платья на пол стекала вода.

— Вот видите, я никогда не чувствовала себя так хорошо.

Она направилась к лестнице, но вдруг остановилась.

— Надеюсь, вы извините меня. Мне срочно нужно переодеться.

Подойдя к лестнице, Софи покачнулась и опустилась на нижнюю ступеньку, голова ее упала на колени, и по телу пробежали судороги.

— Черт! — охнул Грейсон.

Схватив Софи на руки, он поднялся наверх и, распахнув дверь, перешагнул порог ее комнаты. Затем чуть ли не бегом он пересек спальню и пинком открыл дверь в ванную, опустил Софи на скамью с мягкой обивкой, пустил горячую воду в фарфоровую ванну и принялся сдирать с нее мокрую одежду, точно она была тряпичной куклой.

Он не думал о том, что раздевать Софи должна была бы горничная, потому что, кроме них, здесь никого не было. Он не обращал внимания на ее нежную кожу и изящные формы. Он думал только о том, что ей нужно согреться.

— Давайте же, милая, помогите мне.

Софи широко раскрыла глаза и попробовала сфокусировать взгляд на Грейсоне. И вдруг поняла, что она сидит перед ним в чем мать родила.

— Мое платье, — пискнула она.

— Сейчас не время скромничать.

И все же он не мог не удивиться противоречивости этой натуры. Еще совсем недавно Софи Уэнтуорт танцевала с вызывающим видом в «Найтингейлз гейт», а теперь ведет себя как воплощенная невинность, в то время как он сосредоточился на том, чтобы спасти ей жизнь. Так кто же она — невинная девушка или кокетка, успевшая многое испытать за последние годы? Впрочем, сейчас не время было думать об этом.

Он попробовал воду, прежде чем опустить Софи в ванну.

Веки ее дрогнули, но она не открыла глаза, когда тело ее погрузилось в горячую воду. Грейсон стянул с себя фрак, закатал рукава рубашки и принялся энергично растирать ей руки, а затем ноги.

— Оставьте меня в покое, — с трудом выдавила она из себя.

— Ни в коем случае! — ответил он, с тревогой глядя на нее.

Он растирал ее спину и следил, чтобы вода оставалась горячей, и вскоре кожа ее порозовела. Когда она застонала и попыталась высвободиться, на это раз уже довольно энергично, пробормотав: «Вы делаете мне больно», — он немного успокоился.

— Простите, дорогая, но я должен был вас согреть.

Он откинулся назад, сидя на скамеечке, и в первый раз посмотрел на нее. Волосы у нее распустились и плавали по воде, как пряди крученого золота. Он смотрел на ее тело сквозь прозрачную воду и видел нежные груди с розовыми кончиками и треугольник золотистых волос внизу живота.

Грейсон не мог оторвать от нее глаз.

— Он не верил, что я достаточно талантлива. — Грейсон вскинул голову и увидел, что она разглядывает свою руку и вода капает с ее пальцев, как слезы.

Он смутился.

— Что?

Она встретилась с ним взглядом и сморгнула. Лицо ее выражало опустошенность и невыносимую боль.

И он все понял. Бравада. Переживания из-за людской похвалы. Такое вот противоречие. Она делала вид, что ей все равно, но в действительности ей просто необходимо было признание публики.

Она опустила руку в воду с легким всплеском.

— Ничего.

Он легко поднял ее и поставил на ноги. Она пошатнулась, но, прежде чем он успел поддержать ее, обрела равновесие.

Вид у нее был усталый, но грусть ее, казалось, стекала с нее вместе с водой, сменяясь вызовом и возмущением.

— Почему вы сегодня убежали, Софи? Из-за того, что Меган сказала о вашей матери? Или из-за того, что Найлз Прескотт попросил Меган выступить вместо вас?

Она фыркнула. Похоже, она приходит в себя.

— Я не убежала. Я ушла. Вечер был унылый, и я сочла за лучшее удалиться. — Она, скривившись, посмотрела на него. — Господи, вы пили это шампанское?

— Вид у вас был такой, точно вам страшно весело. А шампанское это — одно из лучших в мире.

— Это верно! Я страшно веселилась в заведении с дурной репутацией и танцевала как легкомысленная девица. И доказала этим, что я не пристойная и не совершенная! И никогда не буду другой, Грейсон!

Ее взгляд затуманился, и она резко отвернулась. Потом, несмотря на то что Грейсон все еще стоял рядом с ней, Софи потянулась за купальным халатом.

— Позвольте, я помогу вам.

Но когда он шагнул к ней с халатом в руках, она резко обернулась.

— Вы так ничего и не поняли? Мне не нужна ваша помощь? Мне ничего от вас не нужно. Мне не нужно ничего ни от кого! Я все делаю сама, и так будет всегда!

Теперь в глазах ее сверкали слезы, и вот уже они полились по щекам, а руки беспомощно упали. Зубы опять застучали но не от холода, угрожающего жизни. Просто ей нужно было высохнуть.

Грейсон медленно протянул к ней руки и, поскольку она не противилась, накинул халат на ее мокрые плечи.

Запас сил, накопленный ею за последние годы, иссяк. Эта мысль пронзила его как молния, и он пошатнулся. Пальцы его дрожали, когда он запахивал на ней халат.

Софи стояла не шевелясь. Она стояла как каменная и вряд ли отдавала себе отчет в происходящем. А когда он повернул к себе ее лицо, он увидел в ее глазах пустоту, одиночество и такую тоску, что у него заболело сердце.

Он поднял ее на руки и отнес на кровать с четырьмя столбиками для балдахина, которой пользовался несколько коротких месяцев. И вытер ее досуха, словно она была ребенком, а потом закутал в свой толстый кашемировый халат.