Великая ложь XX века - Юрген Граф

Однако и это не является решающим аргументом, чтобы сохранять ложь в интересах израильского руководства В день, когда рассеется обман, в Израиле, а также в Германии и Австрии пробьет роковой час. Евреи, а вместе с ними немцы и австрийцы, спросят своих руководителей, зачем вы нам лгали изо дня в день? Никогда нельзя будет восполнить утрату доверия, которая затронет всю израильскую и еврейскую элиту: политиков, журналистов, писателей, учителей, историков и раввинов. Станет ли после этого израильская армия сражаться столь же самоотверженно, как в предшествующих войнах? Так что конец легенды для израильского государства может оказаться гораздо опаснее арабских танков и ракет. Израильское руководство в данной ситуации страшно-фатальными узами повязано с германским. Обе правящие элиты погрязли во лжи, выхода из которой нет. Они всеми силами отчаянно пытаются предотвратить разоблачение лжи или отсрочить его хотя бы на 20,15,10 лет! Однако после появления экспертизы Лейхтера в апреле 1988 года оба клана лжи – еврейский и немецкий – приблизились к опасной черте и молох холокоста, возможно, рухнет уже в этом или следующем десятилетии точно также, как рухнула в ноябре 1989 года берлинская стена, которая тоже была задумана на века.

Когда видишь, сколь потрясающе абсурден миф о холокосте с его бесконечными несуразностями, то спрашиваешь себя в недоумении: как могли верить люди всего мира, что все это будет несокрушимо вовеки? Удивительно уже то, что их дурачили целых полвека, и кто знает, не появись Рассинье, чьи книги несмотря на их несовершенство, дали толчок дальнейшим исследованиям, учить бы школьникам будущих столетий страшные легенды о миллионах погибших от газа в качестве твердо установленного исторического факта, как учат они походы Наполеона или дату высадки человека на Луне.

Конец мифа о холокосте обернется страшной катастрофой для международного сионистского движения, которое имеет огромное политическое влияние, особенно в США.

Пол Финдли, который 22 года представлял штат Иллинойс в американском конгрессе, рассказывает в своей книге « Отвага говорить» (есть немецкий перевод под заглавием «Израильское лобби»), как сионистское лобби: Американский комитет по общественным связям с Израилем, Антидиффамационная лига, Американский еврейский комитет и другие группы расправляются с любым неугодным им политиком, проводят расовую дискриминацию американских граждан арабского происхождения и проталкивают любой заказ Израиля на поставки оружия и технологии, хотя израильская политика резко противоречит американским интересам. Подобным образом торпедируется разумный ближневосточный курс, предусматривающий, наряду с гарантиями Израилю, вывод израильских войск из оккупированных в 1967 году территорий и создание палестинского государства. Больше всего от этой политики страдают палестинцы, которые ютятся в переполненных лагерях в плохих условиях и подвергаются всяческим унижениям – даже за ненасильственное сопротивление они рискуют несколькими годами тюрьмы и высылкой. Палестинцы – главная жертва выдуманных сионистами газовых камер, так как холокост – самый большой козырь у лоббистов!

Когда в 1979 году предстояло обсуждение предложения Картера о продаже Израилю современных самолетов Ф-15, конгрессменам раздали роман «Холокост», а пресса и телевидение неделями мусолили эту тему. К книге было приложено письмо Комитета по связей с Израилем: «Это холодно-объективное повествование об уничтожении 6 млн. евреев /.../ вновь воочию демонстрирует опасения израильтян» [346]

И трюк достиг цели. В результате, даже умеренные арабы вынуждены отворачиваться от США. Придет, несомненно, время следующего нефтяного бойкота, появится еще один Саддам Хусейн и появится, безусловно, с атомной бомбой. Расплачиваться за все придется и европейцам, если не исчезнет ложь о холокосте, а с нею и власть лоббистов.

Сказанное о ФРГ относится в определенной мере и к Австрии и причины, по которым правящий слой в Австрии защищает ложь, те же, что и в Германии, поэтому отдельно останавливаться на Австрии не стоит. Репрессии против ревизионистов в Австрии несравнимо сильнее, чем в ФРГ. К 18 месяцам был приговорен Герд Гонсик в 1992 году, так как он оспаривал существование газовых камер.

Ну а почему германская элита: политики, историки, писатели, журналисты, священники, учителя и юристы столь отчаянно цепляется за газовые камеры? Разве не пристало немцам радоваться избавлению от «исторической вины»?

Почему результаты экспертизы Лейхтера не набраны крупными буквами на первых страницах немецких газет? Отчего руководящая и формирующая общественное мнение каста с мазохистской одержимостью противится оправданию Германии от обвинения в геноциде?

Выше было уже показано, почему Бонн вынужден брать на себя ответственность за холокост. ФРГ хотела бы выглядеть образцовым союзником США, одновременно демонстрируя своей молодежи пагубность национализма, хотя немецкие консерваторы вполне удовлетворились бы умеренной пропагандой в отношении холокоста и газовых камер. Пары упоминаний в месяц об Освенциме им хватило бы, но эта тема – монополия левых политиков и интеллектуалов, дабы загасить всякую искру патриотизма и национального самосознания, и потому трижды в день они талдычат народу об Освенциме. Консерваторы ничего не смогли предпринять против этой промывки мозгов, ибо иначе бы их сразу же обвинили в «неонацизме», и им приходится ограничиваться регулярными предупреждениями – за преступлениями нацистов не забывать преступлений коммунистов.

Отступать консерваторам некуда. Они сильно замешаны в обмане и сидят с левыми в одной лодке. Когда правда истории победит, немецкий народ начнет задавать вопросы. Ежедневно в ушах политиков, начиная с ХДС и кончая «зелеными», будет греметь:

Почему еврейским организациям и Израилю вы выплатили из кармана налогоплательщиков 60 или 70 млрд. марок в качестве откупного за выдуманные газовые камеры? Ладно, забудем о материальных затратах. Но мы не можем простить, что за истекшие десятелетия вы не предприняли даже малейшей попытки, чтобы оправдать нас, а унижали нас и себя при покаянных паломничествах в Освенцим и Израиль и ритуалах самобичевания и плача. Отчего вы раньше не послали в Майданек и Освенцим какого-нибудь Лейхтера?

У судей и прокуроров спросят. Почему вы проводили в правовом государстве показательные процессы по сталинскому образцу? Не уйдут от вопросов учителя и священники. И вряд ли поможет отчаянный вопль: «Мы же об этом не знали!»

А журналисты? Разве после 1949 года можно было в Германии хоть один день " раскрыть газету или включить телевизор, чтобы не узнать об убийстве евреев? Что станет с немецкими репортерами и борзописцами, когда холокост околеет? Вот почему тележурналисты и просто журналисты от «Штерна» до «Бильд-цайтунг» и, разумеется, «Цайта» за газовые камеры будут биться до последнего, как львица за своего львенка.

А историки, щедро вознаграждаемые за то, что списывают друг у друга чепуху и фальсифицируют историю, превращая в преступников собственный народ? Кто захочет учиться истории у проф. Моммзена, слушать проф. Еккеля о характере немецкой вины, просить экспертизу у проф. Шефлера, прочесть даже строчку у проф. Бенца? Все их книги попадут туда, где им положено быть!

И нет ничего удивительного, что Бенц охотно цепляется за глупости Прессака и восхваляет их как «опровержение» экспертизы Лейхтера [347].

А писатели? Кто будет испытывать хоть каплю уважения к Понтеру Грассу, заявившему 13 февраля 1990 года [348]:

"Представив мой доклад с мрачным названием «Письмо в Освенцим» и подведя литературный итог, я в заключении хочу сравнить крах цивилизации в Освенциме и немецкое стремление к единству. Освенцим вопиет против всякого, кто в за твердую немецкую валюту хочет достичь единства в результате настроения, создаваемой этим настроением тенденции, торговой мощи немецкой экономики, Освенцим вопиет против даже бесспорного права народов на самоопределение, против всего, ибо мощная единая Германия, наряду с другими причинами, была одной из предпосылок свершившегося ужаса.

Ни Пруссия, ни Бавария, ни даже Австрия сами по себе не создали и осуществили бы принципы и методы организованного геноцида; это смогла сделать единая Германия. И у нас есть все основания опасаться единства, способного к действию. Ничего, никакое идиллически живописуемое национальное чувство и никакие уверения в доброй воле не могут умалить или легкомысленно зачеркнуть опыт, который мы обрели в единой Германии как преступники и жертвы. Нам не пройти мимо Освенцима. Как бы нам не хотелось, мы не должны на это идти, так как Освенцим – это наше дело, это – несмываемое клеймо на нашей истории, хотя я мог бы назвать достижением данную им возможность самопознания. Ныне мы наконец-то знаем себя".