Слуги паука 2. Пленники паука - Морис Делез

— Ага,— кивнул киммериец.

— Варвар он и есть варвар,— сокрушенно вздохнул жрец.

— Зато теперь она видит во сне то, зачем пришла,— ухмыльнулся Конан.

— Да ты, оказывается, философ? — Мэгил восхищенно посмотрел на приятеля, который предпочел пропустить его замечание мимо ушей.

— Когда настанет время, ничто не помешает нам передать ее Тушке.

— И циник,— сокрушенно вздохнул жрец.— Так воспользоваться беспомощным состоянием бедной девушки!

Желваки заходили по скулам киммерийца, но он сдержался.

— Ну, мне пора, скоро должна прийти Мелия.

— Ты так уверен в этом?

Мэгил оставил шутливый тон, и лишь поэтому Конан решил ответить на его вопрос.

— Если она прочитает записку,— просто сказал он.

— Она прочитала ее, — так же коротко отозвался жрец.

— Откуда знаешь? — Конан удивленно посмотрел на Мэгила.

— Видел,— бросил тот.

— Значит, придет,— убежденно кивнул северянин.

— Интересно, что ты такого написал, что она непременно должна прийти?

Конан пожал плечами:

— Написал, что жду ее.

— И все? — Мэгил удивленно воззрился на киммерийца.

— А чего еще? — не понял тот.

— М-да,— жрец покачал головой,— от такого приглашения действительно невозможно отказаться

Солнце клонилось к закату, и хотя Конан не видел самого светила, но света становилось все меньше, день угасал, значит, близилась ночь, а вместе с ней и неведомая беда, уготованная им чужой злой волей.

Мелии не было.

Теперь, когда день подошел к концу, а Мелия все не приходила, он понял, что Мэгил прав его послание вряд ли способно заставить кого-либо, потеряв голову, броситься сюда, особенно принимая во внимание непростые их отношения. И все-таки он верил, что Мелия придет, не может не прийти. Он чувствовал, что их связывает нечто большее, чем одна ночь, проведенная вместе.

Каким-то неведомым ему образом судьбы их переплелись, и хотя каждый из двоих был по-прежнему вправе поступать так, как считает нужным, но обязан был при этом учитывать и желания другого. Это значит, что если просьба услышана, то должна быть удовлетворена. И было еще ощущение: многое отныне определялось кем-то другим, но кем, Конан не знал. Он лишь чувствовал постоянное присутствие рядом чужой воли.

Он не знал ее целей, но у него возникло ощущение, что отныне все, что должно произойти с ним, с Мелией, всеми, кто находится рядом, предопределено и, как бы он ни пытался, ничего изменить нельзя. Он может лишь отдать все силы, чтобы это неведомое, но предопределенное свершилось, независимо от того, каким будет финал, что он принесет — радость или горе. Это чувство очень не нравилось киммерийцу, но отделаться от него он не мог.

В дверь тихонько постучали. Конан вздрогнул, и странное ощущение пропало. Было уже совсем темно, и он не увидел лица вошедшей, но знал и так, что это Мелия.

Она замерла в двух шагах от киммерийца. Они долго стояли напротив окна, и на лица их падал лишь рассеянный свет звезд. Ее губы шевелились в беззвучном шепоте, но он и без слов понимал сказанное.

— Я так тоскую по тебе, я так люблю…

Ее руки протянулись к нему, но не касались тела, а словно ласкали его на расстоянии, даря свою нежность каждой его частице. Ее глаза глядели в его глаза и не могли наглядеться, говоря больше слов, маня, зовя, соблазняя…

Конан шагнул к ней. Он сгорал от желания схватить ее, смять в объятиях, впиться горящими губами в ее пылающие уста, но когда ощутил прикосновение ее рук, почувствовал их нежность, возбуждавшую едва ли не сильнее самых сильных объятий, то понял, что не может этого сделать. Лишь когда эта сладостная пытка стала сильнее его воли, он привлек ее к себе.

Мелия почувствовала прикосновение его рук и замерла в ожидании того неизбежного и желанного, чего жаждала каждая клеточка ее тела и что он стремилась отдалить, ибо знала: все, даже самое прекрасное, неизбежно кончается… Их губы соприкоснулись, и мир взорвался и перестал существовать. Ей казалось, что она горит в огне, который вместо боли дарит восторг и наслаждение, ибо то было не всепожирающий всемогущий огонь любви. Она уже не чувствовала горячих объятий Конана, а ощущала каждой клеточкой его, словно став с ним единым целым, и эти новые частички ее плоти ласкали её собственные огненным прикосновением.

Ей уже не хватало воздуха, она судорожно вздыхала, и грудь ее высоко вздымалась. Еи хотелось увидеть лицо любимого, и тогда она томно открывала глаза, но не видела его, словно магией любви они перенеслись туда, где не существует ничего, кроме двух слившихся в любовном порыве тел, в мир, созданный специально для них…

Кем? Ей было все равно…

Зато она слышала его дыхание, и каждый выдох пробегал по ней волной обжигающей страсти, прокатывавшейся по готовому раствориться телу приступом острого наслаждения, лаская его восторгом слияния, не позволяя угаснуть огню желания. Ей казалось, что она раскачивается на качелях, которые то вздымаются вверх, к вершинам

Блаженства, то падают вниз, к тянувшемуся вечно краткому мигу сладкого ожидания, и вновь вверх, к желанной боли, которую хотелось продлить навечно, и тут же вниз, в негу отдыха, без которого не выдержать следующего взлета…

— Полночь, мой повелитель.

— Можешь идти.

Слуга, согнувшись в глубоком поклоне, пятясь удалился, и, дождавшись, когда дверь за ним закроется Рамсис обернулся к Харагу. Тот кивнул и дважды хлопнул в ладоши.

Вошли двое жрецов в серых балахонах и онах и внесли нечто накрытое куском черной материи. Один из них сделал неуклюжий шаг, неловко споткнулся о выступающий край плиты и едва не упал. Рука Харага взметнулась в предостерегающем жесте.

— Осторожней, пожива для Нергала, если не хотите угодить в Яму Ожидания! Ставьте сюда.

Двое поставили принесенную вещь на стол и, приниженно согнувшись, пятясь, как и жрец, покинули зал. Рамсис протянул руку, но Хараг поспешно остановил его:

— Не нужно!

Стигиец удивленно оглянулся:

— Что-нибудь опасное?

Глаза его подозрительно сверкнули.

— Нет. Это всего лишь Зрачок Затха, в котором мы сможем увидеть то, что нам нужно,— гордо объяснил Глава Малого Круга.— Но заклинания уже произнесены, и, как только Око увидит свет, оно начнет действовать. Тогда нельзя будет отрывать от него взгляда. Иначе волшебство умрет.

— Это не очень-то удобно, — заметил Рамсис.

— Да,— согласился Хараг,— но тут уж ничего не поделаешь.

— Значит,— стигиец улыбнулся своей змеиной улыбкой,— одному из нас придется неотрывно смотреть в Око, поддерживая магию Затха. А теперь прошу тебя не мешать мне какое-то время — я должен задать Сету вопрос и получить на него ответ.