Женщины-масонки - Шарль Монселе

Это событие, разорвавшее цепи, сковывавшие Филиппа Бейля, послужило сигналом к его восхождению. Женский трибунал, о котором мы до сих пор имели весьма смутное представление и руки которого уже не были связаны ненавистью одной из сестер, совершенно изменил свою тактику по отношению к Филиппу, повинуясь приказанию своего председателя. Те самые женщины, которые вели себя по отношению к нему наиболее враждебно, те, которые больше всех его хулили и больше всех ему вредили, теперь превратились в самых рьяных его защитниц и покровительниц. Победа была блестящей. Со всех сторон на Филиппа сыпались предложения и почести, к величайшему изумлению графа д'Энгранда, другого его покровителя, который иногда думал, что дело его проиграно, и средства которого окончательно исчерпались.

И, наконец, после смены кабинета Филипп Бейль был назначен в генеральный секретариат иностранных дел, а еще через некоторое время получил орден.

И тут брак его с мадемуазель д'Энгранд стал делом решнным.

Графиня, долго противившаяся этому браку и даже заявлявшая о своем намерении созвать семейный совет, вынуждена была уступить после страшнейшей угрозы мужа. У графа были земли, граничащие с землями графини, и он обещал не больше, не меньше как завоевать симпатии избирателей Энгранда и выставить свою кандидатуру в депутаты. Перед перспективой этой буржуазной славы графиня сдалась, дала согласие на брак и тотчас же уехала из Парижа.

За несколько дней до подписания брачного контракта Филипп, который переехал на квартиру, более подходящую его новому положению, обнаружил у себя вскоре после того, как он там разместился, секретер из розового дерева с золоченым орнаментом – тот самый секретер, от которого он избавился во время своих бедствий.

Кто же мог купить этот предмет меблировки? И с какой целью вернул его Филиппу?

Он поспешно открыл секретер: в верхнем ящике он обнаружил сверток, в котором было восемьдесят тысячефранковых билетов.

Пандора была реабилитирована.

XIII

ИЕРСКИЕ ОСТРОВА

Выйдя из квартиры Филиппа Бейля со следами на лице от его хлыста, Марианна вернулась домой и застала у себя Иренея де Тремеле.

Нашим читателям, быть может, интересно узнать о событиях, последовавших за дуэлью Филиппа с Иренеем; ради читателей мы вернемся назад, перешагнув через те два года, которые отделяют нынешние события от дуэли, и на минуту заглянем в Тет-де-Бюш.

Окропившего своей кровью песок дюн Иренея заботами господина Бланшара перенесли в лачугу лодочника Пеше. В течение целых трех месяцев Иреней находился между жизнью и смертью; своим выздоровлением он был всецело обязан преданности Марианны, которая немедленно переселилась к нему, несомненно желая искупить все, что он из-за нее выстрадал.

При этом возобновившемся совместном существовании между ними возникла не былая близость (она уже не могла возродиться), но мирная, взаимная благожелательность. По мере того, как Иреней возвращался к жизни, образ счастья возникал перед ним в самых скромных картинах: в прогулке медленным шагом по берегу залива, в закате солнца, в детских играх.

Быть может, теперь он увидел истинное счастье; быть может, счастье и в самом деле состоит из таких вот обычных и простых вещей. Во всяком случае, так утверждают путешественники, выздоравливающие больные и старики, другими словами, все те, которые возвращаются издалека: счастье – это море, смерть или жизнь.

Миссия Марианны закончилась, когда Иреней был уже в таком состоянии, что мог уехать отсюда. Она вернулась в Париж, мечтая только о том, чтобы любым способом отомстить Филиппу Бейлю за его чудовищное предательство. Мы видели, как медленно возводилось и цементировалось здание ее ненависти.

Вместе с тем Марианна, в которой, с другой стороны, ярким пламенем вспыхнула жалость, не оставила Иренея де Тремеле; она обещала писать ему и попросила, чтобы и он, в свою очередь, обещал ей подавать о себе вести. Это обоюдное обещание было исполнено.

Здоровье Иренея укреплялось; он несколько раз менял климат, и в разных краях, прославившихся своими небесами или же своими водами, в конце концов поправился; о полном же выздоровлении не могло быть и речи. После двухлетних странствий с лечебными целями он поехал повидаться с Марианной и нашел, что она стала еще мрачнее и беспокойнее, чем прежде. Это было то самое время, когда она тайными действиями добилась того, что Филипп Бейль очутился в тупике, из которого, казалось, выхода не было.

Во время своего пребывания в Париже Иреней изредка приходил к Марианне; приличия и скромность не позволяли ему вмешиваться в ее дела: он, быть может, и догадывался, что она страдает, но она, казалось, не намеревалась посвящать его в свои страдания. Он попытался было вернуться к парижской жизни, но не смог. А кроме того, парижский климат не благоприятствовал его здоровью, и потому Иреней решил снова уехать из Парижа.

Накануне отъезда он зашел к Марианне. Как мы уже сказали, это был тот самый день, когда она открыла Филиппу Бейлю, что виновницей всех его несчастий является она, и когда ей было нанесено самое страшное оскорбление, какое только можно нанести мужчине или женщине: удар хлыстом по лицу.

В состоянии, близком к безумию, она возвратилась домой. Иреней понял, что с ней, должно быть, случилось что-то ужасное.

Он увидел, как Марианна рухнула в кресло, не поднимая вуали.

– Марианна! – обратился он к ней через несколько минут, испуганный ее безмолвием.

Марианна молча посмотрела на него.

– Что с вами, скажите ради Бога!

– Ах, это вы, Иреней!…– прошептала она.– Вы хорошо сделали, что пришли. Вы добрый, очень добрый человек!

Последние слова она произнесла с глубоким чувством.

Иреней некоторое время смотрел на нее так, как смотрят влюбленные перед вечной разлукой.

– Я пришел проститься с вами,– вымолвил он наконец.

– Проститься?– повторила она.

– Да, Марианна, проститься. Жизнь в Париже для меня отныне невозможна; я буду искать покоя в более мягких широтах – покоя, который с каждым днем мне все труднее обрести.

– Вы уезжаете из Парижа?… Ах, какой же вы счастливец!

– Счастливец?– переспросил Иреней.

– Но кто же заслуживает счастья больше, чем вы, Иреней? Небеса несправедливы!

– Не преувеличивайте моих скромных достоинств, Марианна. Я обыкновенный человек, более того: я имею право сказать «старик», ибо врачи предрекают мне скорый конец. Будучи человеком сухим и эгоистичным, хоть вы и считаете меня великодушным и бескорыстным, я спросил себя, как мне украсить те немногие дни, которые отмерил мне Бог, и я составил программу моего последнего праздника.